– Добрый вечер, Григорий Иванович. Добрый вечер Татьяна Васильевна. – Гость поставил на стол литровую бутылку водки. У хозяйки ручку поцеловал. – Я только что узнал обо всем. Потрясен. Как она?

– Спит. Ничего вроде. Но не соображает, что и как. Ее какой-то дрянью пичкали. Ополоумела девка. Э-эх… – сообщил дядя Гриша.

– Могу на нее посмотреть?

– В щелку только. А то побеспокоите. – Будущий тесть уважительно обращался к жениху «на вы».

– Одним глазком, – согласился Вадим Федорович. – Как только подумаю… – Он не договорил – стиснул зубы. – Машенька в своей комнате?

– Ну конечно. Спит.

Вадим Федорович вышел, Татьяна побежала за ним.

– Серьезный мужик, – прокомментировал дядя Гриша. – Но хулиганистый – страсть. Не представляешь даже, что может учудить. Ночами на мотоцикле с шантрапой всякой гоняет. Затянется в кожу, на коня железного вскочит – и погнал. Он с Машенькой-то как познакомился? Подъехал, шлем не снял, предложил до дому довести. Она и уселась – я ж ее тоже часто на мотоцикле возил. Домчал, значит, снимает шлем, смеется. А она возьми его и поцелуй. Сам видел. У ворот и поцеловала. Ну и все. Завертело их обоих.

Вадим Федорович вернулся. Лицо его было мрачно.

– Едва узнал. – Он налил себе стакан до краев, выпил стоя.

– Васька, мой крестник, советует ее в больницу положить. А вот он, колдун темногорский, – дядя Гриша кивнул на Романа, – предлагает память ей смыть, чтоб у нее про эти дни ничего в голове не осталось.

Вадим Федорович внимательно посмотрел на господина Вернона. Роману стало не по себе от этого взгляда. И еще – он почувствовал вроде как вину перед гостем. За что – неведомо.

– Что значит – смыть? – Вопрос задал, будто гарпун бросил.

Роман с удивлением отметил, что не может ничего сказать в ответ. Ну, не может, и все. Вопрос вроде бы простой, но из головы все ответы как водой смыло. Вернее, самогоном. Никогда прежде с Романом подобного не бывало. Ну, спасибо, дядя Гриша, удружил. Перед надменным, уверенным в себе Вадимом Федоровичем почему-то особенно не хотелось выглядеть деревенским неотесанным дурачком, который двух слов связать не может.

Роман выпрямился, откинулся на стуле и зачем-то растянул губы в дурацкой ухмылке:

– Да так вот просто, память стереть, чтоб ничего не осталось.

– Роман Васильевич – большой хулиган. Это он Машеньку нашел, – пояснил дядя Гриша. – Ему от меня за то поклон до земли, на всю жизнь благодарность.

– Лучше смыть, – решил за всех Вадим Федорович, садясь за стол. – О таком помнить никому не надо.

Татьяна суетилась вокруг него, выставляя закуски. Дядя Гриша глянул на нее мрачно. Не нравилось ему, что жена вольно или невольно заискивает перед женихом из боязни, что тот Машеньку теперь бросит. Сам дядя Гриша кланяться никому не желал, не имел такой привычки.

Хозяин налил гостю полный стакан, себе тоже набулькал. Роману больше не предлагал, наученный горьким опытом. Колдун тем временем пытался справиться с противной пустотой в голове. Э-эх, слова-словечки, и куда ж вы все подевались?

– А вы чем занимаетесь? – спросил Роман, не придумав ничего лучшего. – Торговлей, верно? – Он не знал, почему спросил про торговлю. На торговца гость похож не был. Но дух богатства и власти ощущался.

– У Вадима Федоровича магазины в Суетеловске. Даже в Питере фирменный магаз есть, – отвечал вместо жениха дядя Гриша.

– Почему же вы в Питере не живете?

– Я здесь отшельничествую. – Вадим Федорович улыбнулся. Властительно. Так простые люди не улыбаются. Только повелители, если подданные их от тяжких дум отвлекут и развеселят. Если Вадим Федорович вот так при первой встрече с Машей улыбнулся, сидя на своем «Харлей-дэвидсоне», то в один миг девчонку свел с ума.

Властитель? Да… Он будто стенкой от всех был отгорожен.

– Мне Маша помогает. Мы с нею оба отшельники. Я – добровольно от мира отстранился, она – из любви ко мне. Можете меня Отшельником называть, это близко к истине.

Властитель и отшельник – это одно и то же на самом деле. Только прячутся они от мира в разных местах.

– Вадик… – раздался тоненький голосок.

Все оборотились.

Машенька стояла на пороге в одной ночной рубашке. Волосы распущены по плечам, в глазах – ужас, губы прыгают.

– Вадик! – выкрикнула она громче и вдруг заколотила кулачком по дверному косяку и стала оседать на пол. Тело ее свела судорога, спина выгнулась, голова запрокинулась…

Танюша ахнула и бросилась к дочери.

Роман вскочил. Глянул на стоящее подле ведро. Воды в нем было до половины. Схватил, поднял, плеснул. Машенька в материнских руках обмякла.

У Романа было такое чувство, что он в тот момент не колдовал, а хулиганил.

Последнее, что он услышал в своем сне наяву, это голос Вадима Федоровича.

– Спасибо, – выдохнул тот.

Жених благодарил он искренне, от души.

Видение кончилось. Но хотелось немедленно продолжить. Увидеть все заново, пережить… Жизнь без жизни. Он пил, не утоляя жажды, ел, не насыщаясь. Пребывал в прошлом, не в силах ощутить себя в настоящем.

Колдун вышел в ванную, ополоснул лицо под краном. Ему казалось, что он смывает видения недавнего сна. Образы постепенно бледнеют, отдаляются. Нельзя прошлое держать вот так, близ сердца постоянно. Оно смутит разум, а сердце сожжет.

Нить ожерелья тревожно пульсировала. Сколько может это все длиться? Он еще не добрался до Беловодья. Да и был ли он там вообще? Что-то подсказывало – был. А если был, то… Нет, не смей, никаких догадок. Вспоминай – и только! – одернул сам себя.

Роман вернулся в спальню, упал на кровать, раскинул руки, вдохнул и медленно выдохнул, успокаивая водную нить. Потом смочил веки водой из бутылки. Лишние капли медленно стекли с век, будто слезы. Но Роман не плакал. Слезы колдуну не приносят облегчения.

ВИДЕНИЯ

начались сразу.

Просыпаться в волшебном сне было тошнехонько. В прямом смысле этого слова – из желудка противной волной накатывало. Роман немного полежал с закрытыми глазами, борясь с тошнотой и нащупывая внутри себя прежнюю лихую, просящуюся наружу силу. Сила была, но она как будто исказилась.

Вот те на! Этот дом казался таким хорошим, дружелюбным. И вдруг – магическое искажение. После колдовского сеанса такое бывает – неизрасходованная сила все вокруг изменяет. Только Роман вчера в доме несильно колдовал, скорее, – баловался.

Сейчас было позднее утро, солнце заливало спальню. Колдун лежал в неудобной позе, ноги затекли. Во рту пересохло, на зубах – мерзкий металлический вкус. Ожерелье пульсировало. В ушах звенело, а всю кожу жгло, будто Романа опалили на огне, как куренка. Опалили, но несильно. Ох, да что ж такое? Колдун посмотрел на кольцо с зеленым камнем. Оно было по-прежнему на мизинце. Неужели все из-за того, что накануне водный колдун так неосторожно глотнул самогону? Вот же угораздило… Столько лет ни капли в рот не брал, а тут сподобился.

Роман сообразил наконец, что лежит на диване в небольшой комнате. Вставать не хотелось, все тело пропитывала дремотная усталость. Однако пересилил себя и встал. Он был в одной футболке и трусах. Ощупал постель – белье истончившееся, много раз стираное, но чистое.

Босиком дошел до двери и распахнул. Танюша хлопотала на кухне.

– Одиннадцать уже. Ваши собираются. Вы как после вчерашнего? Выпили много?

– Да, выпил…

Что ж это он тут дрыхнет? Надю нужно везти. Скорее!

– Вам аспирину надо, – сообщила Танюша. – Вадим Федорович всегда аспирин принимает, если сильно с дядей Гришей выпьет. Я сейчас вам дам. Или, может, рассольчику?

– Рассольчику. – Роман не узнал собственного голоса – звук был низкий, хриплый.

На лечение рассолом колдун не надеялся. Скорее всего, он что-то напортачил с колдовской силой. Перерасходовал, вот отдача и пошла. Да и то – день вчера был такой…

– Машенька спит, – сообщила Татьяна. – Хорошо вроде ей. Улыбается все время. Просыпалась утром, я ее молоком напоила. Она сказала: «Мама, я устала очень…» – и опять спать.