– Да понимаешь, – он с силой потер лоб, – есть у нас в деревне сиротка один…

– Только один?

– Шуточки у тебя, Север, – буркнул кузнец. – Не один, ясное дело, да всех как-то по домам разобрали. Кто кум, кто сват покойным родителям, а этот никому ко двору не пришелся. У меня своих пятеро, мне тоже лишний рот не нужен, да жалко ж… Вот, приютил. Он гусей пасет, может, видел мальчонку?

Я кивнул. Да, был такой мальчонка. Лет восьми, а может, и меньше. Худенький, большеглазый, с вечно мечтательным выражением лица. Он, помнится, все выпрашивал у меня дудочки, а когда я спросил, зачем ему столько, серьезно ответил, что никак не может найти правильную. Правда, он уже дня три не приходил, может, последняя моя поделка оказалась такой, как нужно?

– Ну так вот он говорит, что видел чудище лесное, – мрачно произнес кузнец. – И что оно ему помогает. Только показать не смог. Я и решил, глупости болтает, придумщик тот еще, да только…

– Что? – заинтересовался я.

– Следы, Север, – сказал он. – Следы я видел. Какого-то неведомого зверя, у нас таких отроду не водилось. Самого чудища не заметил, Юрек сказал, оно меня испугалось и спряталось, да только там лапища – во!

– А я-то при чем?

– Пойдем, вместе сходим посмотрим? – попросил кузнец. – Я не то чтоб боюсь, да говорю, ты уйдешь, а я один здоровый мужик на всю деревню, когда еще парни вернутся… если вернутся. А вдруг чудище проголодается?

Я подумал.

– Лучше я один схожу, потихоньку. Может, чудище – если оно в самом деле есть, а то вдруг Юрек его выдумал – тебя уже знает по запаху и прячется. А я тут человек чужой, мало ли, мимо шел… Только скажи, где мальчонка гусей-то пасет?

Он объяснил, и на лице его читалось искреннее облегчение. Я его вполне понимал: чужой ребенок, неведомое чудовище, очень может быть опасное… А у кузнеца своя семья, не хочется рисковать, пусть лучше этим займется мимохожий вояка!

Я отвел Везунчика на двор Вессы, поставил в конюшню, сунул за пояс топор и отправился на луг к ручью, где Юрек должен был пасти гусей.

Трели дудочки моего изготовления не услышал бы только глухой, тем более мальчик явно старался. И я бы сказал, выходило у него очень даже недурно: простенькую пастушью песенку он выдувал задорно и с редкими переливами.

– Дядя Север! – обрадовался мальчишка, завидев меня. – А ты чего здесь?

– Да пошел вон бревно в лесочке обрубить. Слышу, ты свистишь, вот и вышел посидеть, отдохнуть, – ответил я и опустился рядом. – Небось не прогонишь?

– Не… – заулыбался он. – Ты хороший. У тебя дудочки такие…

– Хочешь, научу делать? Еще из тростника можно, да тут у вас не растет.

– У нас рогоз растет, из него можно? – загорелся он.

– Возьми да попробуй, – кивнул я, поглядывая по сторонам. Гуси паслись себе, гоготали о чем-то своем, а больше вокруг никого не было. – Вдруг получится? Наверно, звук будет потоньше, ну так ты возьми несколько стеблей разной толщины, свяжи вместе…

– Я понял, понял! – подпрыгнул Юрек. – Там можно так придумать, чтобы звук был толще или тоньше! Сперва в одну дуешь, потом в другую… Вот здорово! Спасибо, дядя Север!

– Мне-то за что? – усмехнулся я. Про такую штучку мне рассказал один боец с юга, только они использовали даже не тростник, а бамбук, в этих краях его не водится. – Не скучно тебе тут одному, а?

– Нет, дядя Север, – заулыбался мальчишка. Был он неухоженный, но все равно симпатичный. – Как тут скучать? Вон гуси… безобразники страшные… так и норовят разбрестись! Если б не мое чудовище, я б их уж раз пять упустил! Я как задумаюсь, так они и разбредаются, я забываю смотреть…

– Чудовище – это кто? – поинтересовался я. – Собака? У вас тут псов почти нету, кормить нечем, поди?

– Н-нет… – опомнился Юрек. – Не собака.

– Друг твой?

– Подруга, – честно ответил он, прикусил губу и вдруг выпалил: – Дядя Север, ты только не говори в деревне про нее! Ее убьют!

– Да почему?! – изумился я. – Это что, нечисть какая-нибудь?

Юрек молча кивнул.

– Ничего не понимаю. Да скажи ты мне, не выдам я твою подружку! Если до сих пор не съела, так и дальше не тронет…

– Я по весне гусей выгнал, – шмыгнул он носом. – Ну и задремал на солнышке. Проснулся – ой, думаю, вот будет мне, все куда-то подевались! И почему-то копна сена рядом, а откуда ей там взяться? Я ее потрогал, а у ней глаза открылись… Я аж за ручей удрал. Хотел домой сразу бежать, да без гусей-то нельзя, спросят с меня за гусей!

Юрек снова шмыгнул носом и продолжил:

– Ну я смотрю, она сидит, не двигается. Осмелел, поближе подобрался, думаю, убегу, я быстрый, а она вон какая туша… Потыкал палочкой – чудище только глазами хлоп да хлоп. Ну я и понял: она голодная, сил нету. Отдал ей свою краюшку и сыра кусок – только мелькнули!

– А потом что?

– Да что… – неохотно произнес мальчик. – Я так и пасу гусей. Ей ношу, что смогу достать, но самому-то тоже жрать хочется… А она добрая, помогает! Я засну, так она птицу собирает, они ее не боятся совсем. Ну а если человек идет, так она стожком прикидывается. Вон она, позади вас…

Я покосился назад. Да, действительно стожок, только для них еще рановато. И вдобавок…

– Лабива, чтоб тебя! – сказал я. – Хватит прикидываться. Не узнаешь, что ли?

В стожке сена вспыхнули два ярко-оранжевых глаза, он поднялся, сделавшись выше меня на две головы, встряхнулся – только сухая трава полетела.

– Север-р-р… – пророкотала она. – Ну и встр-р-реча!

– Эх ты, дура косматая, – ласково сказал я, обняв старую знакомую. – Как тебя сюда занесло?

– Иду на север-р-р… – ответила Лабива.

Из всех хозяйских чудовищ она была самой незлобивой. Более того, нянчила последнего моего хозяина. Пушистая, ласковая, милая Лабива, более всего напоминавшая вставшего на дыбки очень лохматого медведя с круглыми кошачьими глазами, подходила на эту роль как нельзя лучше. Потом она еще занималась юным пополнением: молодыми оборотнями и прочими. Ну а затем хозяин решил отправить сражаться и ее, и с тех пор я о Лабиве не слышал. Действительно, ну и встреча!

– А тут что потеряла?

Лабива понурилась, подошла поближе и села рядышком. Юрек глядел на нас с изумлением.

– Мальчик совсем никому не нужен, – пояснила она. – Кормят, и то хор-р-рошо. А ему скучно. А он хор-р-роший.

Юрек хихикнул и подлез к ней под левую лапу. Лабива осторожно его обняла.

– Он меня не испугался, – сказала она. – Покор-р-рмил. Куда ж я денусь? Кругом колдуны… прячусь вот. Гусей помогаю пасти. Они умные птицы, но своевольные. Ну да ничего, уж управимся, а, Юр-р-рек?

– Ага! – радостно сказал он. – Если дядя Север нас не выдаст!

Я, если честно, остолбенел, а Эсси усмехнулась и сказала:

– Вот тебе красавица с чудовищем! Вернее, наоборот!

– Ну тебя, – отмахнулся я. – Скажешь тоже… Лабива, золотце, опасно тебе здесь оставаться. Охотники совсем недалеко, я сам едва ушел!

– Ты? – вскинулся Юрек. – Погоди, дядя Север, я что-то не пойму… ты и ее знаешь, и сам… ты сам…

– Да, я сам нежить, – с досадой ответил я. – Но людей не ем. Я вообще не ем, не бойся. И держи язык за зубами! И так вон протрепался… Думаешь, я с топором правда по дрова пошел? Кузнец меня попросил разузнать, что там за чудище, о котором ты болтаешь, ну и… сам понимаешь…

– Нет-нет-нет! – в голос заревел мальчишка и вцепился в Лабиву. Та погладила его по голове мохнатой лапой и тяжело вздохнула. – Не отдам ее! Это мое чудовище! Мое!!! Я лучше с ней в лес жить уйду, только пусть не трогают!..

– Великий Нижний, как же вы мне надоели… – сказал я и поднялся на ноги. – Пойдем.

– Я думаю, Великий Нижний выражается примерно так же, – хихикнула Эсси, с большим удовольствием наблюдавшая это представление.

– Ты-то уж не доканывай, – попросил я.

Весса топила печь. Дым шел столбом, я прочистил дымоход буквально на днях, теперь тяга была в самый раз.

– Хозяйка, – сказал я, – ты говорила, что могла бы взять сиротку, если б я остался?