Малфой-старший чуть не уронил бокал. Спасла его либо магия, либо хваленая выдержка аристократов.

— Добрый вечер… Мэри, — натянуто улыбнулся он, а папа поманил меня к себе.

— Ты что творишь, паршивка? — спросил он почти неслышно.

— Он твой друг, разве нет? Как Фергюсон, а я же того зову дядей Сэмом, — сказала я и добавила еще тише: — Ну пап, я потом извинюсь. Я чтоб Гарри… шокировать.

— Да он и так уже в шоке по колено, — вздохнул папа, прекратив выкручивать мое ухо. — Иди сделай сэндвичи. То, что приготовила Энн, жрать, как обычно, нельзя. Не понимаю, как можно испортить чертовы полуфабрикаты?! Их даже криворукий младенец способен приготовить…

— Ой, пап, это как Лонгботтом с Гриффиндора, — крикнула я с кухни, живо пластая хлеб и всякие вкусности. Сэндвичи у меня всегда получаются — пальчики оближешь. Еще вот собачья каша осталась, но не предлагать же ее Малфою! — Он какое зелье ни возьмется варить, получается просто ужас кошмарный, хотя вроде все по рецепту делает… Дядя Люк, вам лук класть или как?

— Благодарю, Мэри, не нужно, — ответил он уже без запинки.

Я принесла тарелку, взяла один сэндвич и уселась на подоконник, как обычно. Гарри, примостившись в уголке дивана, смотрел вокруг потерянным взглядом: его мать, Лили Поттер, а теперь Ли-Энн Оук, молча наполняла бокал Люциуса Малфоя, Пожирателя смерти, да не ядом, а хорошим вином. А Малфой спокойно разговаривал с магглом-полицейским.

— Мэри, Драко будет здесь завтра в половине шестого, как и условились, — сказал Малфой, и Гарри передернуло.

— Отлично, я уже соберусь! А экипировку ему успели купить?

— Разумеется.

— Совсем-совсем здорово! — заявила я и повернулась к отцу: — Папа, можно, я спать пойду? Нам завтра рано выходить!

— Конечно, иди, — кивнул он. — А у нас тут, я чувствую, намечается долгий разговор…

Я подставила ему щеку для поцелуя, помахала Энн, к которой жался Гарри, и, сказав «доброй ночи, дядя Люк», посмотрела Малфою в глаза, постаравшись как можно сильнее подумать: «извините, пожалуйста, за фамильярность, сэр, это я для психологического эффекта». Видимо, мысль дошла до адресата, потому что Малфой улыбнулся и отсалютовал мне бокалом…

Утро встретило меня сюрпризом.

— Вы чокнулись?! — спросила я. Вместо одного придурка мне прислали двоих!

— Не горячись, Мэри, — спокойно сказал Тео. — Я же тебе тогда сказал, что не знаю планов отца. Вот на эти каникулы у него планов относительно меня не было, и я решил, что мог бы присоединиться.

— А я ему список дал, он все купил, что надо! — встрял Драко.

— А вы не подумали, что группа уже собрана, взносы оплачены, и… и… — тут я просто зашипела.

— Извини, я не знал, что состав группы фиксированный, — опустил голову Нотт. — Взнос-то я могу уплатить, и даже штраф, если что. Но если нельзя… вернусь домой, у меня портключ есть.

— Да ладно… — вздохнула я, остывая. — Просто предупреждать надо о таких вещах, учтите оба на будущее. Сейчас-то мы в пеший поход идем, а если вдруг на лодках? Куда вас девать? По берегу побежите?

— Ну не бухти ты, пойдем уже, — подергал меня за рукав Малфой. Его так и распирало от предвкушения: как же, он уже ходил в такой поход, а Нотт — нет, можно выпендриваться!

«Мальчишки — идиоты, — в который раз заключила я. — К счастью, некоторые вырастают в таких мужчин, как мой папа!.. Ну, на крайний случай, как Малфой-старший.»

Домой я ввалилась, открыв калитку ногой, потому что руки были заняты: у рюкзака оборвалась лямка, и приторочить спальник не получалось.

Папа обнаружился в гостиной, в любимом кресле, с газетой и неизменной сигаретой, изжеванной уже до середины.

— Привет! — воскликнула я.

— О, уже вернулась! — обернулся он. — Как прошло?

— Просто супер! Мне же еще Тео подсунули, так он намного лучше Драко соображает, и проку от него больше! В общем, всем очень понравилось… А у нас что? — спросила я. — Кстати, пап, а разве сегодня выходной?

— Нет. У меня отгулы накопились, я и взял сразу несколько, — усмехнулся он. — Надо же и мне отдохнуть. Тем более, Мэри, мы с тобой теперь достаточно богаты, чтобы я мог перекантоваться без работы.

— Папа, только не говори, что тебя уволили! — в ужасе вскричала я.

— Не городи ерунды, — поморщился он. — Что они без меня делать будут? Нет, я честно прожигаю положенные мне дни отдыха… но всегда на телефоне, чтоб его! Проклятый аппарат…

— Хочешь, я провода перережу?

— Я тебе перережу… — добродушно усмехнулся он. — Мэри, от тебя несет костром, иди живо мойся и переодевайся.

— Уже бегу! — заверила я. — А где… Гарри?

— А… — папа вернулся к газете. — Чистит задний двор от снега.

— От забора и до обеда? — с интересом спросила я.

— Именно.

— Давно?

— Третий день.

— И доколе? — выдала я словечко, которое подцепила у Тео, любителя выражаться старомодно и замысловато.

— Пока я не сочту работу удовлетворительной, — сказал папа, поймал мой взгляд и, не дожидаясь вопроса, пояснил: — Я теперь, кажется, понимаю, отчего миссис Дурсль была совершенно не рада этому мальчику. Наш новобранец невоспитан, упрям, дерзок, с дисциплиной не знаком, субординацию не соблюдает, постоянно перечит… хотя ты ведь объяснила ему правила, Мэри?

— Конечно!

— В тебе я не сомневался. Так вот, он обожает пререкаться, и пусть он всего лишь бубнит что-то себе под нос, на слух я никогда не жаловался… Одного у него не отнять: прибираться и готовить он умеет. И на том спасибо.

Грохнула задняя дверь, и в гостиную вошел помянутый Гарри, мрачный донельзя. Я отметила, что очки на нем новые, а постриг его папа, видимо, собственноручно, под машинку.

— Я все сделал, как вы велели, мистер Оук, — произнес он, недружелюбно взглянув на меня.

— «Отец» или «сэр», — сказал папа.

— Мой отец умер, вы же знаете! — тут же набычился Поттер.

— «Вы же знаете, сэр», — машинально поправил тот. — Да, я помню, красивый, веселый, благородный и богатый Джеймс Поттер героически погиб на какой-то кретинской магической войне. А некрасивый, скучный и до недавнего времени бедный простолюдин Эндрю Оук выжил на не менее кретинской маггловской войне. Угадай, сынок, кому повезло больше?

— Я вам не сынок! — выдал Гарри.

— Слава богу, — искренне ответил папа. — Я бы застрелился, если б узнал, что ты мой сын. Но, к счастью, ты мой пасынок, не более того… И все же, думаю, правильное воспитание еще сможет сделать из тебя человека, поэтому, рядовой — два наряда по кухне вне очереди за дерзость.

— Но ведь… — он покосился на меня. — Я и так все время там… А она…

— А Мэри пока отдохнет с дороги, — сказал папа. — Три наряда вне очереди за пререкания. Так что там со снегом? Убран, сложен в правильные кубы и утрамбован? Мне пойти проверить и удостовериться, что это именно кубы, а не косые параллелепипеды?

— Кажется, я еще не закончил… сэр… — буркнул Гарри и удрал.

Кто-то скажет: ну вот, что толку, из одной кабалы в другую… Но, на минуточку, обязанности по дому у нас распределены, а папины «наряды вне очереди» — это способ поощрить одних и наказать других. Нет, я могу пойти и что-то приготовить, но стоять у плиты, когда ноги гудят, хочется упасть и полежать немножко на мягкой кровати… а лучше в горячей ванне… Ужас! И папа это прекрасно понимает.

И потом, он же не Дурсль. В доме жесткий распорядок дня, все по расписанию, поблажки делаются только больным. Но папа никогда не наказывал меня, лишив обеда или там сладкого. У него, как он говорит (уж не знаю, откуда эта фразочка) «война войной, а обед по расписанию». Так что сытым и нормально одетым Гарри будет обязательно, а что он дерзит, не слушается и за это огребает наказание, кто же тут виноват?

— Еще немного, и я его выпорю, — сказал вдруг папа. — Хотя тут очень запущенный случай…

— Ты говорил, что бить детей нельзя, — напомнила я.

— Бить — нельзя, а пороть нужно непременно, — хмыкнул он. — И потом, Мэри, припомни, разве я хоть раз ударил тебя без причины?