Он – Джорон Твайнер, хранитель палубы.

Хранитель палубы, Джорон Твайнер, попытался открыть глаза, пережил несколько мгновений смятения, когда понял, что они уже открыты. «Ого», – подумал он. И снова их закрыл. И открыл. Никакой разницы. Вокруг царила полная темнота.

Паника.

Что это: какой-то сон, вызванный лекарством Жриц Старухи? Он попытался сесть, задохнулся, веревка сжимала его горло. Веревка стягивала запястья, все тело, ноги и щиколотки. Стены, близкие с двух сторон, потолок так низко, что он чувствовал тепло своего отраженного дыхания. Он в ящике. Почему?

Борьба, боль. Боль в горле. Синяки.

Он попытался закричать.

Ничего.

Только боль. Карканье. Его голос, низкий тенор, так любимый отцом. Голос, который пел легенду.

Исчез. Скрип – такие звуки издает костяной корабль, поймавший ветер.

Яркий слепящий свет, заставивший его зажмурить глаза. Но он все равно просачивался сквозь веки. На глаза навернулись слезы. Они мешали ему видеть.

– Джорон. – Он узнал голос. – Я сожалею, Джорон. Я просто выполняла приказы, ты понимаешь?

Он очень осторожно приоткрыл глаза. На самом деле свет не был дневным и слишком уж ярким. Свет лампы, мерцающий и тусклый. Но и он причинял боль. Пахло воздухом снаружи, тающим джионом, несвежей рыбой. Над ним высилась тень. Он попытался заговорить, но лишь захрипел.

– Ничего не говори, боюсь, мой человек немного переусердствовал с гарротой. Не нужно жестокости, сказала я ему. Джорон хороший парень, сказала я, но они не слушали. Я думаю, у тебя будет некоторое время болеть горло, но, уж если честно, это не самая большая из твоих проблем.

– Гесте? – Он сумел произнести имя. Тихо и хрипло, в горле скребло. – Что?

Она поднесла палец к его губам.

– Шшш, не нужно говорить.

Теперь, когда слезы пролились, он смог различить в тусклом свете лицо Гесте с сардонической улыбкой на губах. Далеко за ее спиной, на небе, появились отблески Костей Скирит.

– В истории, Джорон Твайнер, я дала бы тебе старый гвоздь или лезвие, а ты смог бы им воспользоваться и попытаться спастись. – Слабый свет и слабая надежда, потому что он начал понимать, почему оказался в ящике, на то могла быть лишь одна причина.

Его должны отправить на борт корабля из коричневых костей, чтобы принести в жертву там, куда все они направляются. Он был готов к смерти с того самого момента, как услышал приговор. Но зловонный трюм одного из кораблей в таком ящике? Нет, этой мысли он вынести не мог.

Гесте наклонилась еще ближе.

– Ты глупец, изгой дарнов, – сказала она, и все его надежды умерли. – Утешайся тем, что, несмотря на свое предательство, ты послужишь великой цели. Твоя кровь изгоя теперь может принести пользу вместо того, чтобы пачкать корму корабля флота. Даже корабли мертвых заслуживают лучших, чем ты. – Джорон попытался говорить, но горло горело, а губы отказывались подчиняться. – Неужели ты думал, что сумеешь незаметно отсюда выбраться? Решил, что сможешь всюду совать свой нос и никто ничего не заметит?

Джорон чувствовал себя последним глупцом – как он мог подумать, что имеет что-то общее с этой женщиной, сидеть и разговаривать, словно они могли быть друзьями. Ему даже в голову не пришло, что она шпионит за ним и другими обитателями Жилища Старухи.

– Если бы ты знал, как тебя ненавидят, Твайнер, офицер изгой дарнов, поднявшийся благодаря прихоти опозоренной супруги корабля, ты бы никогда не осмелился появиться в этом городе. – Она наклонилась еще ближе. – Я понимаю, тебя немного тревожит твое будущее, Джорон. Поэтому позволь сделать тебе небольшой подарок, дать немного позитива. Я родилась среди дарнов, на сланце корабля, и мы ревностно защищаем наши места. Более всего на свете мы не любим тех, кто лезет в чужие дела, и то, что мне удалось засунуть тебя в ящик, позволило восстановить несколько ранее сожженных мостов. Вот почему, пока ты будешь по-своему служить Ста островам, насколько тебе такое вообще по силам, я буду идти своим путем. Теперь я получу собственный корабль.

– Гесте, – выдохнул он.

– Шшш, шшш, – сказала Гесте, – побереги силы для путешествия, Твайнер. Тебе они потребуются. Я оказала тебе хорошую услугу, ведь я уже заметила следы гнили на твоей коже. – Затем она опустила крышку ящика на место, и он снова очутился в темноте.

Джорон отчаянно сопротивлялся, бесполезно напрягая мышцы, и более всего ему хотелось криком дать выход ужасу.

Но он не мог кричать.

Он. Не. Мог. Кричать.

Меванс был старым морским волком, владевшим всевозможными хитростями и опытом. Он очень много знал, среди прочего прекрасно изучил офицеров, и у него имелись вполне определенные о них представления. Когда дело доходило до управления кораблем или сражения, решения тактических задач и тому подобных вещей, офицер хорош, как грудь Матери, но Мевансу также было известно, что без команды, которая за ним присматривает, офицер может попасться на какой-нибудь трюк Девы, на что никогда не поведется разумный человек вроде Меванса. Вот почему ему совсем не хотелось оставлять хранителя палубы, чтобы он в одиночку проделал путь до «Дитя приливов», – Меванс считал, что Джорон вполне может упасть в воду или совершить еще какую-нибудь глупость.

Однако он получил приказ.

Но Меванс был старым морским волком, владевшим всевозможными хитростями и опытом. Он очень много знал и, среди прочего, хорошо разбирался в приказах. Сейчас он получил приказ, который требовалось исполнить до последней буквы – ему велели доставить Миас определенную информацию и ждать возвращения хранителя палубы. У многих такие распоряжения не вызвали бы никаких сомнений, но Меванс не чувствовал полной уверенности – и ему казалось, что перед тем, как возвращаться на корабль, он должен прояснить со своими друзьями, как именно нужно понимать приказ.

– Послушайте, – заявил он, направляясь вместе с остальными в темное пивное заведение, где подавали самое дешевое и плохое корабельное вино во всем Бернсхъюме, – будет неправильно оставить хранителя палубы в этом месте, без тех знаний, которые есть у нас.

– А что мы знаем, хранитель шляпы? – спросила Фарис.

О, она ему очень нравилась – Фарис быстро соображала, настоящее дитя палубы, у нее было все, что необходимо для хорошей службы на флоте.

– Правда состоит в том, Фарис, что я сомневаюсь, правильно ли будет открыть то, что мне стало известно, и не уверен, что мне самому следует владеть подобным знанием. Но все это отвратительно, как похмелье Старухи, возможно, даже хуже.

– Однако мы получили приказ хранителя палубы, – сказала Анзир. – Мы должны вернуться.

– Да, действительно, приказ был именно таким, – сказал Меванс, ведь он обладал вполне определенными убеждениями. – Но он не говорил, что мы должны исполнить его немедленно.

– Хранитель шляпы, – сказала Фарис. – Если то, что ты знаешь, но не можешь сказать, столь ужасно, не будет ли супруга корабля огорчена, если мы станем мешкать?

– Вполне возможно; такое может случиться, но я возьму вину на себя. Послушайте, я полагаю, Фарис, что он сказал: мы должны доставить сообщение на «Дитя приливов», иными словами, как только мы ступим на палубу «Дитя приливов», то выполним приказ до последней буквы.

Некоторое время Анзир, Хастир и Фарис обсуждали проблему между собой, и Меванс, как старший по званию, дал им возможность выговориться.

– Мы приняли решение, хранитель шляпы, – наконец сказала Фарис.

– И что же вы решили?

– Ну Хастир, которая прежде была офицером, говорит, что нами получен приказ, и мы должны его выполнить, и, хотя нам не говорили, чтобы мы это сделали сразу, имеется в виду, что мы должны поспешить.

– Я понял, – сказал Меванс – и он действительно все понял.

– Но Анзир совсем не нравится, что мы должны оставить хранителя палубы, ведь она отвечает за его безопасность, и она предлагает проверить, все ли с ним в порядке.

– Я понял, – сказал Меванс – и он действительно все понял. – Ну, командир дуголука Фарис, – сказал Меванс, – получается, что вы решили голосовать.