– Трус ты, Бартимеус! – Панголин выпустил залп дротиков, которые вонзились в пол у моих ног. – Боишься за то, что осталось от твоей сущности? Так можешь запрыгнуть на ближайший стул и повизжать. Четырём настоящим джиннам вполне под силу управиться с одним человеком.

– В этом-то все и дело! – возразил я. – Не уверен я, что это именно человек. Он…

– Конечно же я человек! – Мистер Хопкинс, висящий в воздухе, гордо ударил себя в грудь. – На всех планах с первого по седьмой, человек из плоти и крови. Вы что, сами не видите?

Это была правда. Он был человек, с какой стороны ни взгляни. Но говорил-то Факварл!

Гигантская ящерица возбуждённо вильнула хвостом. Хвост ударился о печку, и печка рухнула набок.

– Постойте-ка, – сказала Мвамба. – Мы на каком языке говорим?[309]

– Э-э… На арамейском, а чё?

– А то, что он на нём тоже говорит!

– Ну и чё? Он ведь учёный, не?

В минуты стресса семитские обороты Аскобола не отличаются изысканностью.

– Ну да, но странно всё-таки…

Мистер Хопкинс выразительно взглянул на часы.

– Послушайте, не хочется вам мешать, – обратился он к нам, – но я – человек занятой. У меня сегодня вечером важное дело, которое касается нас всех. Так что если вы уберётесь с дороги, я вас, так и быть, пощажу. Даже Бартимеуса.

Кормокодран отдыхал, прислонив свой истерзанный облик к восьмиконфорочной плите, но тут он ожил.

– Ты пощадишь нас?! – взревел он. – Да я тебя удавлю за такие слова, и смерть твоя не будет лёгкой!

Он копнул пол копытом и ринулся вперёд. Прочие джинны последовали его примеру; раздался грохот рогов, копыт, колючек, чешуи и прочих доспехов. Мистер Хопкинс небрежно перебросил нож в правую руку и принялся крутить его между пальцами.

– Стойте, идиоты! – крикнул человек-ворона. – Вы что, не слышали? Он знает меня! Он знает моё имя! Это же…

– Как это непохоже на тебя, Бартимеус, – оставаться на краю поля битвы! – весело заметил мистер Хопкинс, направляясь навстречу джиннам. – Обычно ты находишься гораздо дальше, в какой-нибудь заброшенной катакомбе!

– Эта история с катакомбой – сплошное недоразумение! – рявкнул я. – Я уже тысячу раз объяснял, что я стерёг её, чтобы враги Рима не…

И тут я осёкся. Вот оно, доказательство! Ни один человек в мире не знал, где я находился во время нашествия варваров, да и среди духов об этом знали немногие[310]. На самом деле я знал только одного джинна, который на протяжении всех этих веков вспоминал эту историю с постоянством метронома каждый раз, как наши пути скрещивались. И уж конечно, это был…

– Стойте! – вскричал я, возбуждённо прыгая из стороны в сторону. – Это вовсе не Хопкинс! Я не знаю, как это может быть, но это Факварл, и он…

Но, разумеется, было уже поздно. Мои товарищи слишком громко ревели и топотали, чтобы услышать меня. Заметьте себе, я не уверен, что они остановились бы, даже если бы услышали. Аскобол с Ходжем – те вообще никогда не питали уважения к старшим и мудрейшим, так что точно бы не обратили внимания. Разве что Мвамба призадумалась бы…

Но они не услышали меня – и кучей навалились на Факварла.

Схватка была неравная. Четверо против одного. Факварл, вооружённый всего лишь мясницким ножом, против четырёх самых грозных джиннов, что присутствовали тогда в Лондоне.

Конечно, я бы помог своим товарищам, если бы думал, что это что-то изменит.

Но вместо этого я принялся осторожненько пробираться к двери. Дело в том, что я имел возможность хорошо изучить Факварла. Эта его беспечная самоуверенность основывалась на том, что он очень неплохо знал своё дело[311].

Он был весьма опытен и весьма проворен. Человек-ворона едва успел миновать стойку со сковородками для омлета и пробирался мимо форм для тортов, когда мимо его ушей засвистели чешуи. Толстые, бронированные чешуи панголина.

Секундой позже следом за ними полетели другие предметы – и некоторые из них, увы, были узнаваемы.

Лишь достигнув кухонной двери, я рискнул мельком обернуться назад. В дальнем конце кухни крутился бешеный вихрь, мелькали вспышки света, раздавался скрежет и вопли. Временами из водоворота высовывалась чья-нибудь рука, хватала стол или небольшой холодильник и вновь скрывалась из виду. Наружу периодически вылетали фрагменты металла, дерева и чьей-нибудь сущности.

Пора удирать. Некоторые из моих знакомых джиннов напустили бы густого Тумана, чтобы скрыть следы, другие предпочли бы оставить за собой ядовитые чёрные пары или несколько Иллюзий. Я же просто выключил свет. Кухня и столовая погрузились во тьму. По стенам метались жутковатые разноцветные отблески схватки. Впереди одинокий луч света указывал путь в коридор. Я поплотнее закутался в плащ из перьев и растворился во тьме[312].

Не успел я миновать и половину столовой, как шум битвы у меня за спиной затих.

Я остановился, надеясь, несмотря ни на что, услышать торжествующие крики моих товарищей.

Увы, нет. На мою оперённую голову обрушилась тишина.

Я сосредоточился и напрягся изо всех сил, пытаясь расслышать хоть что-нибудь. Возможно, я переусердствовал. Мне показалось, что я слышу лёгкий шорох, как будто кто-то плывёт сквозь тьму…

Я торопливо устремился дальше. Бежать не имело смысла – сейчас главным было оставаться незамеченным. Я не в той форме, чтобы состязаться с Факварлом, в каком бы странном облике он ни пребывал. Я крался вдоль стен столовой, стараясь не задевать столов, стульев и разбросанных приборов. Голову я спрятал под плащом из теней, и только жёлтый глаз опасливо выглядывал из-под бахромы из перьев. Я оглянулся назад.

В проходе, ведущем на кухню, появилось движущееся тёмное пятно, рядом что-то блеснуло. Я слегка ускорил шаг – и поддал ногой чайную ложечку, которая со звоном ударилась о стену.

– О, Бартимеус! – произнёс знакомый голос. – Да ты сегодня и впрямь ничего не соображаешь. Эта темнота могла бы ещё обмануть человека, но я-то тебя вижу, как среди бела дня. Что ты там прячешься под этими тряпками? Не спеши, давай потолкуем. Мне так не хватало наших милых бесед!

Человек-ворона ничего не ответил и со всех ног бросился к двери.

– Ну неужели тебе ни капельки не интересно? – раздался голос, уже гораздо ближе. – А я-то думал, тебе до смерти хочется узнать, отчего я выбрал себе такой облик.

Нет, конечно, мне было интересно, но так, чтобы уж прямо «до смерти» – это нет. И поболтать я тоже не прочь, однако когда вопрос стоит ребром: поболтать или остаться в живых, – я всё-таки предпочту второе. Человек-ворона на середине шага нырнул вперёд, раскинув руки, словно прыгал в бассейн. Плащ из перьев развернулся у него за спиной, захлопал и сделался чёрными крыльями. Человека больше не было. Обыкновенная ворона отчаянно рванулась вперёд, словно пернатый снаряд, стремящийся к двери…

Свист, удар, болезненное карканье. Бегство вороны было прервано жёстко и безапелляционно: ей пробили кончик крыла, и она повисла на серебристом блике, который ещё немного повибрировал, замер – и оказался мясницким тесаком, вонзившимся в стену.

Существо с телом мистера Хопкинса небрежно и не спеша проплыло через пустую комнату. Ворона ждала его, слегка покачиваясь, с негодующим выражением на морде.

Мистер Хопкинс приблизился. Одно плечо его костюма было слегка опалено, на щеке виднелся небольшой порез. А в остальном он, похоже, остался цел и невредим. Он парил во тьме примерно в метре от меня и разглядывал меня, слегка улыбаясь. Я заподозрил, что он проверяет моё состояние на различных планах. Моя слабость заставляла меня чувствовать себя неловко – так люди стесняются наготы. Я побарабанил по стенке перьями свободного крыла.

– Ну, давай! – выпалил я. – Что там у тебя на уме?

Безмятежное лицо слегка нахмурилось.