– Я старался. Не скажу, чтобы мне было неприятно.

– Тебя допрашивали? – спросил Дрюпин, игнорируя возможность прослушивания разговора. – Ван Холл или Седой?

– Седой.

– И что ты ему сказал?

– Сказал, что отлупил ее за то, что она дура.

– Он орал?

– Нет. Чего ему орать? Он Сиреньке симпатизирует, ему лучше, чтобы я нырнул в… неизвестность.

Дрюпин сочувственно покивал головой, щелкнул скорпиона по носу.

– Ван Холл попросил сделать, – пояснил он. – Из платины. А поверху бриллианты. Рождественский подарок.

Дрюпин снял скорпиона с плеча, отключил и положил на спинку.

– У меня к тебе еще будет просьба.

– Не хватит ли? – фыркнул я.

– Совсем маленькая.

– Ты что, хочешь, чтобы я и тебе руку сломал? Это я запросто. Подходи по одному.

– Не надо мне руку ломать. Мне и без того… Я прошу тебя взять с собой Сима.

– Ты что, Дрюпинг, совсем с башкой не дружишь? – спросил я. – Какой тебе Сим? Дезактивируй его да затолкай под кровать, все дела.

Дрюпин покачал головой.

– Ван Холл велит его разобрать, – всхлипнул Дрюпин. – Если ему в башку что-то влетит, то он уже не отступится. Возьми Сима с собой.

– Чего ты за него так держишься? Соберешь себе потом еще одного…

– Понимаешь, – замялся Дрюпин, – понимаешь… я несколько… ну, что ли…

– Дрюпин, не надо держать меня за полного идиота, – перебил я. – Ты, конечно, весьма удачно прикидываешься кретином, но я не могу поверить в то, что ты настолько привязался к песику, что не можешь без него жить. Или ты говоришь правду, или мне нет никакого дела до всех этих приключений.

Дрюпин замялся.

– Колись, Дрюмпинг, колись, облегчи душу, – подбодрил я.

Дрюпин кивнул.

– Хорошо, – сказал он. – Короче… Короче, я ввел в память Сима все свои изобретения. И те, что уже известны Ван Холлу, и несколько новых. Очень интересные вещи, перспективные. Сам понимаешь, мне не хотелось бы, чтобы Ван Холл…

– Половина моя, – сразу же сказал я. – Половина того, что скрыто в башке у твоей Каштанки.

– Это грабеж, – грустно воспротивился Дрюпин.

– Ну так пусть он тут остается, – зевнул я. – Ван Холл на нем еще пару сотен миллиардов заработает. Глядишь, и тебе перепадет. Толика.

Дрюпин молчал.

– И вообще… Я даже из уважения к самому себе не могу требовать меньшего. Не парься, Дрюпинг, вам с Сиренью на семейную жизнь хватит. Будете доживать свои дни и годы у моря, ты станешь за лангустами нырять, она сети плести. И вообще, Дрюпин, не оскверняй последние минуты моего пребывания здесь. Установка толком не опробована, может, я завтра паду смертью храбрых! А ты тут в какие-то торги вступаешь. Постыдился бы.

– Ладно, – согласился Дрюпин. – Хорошо.

– Только ты упакуй его как-нибудь покомпактнее. Чтобы в рюкзак с оборудованием влез.

Прибуду туда, выкину в первую канаву. Не, не так. Пристрелю, отпилю голову с блоком памяти и выкину.

– Я его уже упаковал.

Дрюпин вжикнул молнией и достал из сумки баскетбольный мяч.

– Оригинально, – сказал я. – Ты, Дрюпинг, с фантазией, я всегда тебе это говорил.

– Спасибо. Я кое-какие детали заменил на кевлар-В, теперь он полегче стал…

– Это утешает.

Я взял спрятанную в мяч механическую собаку и засунул в рюкзак.

– Там, за правым ухом, сканер, – сказал Дрюпин. – Дотронешься пальцем – и он активируется. Надо три раза сказать «Электрификация», и сам оживет… Потом он будет тебе помогать…

– Охотно верю. Он мне испомогается просто. Знаешь, Дрюпин, вообще мне надо поспать. У меня завтра трудный день. Может, меня на молекулы разложат, а ты ко мне со своей ерундой лезешь…

– Только смотри, чтобы никто другой не дотронулся, – говорил Дрюпин. – Он тогда будет слушаться его. И ты сам должен сказать «Электрификация»…

– Дрюпин, – сказал я. – Ты первый инженер, кому удалось смешать лирику и механику.

Дрюпин замешкался и покраснел.

– Смотри, – сказал он негромко. – Если ты не вытащишь его…

– Я чего-то не пойму?! – заорал я. – Что, наступил месячник шантажа? Ну, вы и уроды тут все! Я вам, засранцам, жизнь, между прочим, спасаю, а вы меня… Ну, вы и сволочи!

– Все-все, не злись, пожалуйста!

Дрюпин принялся пятиться к выходу.

– Еще, – сказал он, просунувшись в дверь наполовину. – Я хочу… Хочу тебе это… удачи пожелать.

– Отвали, – сказал я.

Дрюпин отвалил.

Я остался один. Полежал немного, потом начал прислушиваться к собственным ощущениям. К большому удовольствию, обнаружил, что не чувствую ничего. Вообще-то я должен был чувствовать что-то выдающееся. Напряжение какое-нибудь там дикое. Или сердцебиение незаурядное. Или дрожь. Или волнение.

Ничего я не чувствовал. Кроме, пожалуй, злобы. И предвкушения.

Но от злобы и предвкушения отлично помогают дыхательные упражнения. Я принялся втягивать воздух и считать про себя. Где-то на двухсотом вдохе уснул.

Разбудил меня Седой. Нагло так разбудил, посредством сдергивания одеяла. Плохой знак. Мне уже не принадлежало даже одеяло, ничего своего у меня уже не было, что грустно.

– Вставай, – сказал он. – Ван Холл тебя ждет.

Какая радость, подумал я. Он меня ждет. Да это я его жду!

Я зевнул, привел себя в порядок, захватил рюкзак, захватил оружие, и мы пошли.

Ван Холл сидел на лавке между пятым и четвертым блоками. Погода была мраковой, Ван Холл нервно поглядывал в небо и вертел в руках черный английский зонт.

Седой подтолкнул меня к нему, а сам как леший растворился в зарослях можжевельника. Мне показалось, что ему было стыдно. Или страшно. Может, он сомневался в функциональности своей машины, может, опасался, что техника его не сработает и меня размажет по парсекам, отделяющим Землю от Планеты Х, кто знает? Но мне его не было жалко. Мне не жалко таких людей.

Ван Холл пребывал в одиночестве. Увидел меня, поманил пальцем.

Я подошел. Ван Холл отложил зонт.

– Выглядишь хорошо, – сказал он. – Что не может не радовать. Как вообще настроение?

– Нормально, – ответил я. – Только вот псориаз замучил.

Ван Холл сделал непонимающее лицо.

– А что вы так смотрите? Мне лечиться надо, мне надо в Анатолию, в целебный бассейн со специальными рыбками, объедающими чешуйки…

Ван Холл рассмеялся.

– Это хорошо, – сказал он. – Легкое настроение – залог успеха. Задание помнишь?

– Помню, – кивнул я. – Найти и обезвредить.

– Верно…

– Меня интересует другой вопрос, – сказал я. – Как я вернусь обратно? Знаете, мне совершенно не улыбается жить бок о бок с настоящими динозаврами. И уж тем более с драконами…

– Вернуться нельзя никак, – пожал плечами Ван Холл. – Мы не можем вернуть тебя оттуда, мы можем только послать туда. И то… Мы не можем знать, где открываются двери.

– А она вообще хоть работает? – осторожно спросил я. – Ваша машина? Может, она у вас только в одну сторону фунциклирует? Оттуда красных волков, а туда так и вообще ничего?

– Она, как ты выражаешься, фунциклирует в обе стороны, – заверил Ван Холл. – Мы это проверили.

– Как? Белку со Стрелкой посылали?

– Почти. Если хочешь, я расскажу. Чтобы тебя успокоить.

– Извольте уж.

Ван Холл злобно сощурился:

– Проверка заключалась в следующем. С каждым включением установки мы забрасывали в пространство Планеты Х свинью…

– В ермолке?

– В кофемолке! – рыкнул Ван Холл. – Прекрати шутить!

Я прекратил.

– Каждый раз мы забрасывали туда свинью. Но не простую, а…

– Неужели золотую? – не удержался я.

Ван Холл покраснел от бешенства. Хорошо хоть, у него под рукой не оказалось лютни. Если бы оказалась, он бы ее об меня обязательно обломал. Точняк.

– Для того чтобы свинья была замечена, мы ее раскрашивали. В черно-белую клетку.

Я хихикнул.

– Всего было сброшено семнадцать свиней на парашютах…

Как причудлива бывает жизнь. Никогда не мог предположить, что со мной случится такое: я буду стоять перед самым богатым человеком на планете и слушать рассказ о том, как он сбрасывал неизвестно куда раскрашенных в цвет такси свиней. Свиней на парашютах. Если бы я увидел, как с неба падает свинья на парашюте, я бы… Не знаю даже, что бы я сделал. Качучу бы сбацал.