– Я не был к этому готов, – дипломатично ответил я, выбирая нож поострее.
– Но теперь-то ты можешь видеть дороги, как я? – допытывалась Кьярра.
– Еще не проверял.
– Так проверь!
– Кьярра, – сказал я, обернувшись к ней с руками по локоть в крови, – я жрать хочу. Дороги никуда не убегут, ясно?
– Так бы сразу и сказал, – проворчала она и принялась с грохотом укладывать поленья в очаг. – А то откуда я знаю? На тебе не нарисовано, что ты голодный!
В очаге с ревом взметнулось пламя, хотя я видел – ни спичек, ни кремня с кресалом у Кьярры в руках не было, да и растопкой она себя не утруждала. И, тем не менее, поленья занялись в один миг.
– Как ты это?..
– Что? – Она недоуменно взглянула на меня, потом на очаг. – А! Это же просто! Наверняка ты тоже сможешь!
– Может, во мне и есть капля драконьей крови, и я научусь ходить твоими тайными путями, но зажигать взглядом огонь точно не сумею.
– Откуда ты знаешь? Ты же не пробовал!
Вот и разговаривай с ней…
– Ты что-то рассмотрел, – не унималась Кьярра. – В самом конце. Я почувствовала, Рок.
– Медаль, – напомнил я. – Я ведь сказал. Или подумал, не важно.
– Это я помню. Но было еще что-то. Может, ты где-то видел моего отца? – с редкой прозорливостью поинтересовалась она. – Если он был военный, да еще герой… Я же правильно поняла? Такие медали давали героям?
– Вроде того. Выжившим, – уточнил я. – При Одерике уцелело всего шесть драконов из дюжины, про людей и говорить нечего.
– А что там случилось?
– Примерно то же, что при Баграни, только без участия чародеев. Если вкратце: Одерик – это очень богатая дальняя колония. Лакомый кусочек. Тот берег открыли почти одновременно и королевские исследователи, и вражеские, и долго спорили, кому принадлежит честь первооткрывателя.
– И поссорились?
– Сперва уладили дело миром, насколько я помню, договорились использовать и заселять Одерик вместе… Ну как вместе – поделили условно пополам и какое-то время уживались. Потом пошло-поехало: то наши колонисты у чужих что-то увели, то те у наших. Слово за слово – и понеслось, то и дело учиняли резню… – Я перевел дыхание и завершил: – Закончилось все тем, что обе стороны прислали войска, чтобы окончательно решить вопрос о принадлежности архипелага.
– И кому он достался? – с любопытством спросила Кьярра.
– Никому, – ответил я.
– Я не поняла, – после паузы произнесла она. – А за что тогда медаль?
– Сказал же – за отвагу. Дело в том, что архипелаг Одерик – вулканический. Знаешь, что такое вулкан?
– Огненная гора, – уверенно ответила Кьярра. – Мама говорила. Как же там люди жили?
– Хорошо жили. Большой вулкан попыхивал потихоньку, но извергаться и не думал, так, иногда пеплом плевался. На мелкие вообще можно было внимания не обращать. Горячая вода из-под земли опять же… Росло там все, говорят, как заколдованное. Семечко уронил – назавтра куст с человека высотой вырос и успел зацвести… Это преувеличение, конечно, но что урожаи снимали невиданные, по два-три за сезон – факт. А когда начался конфликт…
– Я угадаю, – сказала она. – Вулкан проснулся!
– В точку. Причем неизвестно, сам по себе или ему помогли. Писали, так-то он еще сто лет мог пыхтеть вхолостую, а то и вовсе бы потух, но…
– Разве можно укротить огненную гору?
– Чародеям, думаю, под силу… Или драконов задействовали: если вам расплавленный металл нипочем, может, и лава тоже вроде теплой ванны?
– Но зачем? – поразилась Кьярра, не обратив внимания на мои слова. – Как там потом жить?
– А никак. Во всяком случае, в ближайшие пару десятков лет. Но у людей, знаешь ли, есть такое мерзкое обыкновение… – Я помолчал, подбирая подходящие слова. – Ни нашим, ни вашим. Или, как вариант, «не доставайся же ты никому».
– То есть кто-то решил, что пускай лучше колония совсем пропадет, чем ее получит другой? – уточнила она.
– Ага. Нет, вполне возможно, что это просто совпадение и вулкан сам выбрал именно этот момент, чтобы начать извергаться, но… как-то слабо в это верится.
– Как же люди?
– Погибших было очень много, – помолчав, ответил я. – Туча раскаленного пепла, не видно ни зги, загорелись леса… потом пошла лава, а рядом ведь море. Сама представляешь, что случилось?
Кьярра помотала головой, и я подумал: вряд ли она знает, что такое лава.
– Если налить расплавленный металл в воду, что будет?
– Он застынет.
– А перед тем?
– Пар пойдет, – ответила Кьярра, подумала и добавила: – Вот ты о чем… Лава все текла и текла. Застывала, и снова… И вода, наверно, закипела, а сколько было пара… И еще пепел!
– Столб дыма… или пара, не важно, видно было за несколько морских переходов, – сказал я. – А по ночам – и само извержение.
– И что, сражение продолжалось? В таком вот… – Она не сумела найти подходящего слова, но физиономию скорчила более чем выразительную. – Люди странные!
– Да какое уж там сражение, ноги бы унести, – усмехнулся я, не отрываясь от стряпни. Еще немного, и я сам начну уплетать сырое мясо… Дичаю, не иначе. – Но кое-кто остался. И спасал колонистов из самого пекла, причем не разбирая, кто там свой, а кто чужой.
– О-о-о… – протянула Кьярра. – Тогда понятно, за что медаль. А те драконы, которые погибли…
– Они раньше погибли, в сражении, – пояснил я. – Остальным тоже досталось, но, повторяю, по сравнению с человеческими жертвами это ерунда.
– А враги? Тоже помогали спасать?
– Да. Вроде был приказ отступать, когда стало ясно, что Одерик обречен, но драконы взбунтовались. Вернее, не сами, – поправился я, – они не могли. Их командиры, конечно же.
«Ой ли? – мелькнула мысль. – Этот конкретный орденоносный дракон, похоже, прекрасно обходится без человеческих приказов. И еще неизвестно, кто кем командует… Чуяло мое сердце, не нужно соваться в эту историю! И ведь еще не поздно отступиться, но нет! Лезешь на рожон…»
– Одерик с тех пор – безжизненная груда камней, – завершил я рассказ. – Но, говорят, вулканический пепел – отличное удобрение, так что рано или поздно архипелаг снова зацветет. А пока что он числится спорной территорией, и о нем стараются лишний раз не вспоминать.
– Еще бы, – произнесла Кьярра, и с изрядной долей презрения в голосе. – Люди своих бросили, а драконы спасали. О таком вспоминать стыдно.
– Ты слишком хорошо думаешь о политиках. Они и слова-то такого не знают – стыд. А совесть им вообще ампутируют при вступлении на должность.
– Правда? – поразилась она. – А как? Это чародеи делают? А это больно?
От необходимости отвечать меня избавило то, что первый кусок мяса наконец-то поджарился и я смог запустить в него зубы. И это было, чтоб мне провалиться, прекрасно! А ведь прежде я мясо с кровью недолюбливал… Точно, от Кьярры заразился вкусовыми пристрастиями.
– Ты прямо как я, – довольно сказала она, снова подслушав мои мысли, и последовала моему примеру.
Какое-то время мы сосредоточенно жевали, потом Кьярра спросила:
– Если мой отец – герой, его легче найти, правда?
– Конечно. В бою при Баграни участвовали десятки драконов, всех перебирать – жизни не хватит. Но когда уже знаешь, что он отличился при Одерике, а при Баграни командовал королевскими войсками… с него командовали, я имею в виду, – оговорился я, – тут все становится намного проще. Только, убей, не знаю, что мы будем делать с этим знанием.
– Не понимаю…
– Сама подумай: вот узнаем мы имя этого дракона. Возможно, даже удастся выяснить, где он теперь служит, если жив еще. – О газете я пока говорить не хотел, сперва нужно было удостовериться, что зрительная память меня не подвела. – Что дальше? Придешь на драконодром – если я смогу договориться, чтобы нас пропустили, – или дождешься этого героя где-нибудь в пивной и скажешь: «Здравствуй, я твоя дочь?»
Судя по выражению лица Кьярры, она об этом не задумывалась.
– Он не поверит? – спросила она наконец.
– Сразу – нет, конечно. Если ты расскажешь о матери… а он станет слушать, тогда, возможно, сделает подобное допущение. Что потом? Ты останешься на драконодроме, если он предложит пристроить тебя хоть кем-то? Ну, как я говорил раньше – курсантов обучать или что-то в этом роде…