– Идиотизм, – убежденно сказал Генри, попытавшись разложить сведения в голове по полочкам. – Проще было женить на тебе сына или там еще какого родственника!

– Наверно, об этом наш сосед тоже задумывался, – ответила принцесса. – Но отец всегда был настороже и требовал тщательно проверять родословные всех, кого прочили мне в мужья. И я предвосхищу твой вопрос: попросту убить меня было не так-то легко. У нас в замке имелись сильные маги, меня берегли как зеницу ока. Да и сразу ясно стало бы, кто зачинщик убийства: корысть была только у него!

Генри мог бы описать с десяток способов убийства, при которых никто никогда не догадается, что это именно убийство, а уж тем более не вычислит заказчика. Но тогда, наверно, действовали грубее и проще… Кто их разберет!

– Значит, решили воспользоваться заклятием? – спросил он.

– Верно. Думаю, условие достижения мною шестнадцатилетия было выбрано не случайно, – сказала Мария-Антония задумчиво. – Умри я в детстве, отец мог бы поступиться любовью к моей матери и взять другую жену. Но к моим шестнадцати ему уже перевалило за шестьдесят, и шансов на рождение наследника почти не оставалось… К тому же горе вполне могло убить его.

– Неплохо, – одобрил Генри. – Ну и что дальше? Веретено, как полагается?

– Нет, просто смерть, – спокойно ответила девушка. – Но я ведь сказала, у отца были прекрасные маги, они сумели понять, что надо мною нависла опасность, и смогли разгадать, в чем суть заклятия.

– Но не снять, как я понимаю? – уточнил он.

– Такие вещи невозможно снять, – покачала она головой. – Разве только тот, кто это заклятие составил, может его уничтожить. У остальных не выйдет. Так сказали маги.

Генри промолчал: в законах магии он ровным счетом ничего не смыслил, но, наверно, тем древним мудрецам было виднее?

– Снять заклятие они не сумели, но придумали, как можно его обойти, – добавила принцесса. – Такие вещи составляются тщательнейшим образом, и малейшее отступление от оговоренных условий отменяет действие заклятия, так мне объясняли.

– И… – Генри нахмурился, соображая. – Тебя выдали замуж? До того, как тебе исполнилось шестнадцать?

– Верно, – улыбнулась девушка. Глаза ее перестали блестеть слишком уж сильно, видимо, она взяла себя в руки. – Отец нашел мне достойного мужа, когда мне сравнялось десять лет.

– Сколько?! – Генри уронил шляпу. – Ну, черт побери, у вас и нравы были! Нет, у дикарей девчонок лет в двенадцать-тринадцать легко замуж отдают, но то они, а ты…

– А я принцесса, – серьезно сказала Мария-Антония. – Бывало, еще не родившихся детей связывали брачным обещанием. Но не пугайся так, – добавила она, заметив, видимо, смятение Генри. – Мы с Филиппом стали мужем и женою перед богом и людьми, но я оставалась в отцовском доме, пока не вошла в возраст. Только тогда мужу было позволено забрать меня.

– И… сколько тебе было тогда? – осторожно спросил Генри. Вот тебе и… цветочек!

– Пятнадцать с небольшим, – ответила девушка, и глаза ее снова заблестели.

– Ну так… – Генри снова почесал в затылке. Как бы ее отвлечь? Она себя в руках держать может, но вот сейчас как припомнит муженька, и что тогда? – Он хоть молодой был, твой Филипп?

– Совсем молодой, – отозвалась Мария-Антония. – Старше меня немногим более, чем вдвое.

Монтроз только вздохнул. У древних были какие-то очень уж странные понятия о молодости и всем прочем! Хотя… сейчас что, не бывает, чтобы богатый старикашка, схоронивший трех жен, взял за себя молоденькую красавицу? Положим, тридцать с небольшим – это не старикашка, но все равно – такая разница…

– Он был славным воином, – произнесла девушка задумчиво. – Много лет провел в походах, потому и женился так поздно. За мной давали богатое приданое, род мой был славен, и он не стал колебаться и согласился ждать.

– А про заклятие он знал? – не удержался Генри.

– Знал, – кивнула она. – О таком не умалчивают. Да и он удивился бы, отчего меня прочат ему в жены, хотя его-то род похвастаться особыми богатствами не мог… Он был знаменит другим, – добавила девушка серьезно. – Я не успела как следует узнать его за три года замужества и жалею об этом…

– Ну а как же ты дома оказалась? – спросил мужчина, уже жалея, что затеял этот разговор. Воображение упорно рисовало перед внутренним взором здоровенного хмурого мужика в латах, с изуродованной физиономией, крюком вместо левой руки и здоровенной оглоблей, по недоразумению обозванной мечом, в другой. Примерно так, по мнению Генри, выглядели закаленные в боях древние рыцари.

– Я ведь сказала, что Филипп погиб, – ответила Мария-Антония ровно. – Я не так уж часто видела его: на наши земли пришла война, и он возглавил войско…

– Та самая война? – насторожился Генри. – За веру и все такое?

Девушка молча кивнула. Он хотел было поддеть, мол, что же муженек, если был таким уж прекрасным воином, не расколошматил врага, но сдержался. Еще не хватало восстановить принцессу против себя!

– У Филиппа было не так уж много людей, – сказала она, помолчав. – А наемный отряд продался противнику. Я не узнала мужа, когда его тело привезли домой…

Генри снова заставил себя промолчать.

– Следующим герцогом Астийским стал младший брат Филиппа, – тихо закончила девушка. – Он смирился и принял то, чего требовали церковники. Мне же ничего не оставалось, кроме как вернуться к родителям…

Монтроз быстро скумекал: если герцогом стал братишка ее мужа, значит, наследников у того не было. Ну да немудрено, если муж годами в походах, откуда взяться детишкам? Хоть на том спасибо!

Ну, более-менее ясно. Новый герцог воспользовался удобным случаем, чтобы избавиться от невестки. Ему, наверно, совсем не хотелось конфликтовать с церковниками и окончить жизнь так же, как старший брат, а тут эта… Мария-Антония со своим более чем странным воспитанием. Она бы не смирилась, понял Генри. Взялась бы мстить за мужа, уж неизвестно, как, ну… отец бы помог, в конце концов! Интересно, чем ее так напугали, что она вернулась домой и сидела там тише мыши? Вряд ли расскажет…

– Год я провела в трауре, – закончила свой рассказ девушка, и Генри снова осенило.

– Это, – осторожно коснулся он пальцем короткой косы, – не после болезни остригли, верно? Я сразу подумал: какая такая болезнь, если у вас магов было пруд пруди! Ты обрезала волосы в знак траура?

– Верно. Откуда ты знаешь такие вещи?

– Да тут, в прериях, тоже так делают, – пожал Генри плечами и криво усмехнулся. Ему вот нечего было обрезать, показывая горе после кончины жены. Тогда его ближайшие родственники-делакоты остригли волосы, а ему разве что скальп оставалось с себя снять… Белый, что с него возьмешь! – Ладно, не томи, дальше-то что? Или дай сам догадаюсь… Пока ты была мужней женой, герцогиней, заклятие тебя не трогало, так? А тут все вернулось на исходные позиции, принцесса, не замужем… Так?

– Да, – проронила она. – Наши маги успели понять это вовремя. И… исправили кое-что.

– Да уж… – пробормотал Монтроз. Лишние луны в небе постепенно гасли, занималась заря. – А почему весь замок вместе с тобой отправился почивать? Ну, в сказке-то понятно, а на самом деле?

– Война, – ответила Мария-Антония. – Война у самых наших рубежей…

…Она совсем не собиралась выкладывать этому чужому человеку историю своей жизни, но отчего-то не удержалась. Может, дело было в том, какие вопросы он задавал поначалу: человек, действительно знавший о древних временах лишь понаслышке да по старым сказкам! А может, в том, что он умел слушать и быстро соображал. Неважно. Всей правды она ему все равно не сказала, а о замужестве пришлось бы упомянуть рано или поздно… Конечно, принцессе полагается быть юной невинной девицей, а не вдовой женщиной, не так уж мало успевшей повидать на своем коротком веку, но что она могла поделать? Реальность всегда отличается от сказки, и редко в лучшую сторону!

Она прикрыла глаза, прежде чем ответить на очередной вопрос Генри, припомнила замок мужа. Он был еще старше, чем тот, в котором она родилась, более массивным и лучше укрепленным. Его легко было удерживать даже малыми силами – а больших у них никогда и не бывало.