В первые дни, уехав из интерната и оказавшись на попечении Себастьяна Крея, Мартин слегка ошалел от внезапно свалившейся на него свободы. Не было никаких запретов — он мог идти, куда хочет, и делать, что заблагорассудится. С одним лишь маленьким «но» — он мог все это делать лишь при условии своевременного и тщательного выполнения возложенных на него обязанностей. А было их немало…
Глазом не моргнув, Себастьян назначил Мартина исполняющим обязанности капитана на пресловутую «Гордость Амои», а стало быть, нужно было регулярно выходить в рейды, а между рейдами — привинчивать все, что отвалилось на корабле за время предыдущего полета. А поскольку «Гордость Амои» была тем еще корытом, то привинчивать нужно было немало, так что порой приходилось и ночевать в ангаре, перекусив на скорую руку парой бутербродов. Кроме того, старший (и единственный) навигатор «Гордости Амои» имел обыкновение впадать в продолжительные запои, в течение которых, ясное дело, выполнять свои прямые обязанности никак не мог. Так что кроме руководства экипажем, Мартину приходилось заниматься и расчетом курса, а когда компанию навигатору составлял штурман — то и кораблем самому управлять.
И все равно, по сравнению с расписанной по минутам жизнью — или, лучше сказать, существованием — в интернате и довольно-таки безалаберной жизнью в космопорте была огромная разница. И состояла она прежде всего в том, что здесь Мартину никто ничего не навязывал. Не было никаких «сделаешь так и так, и не сметь отклоняться от заданного курса!». Ничего подобного. Мартину давалось задание — и только. Выполнять его он волен был любыми доступными методами, лишь бы уложился в срок и никого при этом не угробил.
В первые дни своего пребывания в новом статусе Мартин попробовал было пофордыбачить и покапризничать, однако быстро оставил это бесполезное и небезопасное занятие. Сперва вообще-то не отличающийся долготерпением Себастьян Крей просто спокойно разъяснял строптивому мальчишке последствия неисполнения тем приказа. Иногда действовало, иногда не очень. И вот, когда в очередной раз подействовало «не очень», и Мартин снова злоупотребил хорошим к себе отношением, терпение Себастьяна лопнуло… Не тратя больше слов попусту, доведенный до белого каления (а это было ой как непросто сделать, любой мог подтвердить!) начтранс попросту перекинул Мартина через колено и выдрал самым плебейским образом. Собственным ремнем то есть.
После такого унижения Мартин долго не мог прийти в себя. На него никто никогда не поднимал руки! Драки со сверстниками не в счет — там он и сам мог дать сдачи, да и заводилой чаще всего оказывался именно Мартин. Но чтобы так!.. Оскорбленный до глубины души Мартин пару дней не мог ровно сидеть (пряжка на ремне у Себастьяна была весьма увесистой) и лелеял в душе самые разнообразные планы мести… прекрасно понимая при этом, что сбыться им не суждено. Если, конечно, он не хочет отправиться обратно в интернат, а оттуда — в лабораторию Второго Консула. Правда, Себастьян ни разу Мартину этим не пригрозил, но кто знает… Мартин склонен был ожидать от окружающих самого худшего.
Однако время шло, но ничего не происходило. То есть совсем ничего. Даже в рейд Мартина не пустили: начальник охраны космопорта просто не пропустил его к кораблю, заявив, что таков приказ Себастьяна. Дескать, нельзя доверять корабль с экипажем столь безответственному юноше, который плевать хотел на приказы вышестоящего начальства.
Поразмыслив еще немного, Мартин пришел к выводу, что и в самом деле вел себя не только недопустимо, но еще и донельзя глупо. Ему дали шанс, а он? А он продолжил валять дурака… Что уж греха таить, в интернате тоже неоднократно закрывали глаза на его проделки, а он, даже не выждав ничуточки, снова брался за старое… пока дело не дошло до приказа о выбраковке. Но дело-то в том, что в интернате Мартин уже не мог находиться чисто физически, ему было все равно куда — хоть на выбраковку, хоть к дьяволу на рога, только бы выбраться из этих стен, которые он ненавидел всеми фибрами души!.. Но здесь-то — здесь ему нравилось! И Себастьян Мартину нравился, и вся его команда… Так какого черта он продолжает выкидывать такие фортели, за которые его не то что выпороть, а удавить впору? Нет уж, хватит, пора браться за ум…
Придя к такому выводу, Мартин сделал над собой немалое усилие и отправился прямиком к Себастьяну — просить прощения и мириться. К большому его удивлению, сердиться Себастьян даже не думал, и вымученные фразы, которые начал выдавливать из себя Мартин, слушать не стал. «Будешь еще выёживаться?» — весело спросил он. «Не буду», — буркнул Мартин, и на этом инцидент был исчерпан.
Освоившись, Мартин обнаружил, что вся жизнь в космопорте подчинена все тому же нехитрому правилу: неважно, как именно ты делаешь свое дело, главное, чтобы результат был. Работникам здесь дозволялось многое, но и работали они не за страх, а за совесть.
Признаться, Мартин опасался, как еще его примут на «Гордости Амои» — ну что это за исполняющий обязанности капитана, двенадцатилетний мальчишка! И что с того, что Блонди, все равно ведь мальчишка! Но нет, экипаж не выказал особенного удивления. Мартин так и не понял, то ли Себастьян сделал им строгое внушение, то ли они уже такого навидались, что Мартином их было не удивить… В последнее время Мартин склонялся ко второму варианту.
Итак, новая жизнь оказалась не легче предыдущей. Вкалывать, во всяком случае, приходилось куда как побольше, да не за учебным компьютером и не в спортзале, а в навигаторской рубке и в ангаре. Мартину хорошо запомнились слова Себастьяна: «как ты можешь быть уверен в своем корабле, если не изучил его до последнего винтика, до последней микросхемы и не знаешь всех его слабых мест?» Вот Мартин и изучал. Не только «Гордость Амои», конечно, но и всю технику, что подворачивалась под руку.
Словом, сидеть на месте не приходилось. Ко всему прочему, Себастьян любил подкидывать своему подопечному такие задания, от которых Мартина оторопь брала. Казалось бы, чего уж проще: рассчитать интенсивность грузопотоков на одной из основных межпланетных трасс? Ан нет, такие задачки Себастьян непременно задавал с оговорочкой, скажем, рассчитать это с помощью такой-то и такой-то функции. Мартин лез в справочник и хватался за голову, потому что оказывалось — по плану занятий изучение этой самой функции стояло аж в конце следующего семестра! Однако никаких оправданий Себастьян не принимал, так что приходилось с головой закапываться в учебники и справочники, в усиленном темпе осваивая материал, предшествующий изучению проклятой функции, ибо без него нечего было за нее и браться… Зато как гордился собой Мартин, демонстрируя Себастьяну результаты своей самостоятельной работы! И плевать было, что поспать Мартину довелось меньше двух часов, глаза покраснели от усталости, и больше всего хочется найти какой-нибудь укромный уголок и прикорнуть там часиков этак на «дцать»! Все это было сущей ерундой по сравнению с одобрительной ухмылкой Себастьяна и его скупой и достаточно двусмысленной похвалой… за которой обычно следовал беспощадный разбор тех ляпов, которых наделал Мартин по неопытности. Правда, от язвительных слов Себастьяна у Мартина только пуще разыгрывалась спортивная злость, и он с утроенными усилиями брался за работу…
Только пару-тройку месяцев спустя Мартин вдруг сообразил, что как-то невзначай преодолел годичный курс обучения в рекордно короткие сроки, сам того не заметив. Понял, кому обязан таким прогрессом, но не обиделся на то, что Себастьян по обыкновению разыграл его втемную, а наоборот, восхитился той виртуозности, с которой его обвели вокруг пальца. Попробуй-ка, заставь подростка зубрить скучные формулы! А вот если дать этому подростку сложную и интересную практическую задачку, в которой ну никак не обойтись без этих самых скучных формул… да он же из кожи вон вылезет, только бы не выказать себя безмозглым дурачком!
Единственное, что несколько коробило Мартина по первости — это своеобразные отношения Себастьяна с некой девушкой. Мартин долго силился понять, что она из себя представляет, так и не понял и попробовал расспросить сотрудников космопорта. Потом обобщил полученные сведения, и понял… что ничего не понимает. Одни знали ее, как Элеонору Кэртис, которая считалась одним из лучших дилеров на черном рынке и, что интересно, действительно таковым являлась. Другие называли ее Ким Джадд, но затруднялись определить ее социальный статус. Вроде бы она приходилась родственницей какому-то довольно влиятельному человеку, но точнее никто ничего сказать не мог. Ну а третьи совершенно определенно утверждали, что Ким — пет Себастьяна, родом она из трущоб, подобрал он ее чуть ли не на улице и невесть за какие заслуги приблизил к своей особе. А уж какие функции она выполняет при господине Крее, сие широкой общественности неизвестно…
