– Что она здесь делает? – спросил Джорон, глядя на Квелл. – Я думал, ты оставишь ее в Бернсхъюме.

– Таким был план, – сказала Гесте. – Но потом мне пришло в голову, что нам потребуется войти в контакт с твоими людьми. Естественно, я не могу послать тебя. Так что будет правильно, если они увидят знакомое лицо.

Джорон кивнул, они договорились, что Квелл постарается найти помощь после того, как они покинут остров. Они с Миас рассчитывали, что Квелл возьмет быстрый корабль и объяснит ситуацию черному флоту, который дразнил корабли Ста островов. Теперь им предстояло изменить планы. Он повернулся к Квелл.

– Предательница, – сказал Джорон.

Квелл лишь молча на него посмотрела, а Гесте рассмеялась.

Густые заросли джиона были уже довольно высокими, огромные листья забирали влагу из воздуха, бо́льшую часть которой направляли внутрь, но некоторое количество проливалась сквозь плотный полог на землю. Это отличалось от ритмичности дождя, и человек не успевал привыкнуть к периодически падавшим каплям. К тому же вода удивительным образом находила возможность пробраться за шиворот и под одежду. В результате на коже возникало неприятное ощущение; а если капли попадали в рот, появлялся отвратительный, долго не исчезавший вкус гнили.

Джорона это раздражало, но не более того – он пережил не один шторм, лед, выстрелы из дуголуков, и на него не особенно подействовала неприятная прогулка, несмотря на то что он был одноногим и очень устал. Но, когда они поднимались в гору, ему стало очевидно, что каждый шаг вызывал у Миас боль и ее силы, которых прежде всегда хватало с избытком, быстро таяли. Сказывалось время, проведенное под пытками в камере.

– Нам нужно сделать для тебя носилки, – тихо сказал он.

– Нет, – ответила Миас.

– Они жестоко с тобой обращались и не могут рассчитывать, что ты будешь вести себя так, словно ничего не произошло.

– Нет, – хрипло сказала она. – Я не стану показывать слабость, в особенности перед Гесте. – Она вытерла мокрый лоб, оставив на нем серебристый след. – Не хочу доставить ей удовольствие. С этой женщиной что-то не так.

– Тут я спорить не стану. Но ты можешь опираться на меня.

– Помощь мужчины-инвалида? Это обрадует ее еще больше, – заявила Миас.

Слова Миас его обидели, хотя, несмотря на вымученную улыбку, она явно пошутила.

– Ты веришь Квелл? – спросила Миас.

– У нас нет выбора, – ответил он. Миас на него посмотрела и положила руку на плечо. – Однако я верю.

– Хорошо, – сказала Миас. – Я с тобой согласна.

Они потратили бо́льшую часть дня на то, чтобы подняться на вершину горы, и по дороге остановились на глинодворе. Джорон никогда прежде не видел глинодвор Шипсхъюма, который получил свое название в честь острова, а не города, ведь город старался как можно меньше иметь дело с его обитателями.

Он услышал его еще до того, как увидел.

И почувствовал прежде, чем услышал.

Песня острова набирала обороты. Долгий, скорбный вой чего-то пойманного и спавшего глубоко в скале. Мелодию усиливало присутствие множества ветрогонов. После песни внутри возникла песня снаружи. Смесь музыкального чириканья, свиста и щелканья ветрогонов, текучего языка, гортанных, пронзительных криков и карканья, удивления, раздражения и оскорблений, которые Джорон хорошо знал: их регулярно издавала на корабле его говорящая-с-ветром.

Но эти ветрогоны сильно от нее отличались. Они сидели в огромных клетках в форме квадратов, с направленными внутрь шипами, не позволявшими им взбираться по стенам. Проходы между клетками патрулировала охрана, состоявшая из людей, но их часто сопровождали, как догадался Джорон, лишенные ветра. Пол клеток он разглядеть не смог из-за того, что они были плотно набиты ветрогонами. Тут все отличалось от других виденных им раньше глинодворов и совсем не походило на места, где ветрогоны сами устраивали свою жизнь, – там ключевым становились пространство, воздух и растительность. Здесь главной целью являлось размножение, совсем как в загонах для массового разведения кивелли на мясо – слишком много существ на слишком ограниченном пространстве. Воздух наполняли вонь, клаустрофобия и неслыханная жестокость.

– Не могу представить, как ты можешь любить этих грязных существ, – заявила Гесте.

– Они вовсе не грязные, если разрешить им чиститься, – возразил Джорон.

Гесте посмотрела на него.

– Грязь, – сказала она, – не так-то просто отмыть. Я все еще чувствую, что от тебя пахнет улицей. – Если Гесте считала, что ее оскорбление заденет Джорона, ее ждало разочарование.

Он лишь улыбнулся в ответ.

– Тебе когда-нибудь приходилось работать, чтобы что-то получить, Гесте, а не пользоваться вещами, которые тебе вручали просто так? Возможно, тогда ты бы поняла, что такое сладкий запах честного пота.

Ее рука метнулась к рукояти меча, но Квелл ее остановила.

– Не забывай, он нам нужен, – сказала она. – Убей надежды Каррада на использование кейшанов в качестве оружия, и, полагаю, для тебя все плохо закончится.

Гесте кивнула, выдохнула через нос и сделала недовольное лицо – из-за неприятного запаха или Джорона – он так и не понял.

– В таком случае пусть с ними разбирается морская стража, – заявила Гесте и решительно направилась к опушке леса.

Квелл посмотрела ей вслед и повернулась к Джорону. Коротко ему кивнув, она зашагала прочь, когда к ним подошел офицер морской стражи. Джорону мужчина показался знакомым, хотя он не сразу понял, где видел его раньше. Впрочем, он довольно быстро сообразил, что это Тассар, один из избранников, близких к Тиртендарн. Когда Миас в первый раз привела Джорона в Жилище, Тассар попытался спровоцировать его на драку, которую Джорон, вне всякого сомнения, проиграл бы.

– Я надеялся, что мы больше никогда не встретимся, – сказал Джорон.

– Как и я. – Тассар подошел ближе и заговорил шепотом: – Я бы с радостью посмотрел на тебя на виселице за то, что ты сделал с Бернсхъюмом, но я храню верность Тиртендарн. Она сказала, что ты важен, и я должен тебе помочь, если смогу.

– Как она? – спросил Джорон.

– Была в порядке. – Он выпрямился, его тело блестело от масла, и он пытался скрыть эмоции, которые его переполняли. – Но ее повесили как предательницу Ста островов. Сказали, что она знала про мертвого кейшана и сознательно привела чуму в город.

– Моя мать? – спросила Миас.

– Я сам вел ее к виселице, – сказал Тассар, явно испытывавший боль. – Она умерла смело, супруга корабля, несмотря на то что люди, которых она всю жизнь защищала, над ней насмехались. – Миас взглянула на него, отвернулась и отошла в сторону. Тассар снова посмотрел на Джорона. – Я дал ей обещание. Она просила меня доставить вас обоих на корабль, и я выполню ее желание. Но дальше не жди от меня ничего. Я во всем виню тебя, Твайнер, и если у меня появится шанс отомстить, я им воспользуюсь.

– Значит, я должен вести себя мирно, чтобы мне не грозила опасность, пока мы вместе? – спросил Джорон. – Нам следует выбрать ветрогонов? Мы здесь именно по этой причине?

Тассар кивнул.

– Я пойду искать мастера двора, – сказал он, – будем надеяться, что она будет готова и нам не придется здесь задерживаться.

Тассар повернулся и зашагал в сторону двора, Джорон смотрел ему вслед. Пока он шел по грязным тропинкам между высокими клетками, ветрогоны всячески выказывали гнев из-за присутствия рядом человека. Но когда Тассар остановился и посмотрел в сторону клеток, ветрогоны, находившиеся в них, несмотря на то что были слепыми, должно быть, почувствовали его и успокоились – большинство опустились на землю, демонстрируя покорность. Волна белых склоненных фигур отмечала его движение, словно он был скалой, а они – разбивавшимся об него прибоем.

– Так неправильно, – послышался голос за спиной Джорона.

Он повернулся и увидел Миас.

– Что?

– Это. – Она показала на покорных ветрогонов. – Прежде я бы не обратила на них внимания. А теперь думаю, что, если бы кто-то увидел, как люди с ними поступают, он бы сказал, что они склоняются перед тираном.