Впрочем, Дрюпин так не считал. Пока мы сползали по лестнице, он рассуждал об общей несправедливости бытия и о частной несправедливости – по отношению к нему лично. Он, как человек, представляющий несомненную пользу для развития человечества, должен быть спасен и применен для великих целей, а он тут сидит и выпаривает из подшипников технический вазелин, от которого нет никакой пользы.

– Ну, почему? – вопрошал он. – Почему оно так? Я ведь полезен, у меня идеи…

– А может, ты не полезен, – остановила я это словоотделение.

– То есть как? – Дрюпин остановился.

– То есть так. Может, ты уже отработанный материал?

– Как это? – Дрюпин изменился в лице.

– Так. Вот представь – ты был нужен на определенный срок, и тебе в голову вмонтировали часовой механизм. Бомбу замедленного действия…

– Нет у меня никакого механизма! – воскликнул Дрюпин. – Я проверял! Проверял!

– То, что ты себе башку сканером просветил, еще ничего не значит, – отмахнулась я. – Сейчас тоньше работают, на генетическом уровне. Ты что, думаешь, тебе пластит с часовым механизмом вмонтировали? Ага, сейчас. У тебя наверняка отключен механизм возобновления клеток.

Дрюпин выпучил глаза.

– Да, – скорбно сказала я. – Живешь-живешь, лазерную бетономешалку изобретаешь, и вдруг раз – начинается неконтролируемое старение. Просыпаешься, смотришь в зеркало…

– Как у тебя? – ехидно осведомился Дрюпин.

– Что как у меня?

– Волосы выпадают, ногти расслаиваются. А потом раз – и сердце останавливается. Так?

Я не стала с ним разговаривать на эту тему, тоже мне, умник. Дрюпин понял, что меня зацепил, стал развивать тему, не думала, что он такой ехидный.

Дурное влияние, Волк его кусал-кусал, вот он и натренировался.

– Волосы выпадают – это ведь только первый признак, – разглагольствовал Дрюпин. – Потом ногти выпадут. Потом зубы. А после зубов уже и слепнуть начнешь. Ноги откажут, недержание, опять же…

Мы все становимся похожи друг на друга, разговариваем одинаково, двигаемся, лысеем вот. То есть это я лысею, теряю зубы и, кажется, уже и ногти, во всяком случае, на левой руке ногти у меня начали белеть и действительно расслаиваться. А утром мне опять хотелось плакать.

Дрюпин понял, что перегнул, и попытался меня утешить.

– Ничего, Сиренька, – сказал он. – Не расстраивайся, выберемся отсюда, выберемся. Знаешь, мы пока еще на старой базе были, я кое-что подготовил, времени даром не терял. Так, на всякий случай. Конечно, я никому этого не показывал, потому что это очень серьезные вещи. Например, подшипники с нулевым сопротивлением и практически вечные! Способ передачи энергии на расстояние… Короче, очень полезные изобретения. Если мы вырвемся отсюда, мы можем уйти на запад. Для начала организуем фирму и начнем все это потихоньку внедрять. Мне будут нужны верные люди, и сильные, ты же понимаешь? Для того, чтобы развивать все это, для того, чтобы расти…

– В Ван Холлы метишь? – усмехнулась я.

– Да ну, нет, конечно. Я хочу по-хорошему, то есть по-честному, по-правильному.

– Ага.

– Конечно. Конечно, Сирень. Я тут такую вещь придумал, она мир изменит, вот увидишь. Ван Холл жалкий сопляк, изобрел какую-то муру и разбогател на полмира. А у нас будет все по-другому, вот увидишь. У нас будет совсем все по-другому, я буду справедливым. Мы вообще установим все по справедливости, всем по способностям. Знаешь, я все уже придумал, я построю пирамиду!

Я вздохнула. Живот болел, так что смеяться я не могла. Еще один строитель пирамид. Фараон Дрюпин Первый. Или лучше сказать Великий. Хочет быть императором и всем володети. Знакомая песня.

– Пирамида – самая устойчивая форма, ее нельзя опрокинуть. Это будет как бы корпорация и одновременно государство…

– Дрюпин, а ты по случаю Ван Холлу не сыночек? У вас с ним идеи одинаковые, он, кажется, ведь тоже изобретатель. По-моему, первым его изобретением была лазерная кофеварка, а потом он уже до танков докатился.

– Первым внедренным изобретением Ван Холла был навигатор, – сообщил Дрюпин. – Но не простой, а тот, что мог работать без спутника. Отличная вещь, она сейчас во всю технику встраивается. Но я не изобретал навигатор, я изобрел нечто иное. Мое изобретение сделает людей счастливыми. Потом я расскажу тебе, в чем смысл. Это ведь не просто изобретение, это целый новый мир. Может быть, все эти испытания созданы для того, чтобы я остался жив и придумал, как спасти мир, как открыть ему новые пути…

Дрюпин рассуждал о своей участи и о своем предназначении, а я думала, что это, наверное, заразное. Стоит одному заболеть манией спасения человечества, как и другие ее подхватывают. Безымянный, помню, тоже чем-то подобным страдал.

– …Устремимся ввысь. Ты представляешь, как изменит мир антигравитация?

И Дрюпин в очередной раз не удержал аккумулятор и покатился по лестнице, и, к моему удовольствию, аккумулятор ушиб Дрюпина по ноге, и никакая антигравитация ему не помогла.

Дрюпин ойкнул и стал растирать ушибленное место, морщась и скрипя зубами. Настоящий властелин мира.

– Словесное недержание – это серьезно, – сказала я. – За недержание можно сильно-пресильно пострадать. Ты это учти.

Дрюпин учел, и до склада мы шагали в молчании.

Склад начинался необычно. Лестница ушла в сторону, раздвоилась, мы свернули направо и оказались на первом уровне. Освещение здесь уже не работало, и Дрюпин запустил фонарь.

Нет, Дрюпин, конечно, талант, продолжаю им восхищаться. Вот и сейчас – светодиоды вспыхнули, под потолком зала задрожало серебристое марево, Дрюпин привернул ручку на аппарате, облако стало светиться сильнее и вдруг вспыхнуло, как небольшое солнце. Ну, если не как солнце, то достаточно ярко, во всяком случае, оно осветило все так, что мы увидели противоположный конец зала, далеко-далеко.

– Нормально… – выдохнул Дрюпин. – Тут, однако…

Тут, однако, было почти все. Машины. Машины мы видели и раньше, и Дрюпин успел уже даже несколько штук разобрать. А вообще их было много. То есть очень много, наверное, сотни, от пола до потолка. И все на самом деле редкие и дорогие, только свалены вот черт-те как. Лично меня склад наводит на определенные мысли. То есть он эти мысли подтверждает. Подземная база – это свалка. Нет, наверное, задумывалась она на самом деле как склад, но превратилась в свалку, все попадало, перемешалось, получился полный бардак.

А если это и задумывалось как свалка, то тоже ничего хорошего – получается, что мы на свалку выкинуты, мы все, я, Клык, Клава, Дрюпин. В это, кстати, несложно поверить – в каждом из нас присутствует недостаток, за который нас можно выбросить. Клык калека, я разваливаюсь, Дрюпин властелин мира и, оказывается, тырил научные изобретения в собственных корыстных целях… Клава, она, наверное, Ван Холлу на подагру наступила и теперь сослана навечно и во глубину сибирских руд.

Только зачем ссылать, вот чего не могу понять? Гораздо проще ведь было нас просто прибить. Клавдии цикуту в таблетках, Дрюпина током убить, да мало ли прекрасных возможностей? Значит, у них есть планы. Может, и нет планов, может, на всякий случай оставили, так, а вдруг пригодимся.

– Комплекс, похоже, огромный, – Дрюпин повел подбородком. – Я, конечно, не могу наверняка утверждать, но мне кажется, мы исследовали лишь одну десятую.

– Света мало, – сказала я. – Над светом можешь поработать?

Дрюпин кивнул.

– Со светом проблем никаких, надо только пару дней… Не в этом дело.

– В чем же?

– Тут мы ничего не найдем, – сказал Дрюпин. – Я имею в виду, что выход не найдем. Здесь просто склад, только барахло. А сам комплекс гораздо больше…

– С чего ты взял? – спросила я.

Дрюпин указал пальцем.

Решетка на полу возле стены. На вентиляцию не похожа – на полу скорее слив. Поверх решетки наварены штыри – для того, видимо, чтобы ни у кого не возникло идеи в этот слив слазить.

– В полу сток, – сказал Дрюпин. – В прошлый раз, пока ты искала оружие, я промерял его длину.