Надя растерялась. Испугалась. Отступила. Сомнение мелькнуло в ее дерзких глазах. Что задумал колдун, она не понимала. Вернее, боялась понять.

– А ты любишь себя! – Надежда погрозила ему пальцем. – Себя в колдовстве любишь.

– Но тебя люблю еще больше! – Он обнял ее и не желал отпускать. Вот так бы вечно не разжимать рук. А вокруг пусть волнуется изменчивое Беловодье.

Роман приказал светлым водам: «Создай круг прошлого!», чем несказанно Надю удивил.

– Ты повелеваешь? Здесь? А как же… – Она не договорила.

Ясно, что хотела спросить про Гамаюнова, отчего это Иван Кириллович утратил прежнюю власть, но не спросила. Стиснула губы, замыкая все недосказанное. Сплела тонкие пальцы в замок.

– Я бросил в здешнее озеро свое кольцо, – охотно объяснил колдун. – Так что, видишь, мы в контакте.

– То кольцо, что прежде подарил мне? А потом снял с пальца, пока я была без сознания? Как это на тебя похоже!

О да, женщины всегда помнят, что им подарили или обещали подарить. Но он не мог ей сказать, что снял кольцо с нее, убитой…

– Ты ревнуешь к Беловодью?

– Ладно, давай посмотрим, на что ты способен. – Что ни говори, а ей нравилась его дерзость.

Поначалу ничего не происходило, потом вода в озере немного потемнела, сделалась ярко-синей, заволновалась, на поверхности проступило светлое кольцо. Прошло еще несколько минут… Вода внутри кольца замутилась, воздух над ней стал мерцать и мешаться, будто от воды шел пара. Хотя никакого жара не было.

Роман подвел утопленницу к краю дорожки.

– Шагай внутрь, – приказал Роман Глаше.

– Это еще зачем? – засомневалась утопленница. – Опять обожжет, как в прошлый раз. Нет уж! Сам туда лезь. А я влазить не желаю!

– Ты снова живой хочешь стать?

– Ага. Зачем же еще я за тобой все эти дни таскалась?

– Ну, так это твой шанс. Шагай. Только рубаху сними. А то вдруг к телу прирастет.

– А вдруг я насовсем сгину? – Она трусила. Мертвая, а боялась. – Может, как-нибудь иначе…

– Прекрати! Сколько времени ты уже неживая?

– Да уж почти два года уже. Даже больше. Я в озеро не полезу – оно жжется.

– Точно дату помнишь?

– Помню. Семнадцатого июня тысяча девятьсот девяносто шестого года.

– Ты в реку бросилась в тот день, когда я Пустосвятово приезжал купаться и запас воды делать. Давай, иди, не растаешь. – Колдун подтолкнул ее в спину.

– Я не полезу! – Глаша упиралась изо всех сил. – ты со мной посчитаться хочешь за то, что я тебя бросила.

– Надежду видишь? – спросил Роман. – Видишь, какая она?

– Так она не топилась… – запальчиво выкрикнула Глаша.

– Она живая! – Колдун изо всей силы стиснул Глашин локоть. Скользкое мясо, лишенное кожи.

– Поклянись, что и я оживу.

– Клянусь водою.

Глаша еще миг колебалась. Потом скинула рубаху и скакнула прямо в центр круга. А дальше… Над кругом на поверхности озера образовался яйцевидный купол. Потом купол вырос, в середине появилась перетяжка, и купол превратился в водяные часы. Упала первая капля, и время побежало назад с резвостью лесного ручейка. Купола клепсидры пульсировали и менялись на глазах, и внутри тоже все менялось – мелькали какие-то осколки, бесформенные и разноцветные. Обрезки, обрывки, вкрапления наслаивались друг на друга, пропадали, возникали вновь. И Глаша внутри этого сумасшедшего калейдоскопа тоже менялась, расплывалась, распадалась на части. В светлом небе вдруг проступила чернота, сверкнули звезды. Оглянуться не успел колдун, как промелькнули сутки. Потом неделя. Потом месяц. Сменялись события – отступала осень, потом лето сменялось весною, и вдруг завьюжила зима… И новый круг…

Наконец наступила нужная минута. Упала последняя капля водяных часов. Глаша вновь возникала, – живая, круглолицая, веснушчатая, с растрепанными, выкрашенными в какой-то жгуче-рыжий цвет волосами, пухленькая, коротконогая, загорелая, с заметным животиком. Не красавица, конечно, но молодая баба, полная сил…

– Роман, миленький, – всхлипнула Глаша и потянула к нему руки.

– Стоять! – приказал колдун. – Сейчас главное начнется.

Теперь надлежало из времени, ставшего водой, вновь создать упорядоченную структуру. Кристалл будущего станет расти сразу в нескольких точках, как к нашей персоне сразу из множества нор подбирается многоголовая Судьба, чтобы толкнуть нас, завихрить или направить, а на самом деле обмануть, как всегда. И надо соединить Глашину жизнь с настоящим так, чтобы ничего она, ожившая, в нем не сместила и не нарушила. С Надей было проще. Ее существование легко вписалось в настоящее без искажений.

Клепсидра перевернулась, вновь застучали капли. Мигнули звезды, пропали и появились вновь. Зеленый луч, потерянный полвека назад над Ла-Маншем, сверкнул в небе Беловодья и пропал.

Глаша пританцовывала от нетерпения, пока Роман создавал ее прошлое, сращивая с настоящим. Тонкие прозрачные иглы одна за другой протыкали изменчивый купол, и он переставал дрожать и меняться. И Глаша перестала двигаться и замерла. Еще игла, и еще, и вот Глаша вся пронизана прозрачными острыми льдинками времени. Еще моргает, еще смотрит, умоляя, но скоро взгляд погаснет и остекленеет. Постепенно иглы заполнили все пространство купола. И – крак… Он распался. Еще миг, и Глаша ушла бы под воду, но Роман успел схватить ее за руку. Схватил, рванул, поставил рядом с собой. Она пошатнулась, отступила, провела ладонями по телу, стирая капли.

– Я столько времени у тебя в доме жила? – спросила Глаша, потирая лоб, будто проверяла, подлинные он ей воспоминания вживил, или мнимые. – Ничего не помню. Да, знаю, так было, но не помню. Обо всем ты рассказал, а мою память серым туманом накрыло. Я в тумане плескалась, как в воде. Или, вернее, в густом жирном супе. О своей судьбе в газете прочитала. На последней странице. Там, где хохмочки всякие печатают. – Глаша затрясла головой, русые волосы плеснули по плечам.

– Ты со мной из Пустосвятово уехала, у меня в доме в свободной комнате проживала, – вкрадчиво на ухо ей шептал колдун, но при этом искоса поглядывал на Надю. Та смотрела на «новую» Глашу очень даже внимательно. – С помощью волшебного зелья я из тебя королеву красоты сделал. Долгохонько пришлось повозиться. А потом я тебя заколдовал в русалку, мне вместе к водяному наведались, ты кости мне помогала метать. После чего ты за мной увязалась в путь-дорогу. Так ведь?

– Так вроде… – Глаша хихикнула. – Так я что ж теперь – королева красоты?

– А ты глянь! – Он подвел ее к краю дорожки.

Она глянула в водное зеркало, ахнула и обмерла.

– Неужели это я? – И тут же радостно взвизгнула. – Я-а-а!

Нагая, завертелась она перед Романом, но в этом ее верченье не было ничего чувственного. Роман – ее создатель, ее Пигмалион. Новая Галатея любила его больше всех мужчин, с которыми когда-то трахалась.

Да, вышла она после колдовских процедур куда краше прежней. Что говорить – была девчонка ничем не замечательная, весьма упитанная, курносая. А теперь – талия осиная, грудь упругая, шея лебединая, и все остальное… А ноги-то, ноги! На двадцать сантиметров длиннее прежних. А лицо! Носик точеный, глазища огромные, веснушки, правда, есть, но они как будто специально по коже рассыпаны. Волосы – золотой волной до середины спины ниспадают. А главное, движется она теперь так томительно-медленно, плечиками поводит и бедрами, что все мужчины без исключения должны штабелями укладываться под крошечные розовые ее ступни.

– Я мужику своему поганому покажусь. Чтоб у него слюнки-то до живота текли. Пусть видит, подлец, что потерял!

Вот она, наисладчайшая женская мечта. Неужто ради этого все муки были и все усилия? Впрочем, занятно будет посмотреть на физиономию бывшего Глашкиного мужа, когда он с этой красавицей на улице столкнется.

– Роман, миленький, я за тебя в огонь и в воду!

– В огонь не надо, – остановил ее порыв господин Вернон. – И в воду тоже. Просто живи.