Наверно, глупо думать о таких мелочах в подобную минуту, но если размышлять о собственном положении, делалось вовсе уж дурно.

Допустим, Грифон – действительно король Раннар, а не безумец, спрятанный от двора за стеной тишины и живущий в компании старика-чародея. В любом случае здесь мне, похоже, ничто не угрожает. По крайней мере, очень хотелось надеяться на то, что к вечеру грубоватая обходительность Грифона не растает, как иней под солнечными лучами. И, может быть, эти двое действительно знают или сумеют придумать, как вернуть меня обратно. Ведь если Грифон ухитрялся попасть в наше время, а сюда угодила не только я, но и мои конвоиры, значит, еще ничто не потеряно! Блуждающая звезда делается только ярче, и дороги покамест открыты…

«Я что, всерьез рассуждаю об этом? – спросила я сама себя и ответила: – Чем же еще заняться!»

Но когда я вернусь – не «если», а именно «когда», – что со мной станет? Вряд ли Дар-Аррон или тот, кто выдавал себя за него, оставит меня в покое. Мне не верилось, что король сам занимается подобными делами, с другой стороны, Грифон уходил на охоту в неведомые края, и чем одно дело хуже другого? Как быть? Бежать из замка домой? Но каким образом? Украсть лошадь? Даже если мне удастся оседлать ее и вывести из конюшни, ворота я не открою! А если вдруг повезет выбраться за пределы замка, далеко ли мне удастся ускакать по зимней распутице в легкой одежде, без денег, даже без украшений, которые можно продать? Меня схватят в тот же день, если не в тот же час…

А ведь есть еще Лисса, которую прячут неведомо где. Неизвестно, что с ней сделают… или уже сделали, пока я прохлаждаюсь здесь! И Делла, которая вовсе ни о чем не подозревает, но наверняка потребует объяснений, когда обнаружит еще и мое исчезновение. И Идда: мне показалось, она решила оставить попытки доискаться правды о происходящем во время Испытания, опасаясь за собственную безопасность, но… Что, если все эти странные события заставят ее вновь взяться за дело?

А если я вернусь и появлюсь за ужином… или, наверно, уже за завтраком, как ни в чем не бывало, что случится? Меня снова попытаются устранить или оставят в покое? Или Дар-Аррон постарается дознаться, каким образом мне удалось выбраться из темницы… а главное, куда подевались его люди? Я сомневалась, будто Грифон намерен вернуть и их тоже, а если все-таки поступит так, по ним ведь любой увидит – они с кем-то крепко подрались! Наверно, Инна-Ро способен залечить их раны и заставить забыть обо всем произошедшем, но кто сказал, что чародеи Дар-Аррона или даже он сам не сумеют докопаться до истины?

И прав ли Инна-Ро? Я окажусь в своем времени, и там ничего не изменится? Или что-то поменяется, но отличия буду видеть только я одна, а для остальных все окажется в порядке вещей? А может, я вовсе угожу в пустоту и сама растворюсь в ней, потому что прошлое изменилось, и мое настоящее попросту не наступило… Нет никакого Гаррата, а я даже если и родилась, то совсем в другой семье, и меня ждут не выезды в свет, развлечения и брак с достойным человеком, а тяжелая работа с утра до ночи где-нибудь в деревне. Конечно, не зная другой жизни, я-иная вряд ли станет расстраиваться – другим приходится и похуже, – но воображать подобное было неприятно…

Раздумывая обо всем этом, я забрела в библиотеку – хотела отвлечься книгой, но взгляд скользил по строкам, и я мгновенно забывала, о чем только что прочла. Оставалось только рассматривать гравюры, и за этим-то занятием я, очевидно, все-таки задремала в кресле.

Разбудило меня прикосновение к плечу – я вздрогнула и очнулась. В библиотеке было темно, только в открытом окне виднелся серп молодой луны и ярко светила блуждающая звезда – рядом с нею меркли даже Зубцы Венца. За большим садом пылал огнями королевский дворец – это выглядело словно зарево вдалеке… немного тревожное зрелище, на мой взгляд. Но, наверно, сейчас все казалось мне дурными предзнаменованиями.

– Выспалась? – спросил Инна-Ро.

– Да, благодарю вас, – ответила я и встала.

Тело будто одеревенело, и немудрено – я столько времени провела в неудобной позе.

– Кошмары не снились?

Я покачала головой. В самом деле, мне ничего не привиделось: я будто на минуту закрыла глаза, а открыла, когда уже наступил вечер… вернее, глубокая ночь.

– Хорошо, – пробормотал Инна-Ро, словно отвечая на собственные мысли, и поманил меня за собой. На нашем пути сами собой вспыхивали факелы, ярко освещая коридор. – Идем, накормлю тебя по-человечески. Это Раннар может неделями питаться всухомятку, а девушкам такое противопоказано. Цвет лица испортится.

– Куда уж сильнее, – не удержалась я, хотела добавить еще кое-что, но вовремя прикусила язык.

– Притирания готовить не стану, – снова прочел мои мысли Инна-Ро. – Я все-таки чародей, а не цирюльник.

– Я вовсе не…

– Думала, не отрицай, – воздел он палец. – Что тебе не живется со своим лицом? Зачем его менять?

– Для красоты, – растерянно ответила я.

– Для красоты девицы подводят глаза, рисуют брови, приклеивают фальшивые ресницы, румянят щеки, красят губы, завивают кудри и проделывают еще множество бессмысленных вещей, – сказал старик. – В Караде еще куда ни шло, а вот в Дзейли, если смыть с придворной красавицы слои белил, румян и прочего, снять парик, раздеть… Можно и испугаться.

– У нас вообще не принято красить лицо, особенно незамужним девицам, – сказала я. – Это считается вульгарным. Позволительно разве что немного припудриться – сейчас в моде интересная бледность.

– О, ну хоть что-то хорошее есть в этом вашем будущем, – проворчал он. – Хотя… нет, беру свои слова назад. Я видел картинки, которые ты рисовала для Раннара: если носить этакие пыточные приспособления, немудрено не то что побледнеть, а и вовсе скончаться. В Дзейли тоже есть любительницы утянуть стан, пострадавший… хе-хе… от излишеств, но не до такой же степени! Что это ты вдруг покраснела?

– Говорить о подобном с мужчиной неприлично, – ответила я, глядя в сторону.

– Неужели? Ты еще скажи, что показывать лекарю, где именно у тебя болит, нельзя! – засмеялся Инна-Ро, но оценил выражение моего лица и умолк. – Н-да… Похоже, я и впрямь слишком рано умер. Нужно поработать над этим.

Он подумал и добавил:

– А если тебе не нравится твое лицо, почаще бывай на воздухе. Под загаром веснушки будут не так заметны.

– Считается, что загар – удел простолюдинов, – ответила я.

– Тогда страдай, – пожал он плечами. – И не вздумай ляпнуть этакое при Раннаре. Он тебя в лучшем случае высмеет, а в худшем…

– Что?..

– Кто же его разберет? Придумает что-нибудь. Возьмет на конную прогулку, к примеру, а это, в его представлении, недели две пути по бездорожью и ночевок где придется или вовсе под открытым небом.

– Спасибо, что предупредили, – искренне сказала я. – Мне действительно лучше помолчать.

– Вовсе нет, мне еще о многом нужно тебя расспросить, – ответил Инна-Ро. – Поэтому не плетись, словно у тебя к ногам ядра прикованы, поторапливайся!

– Я спрашивала у Раннара, не проще ли заглянуть в мои воспоминания.

– А он, конечно же, отказался?

– Да, и даже объяснил, почему.

– Из лени, ясное дело, – проворчал старик. – Я имею в виду, выбрать из потока чужой памяти что-то ценное не так-то просто. На это обычно уходит уйма времени и сил, особенно если ты не представляешь, что именно ищешь.

– Примерно это и прозвучало.

– Ну и приятного в таком занятии мало, – добавил Инна-Ро. – Думаешь, воспоминания можно читать, как книгу? Если бы! Даже если я захочу, к примеру, взглянуть на этого Дар-Аррона твоими глазами, сперва придется пробиться через болото повседневности. Ты думаешь, что не помнишь этого, но оно хранится вот здесь, – он выразительно постучал сухим пальцем по лбу. – Рыться в чужих воспоминаниях – все равно что нырять в мутной воде и искать на дне даже не жемчужину, стеклянную бусинку!

Я промолчала, пытаясь представить, как моя память может выглядеть со стороны, и согласилась, что выискивать в ней нечто важное – занятие не из легких. Взять хотя бы уроки! То, о чем говорил нам учитель, погребено под спудом бестолковых каждодневных мыслей о завтраке, о новом платье, прогулке и еще тысяче мелочей! Даже мне, когда хочется вспомнить что-то определенное, приходится напрячь память, а чужой человек и вовсе увязнет… И если у меня, совсем еще юной и неопытной, в голове такая путаница, что же говорить о людях поживших?..