Значит, она успела заметить вторжение и улетела… Лишь бы не возвращалась! Вот только… Альтабет-то тут при чем? Или это какой-то хитрый план? Этак я расслаблюсь и выдам и себя, и Кьярру… Нет уж, лучше продолжу верить в плохое. Это обычно выручает: всегда есть повод обрадоваться, если дела пойдут чуть лучше, чем предполагалось.

– Довольно прикидываться, Сандеррин, – выговорил Сарго. – Ты знал, что девушка не владеет своим даром, что она опасна для окружающих. Случись что, это дискредитировало бы весь королевский род! Мне еще что-то нужно пояснять насчет государственной измены?

– Тебе нужно было подготовиться получше, – сказал я и вовремя уклонился от зуботычины. – Киорраны никогда не оставили бы на свободе такого отпрыска, именно потому, что пекутся о чести семьи. Катталену ждала бы обитель где-нибудь в глуши, верно, госпожа Суорр?

Та кивнула и – клянусь! – незаметно пнула ножку стола, так что рисунок на горке соли сделался почти неразличимым.

– А даже если бы девушку выпустили погулять по травке, вокруг стояло бы тройное оцепление из лучших бойцов и чародеев, по кустам прятались агенты охранного отделения, – добавил я, – и еще драконы сверху следили, чтобы никто не подобрался слишком близко.

Понимаю, в моем положении сложно злорадствовать, но я все-таки ухитрялся. Очень уж приятно было наблюдать, как корчится внутри Сарго, не имея возможности спросить при Альтабет, где же этот проклятый дикий дракон!

Впрочем, у него хватало иных возможностей.

– Довольно, – сказал он негромко, но как-то так веско, что я умолк. – У меня мало времени. Раз ты не хочешь по-хорошему, Сандеррин, будет по-плохому.

– Господин Виркен! – воскликнула Альтабет, когда он поднял руку, и воздух вокруг меня засветился. – Что вы де…

«Колдует, будто не видно!» – хотел я ответить, но не смог.

Я знал, что этим кончится. Знал, что меня Сарго точно не оставит в живых, – разве что безумным полутрупом, не способным вспомнить собственное имя… Потому и злил его – надеялся, что это будет быстро. А еще – что он не поймет, куда подевалась Кьярра. Или, если поймет, не сумеет ее достать… Никто больше не сумеет поймать дикого дракона!

«Надеюсь, я это не вслух вопил?» – спросил я сам себя, когда боль отступила.

Во рту было солоно от крови, но язык я себе вроде бы не откусил. Наверно, носом пошла… И что будет с моей головой после такой встряски, я даже представлять не желал. Безумным полутрупам тоже бывает больно, знаете ли, и я не желал себе такого будущего.

Впрочем, настоящее было не лучше…

– Да хоть лопни, колдун, – смог я выговорить, – ничего не выйдет! Не на того напал!

И вот тут Сарго взбесился по-настоящему. Почему-то чародеи не любят, когда их называют колдунами, считают, видимо, что это принижает их могущество. Даже распоследний деревенский самоучка, способный разве что лужи осушить, – и тот гордо именует себя чародеем!

Ну а для Сарго это стало последней каплей. До того он худо-бедно сдерживался, понимая, что от мертвого меня толку не добьешься, но тут его перемкнуло. Наверно, слишком много крови я ему попортил, и теперь он вымещал на мне все свои обиды… наверно, до детских включительно.

Наверно, я кричал. Не знаю. Вот Альтабет – та точно кричала. Я мельком увидел ее искаженное ужасом лицо и заинтересовался, что же творит со мной Сарго – наизнанку выворачивает, что ли?

Может, так и было, только я уже не чувствовал. Боли было слишком много, и в какой-то момент я перестал ее ощущать, а потом начало уплывать сознание, и я подумал – не останавливайся, Сарго, мне осталось совсем немного…

Глаза заволокла багровая пелена, в ушах уже не шумело – ревело… Крыша съемного домика вдруг растаяла в ослепительной вспышке, и надо мной раскинулось бесконечное темное небо с россыпью бесчисленных звезд, до которых можно было дотронуться рукой…

Больше я ничего не помню.

Сознание возвращалось медленно и неохотно. Я с большим удовольствием остался бы в беспамятстве, но не вышло: очень уж было холодно. Вернее, один бок у меня заледенел, а вот другому было жарко.

Где же я? В каком-нибудь подвале, в который Сарго отволок то, что от меня осталось, с расчетом попозже завершить начатое? Или в канаве, куда он выбросил мое безжизненное тело, а я возьми да очнись? И то, и другое объяснило бы холод, но никак не тепло и не потрескивание дров в огне – теперь я отчетливо его различал. Может, из канавы меня вытащили бродяги, и теперь я лежу у их костерка? А что, так вот решили проверить карманы то ли у пьяного, то ли у мертвого господина, обнаружили, что он еще дышит, и совесть не позволила им бросить его умирать… Да как же, стали бы они связываться… А совесть в их котомках и не ночевала.

– Ты опять сложно думаешь, значит, ожил, – услышал я знакомый голос и не выдержал – открыл глаза.

Кругом было темно, только костер (я угадал верно) бросал отблески на каменные своды и на склонившуюся надо мной Кьярру – можно было рассмотреть половину перемазанного сажей лица. По-моему, она нарочно так изгваздалась, чтобы нельзя было рассмотреть, насколько физиономия заревана.

«Где это мы?» – хотел я спросить, но не смог. Вместо слов из горла вырвалось сдавленное сипение. Вот так дела…

– Ты молчи, – быстро заговорила Кьярра и пересела по другую сторону. И отлично: правого бока я уже не чувствовал, а она так приятно его согревала… – Я тебя и так понимаю. И ты бы будто не ревел, если бы…

Тут она осеклась и нахмурилась, сообразив, что я бы точно не стал рыдать, случись с ней нечто подобное. Расстроился бы, конечно, сожалел, с удовольствием открутил чародею все конечности по очереди, а напоследок – голову, если бы сумел его изловить, но и только.

– Надо было еще тогда его сжечь, – сказала Кьярра, и взгляд ее сделался хищным. Я уже видел такое – неприятное зрелище! – Но ничего. Я все исправила.

Вопросов у меня было хоть отбавляй, и вынужденная немота неимоверно раздражала. Куда подевался голос, я понимал – сорвал его, когда Сарго взялся за меня всерьез. Вернется, куда он денется… Во всяком случае, очень хотелось на это надеяться.

– Ты сможешь говорить, – ответила на мои мысли Кьярра. – Попозже. А пока молчи, а то будет хуже! Я тебе сама все расскажу.

Зная, какая из нее рассказчица, я заранее приготовился к долгой, очень долгой и изощренной пытке, куда там ухищрениям Сарго! Я же от любопытства умру, пока она нужные слова вспомнит…

– Все-таки ты бываешь злой, – мрачно сказала Кьярра. – Но ты прав. Я плохо говорю. Поэтому покажу! Это быстро, и ты сам все поймешь!

«А я точно это переживу?» – мелькнуло у меня в голове.

– Могу не показывать, – тут же ответила она. – Лежи так.

«Кто из нас злой – так это ты, – не остался я в долгу. – Я над полумертвыми напарниками не издеваюсь».

Вообще-то мне следовало быть более серьезным, но… Когда готовишься к верной смерти, а потом обнаруживаешь себя живым, целым и вроде бы невредимым, если не считать пропавшего голоса… Вдобавок я не в плену, а в каком-то убежище, видимо, на Багралоре – где еще мог царить такой зверский холод? Да тут в пляс впору пуститься! Но на это, к сожалению, сил не было. Меня будто и вправду вывернули наизнанку, как следует отходили бельевым вальком, прополоскали в проруби… Одним словом, я чувствовал себя выжатой тряпкой. Спасибо, хоть не болело ничего… что, кстати, настораживало.

– Я буду показывать по порядку, – сказала Кьярра, гневно посопев. – А ты не перебивай, раз полумертвый! Хотя нет… Ты был совсем мертвый.

Я даже не нашелся, что сказать. То есть подумать.

– Сам увидишь, – добавила она, бесцеремонно подвинула меня и улеглась рядом, объяснив: – Ты очень холодный. А если развести костры со всех сторон, я не услежу, и ты сгоришь. Лучше я сама буду тебя греть.

«Спасибо, – искренне подумал я. – Ты намного лучше костра. Жалко, маленькая, на всего меня не хватает – ноги мерзнут».

Пора бы мне уже привыкнуть к тому, что Кьярра все понимает буквально…