Проснулись оба одновременно, вот что значит встреча за сотни км и десятки лет. Машуня, видимо, сил-то набралась, аж целоваться полезла, ну и как противиться женщине, я че, псих? Но дальше пойти я ей не разрешил, все-таки она и ее новое тело пережило ужас Брестской крепости, пусть сперва немного окрепнет, а там и видно будет.

Проводил ее до женского расположения, кстати, там ее уже встретили с «типа все понимающими» улыбками, Глафира, значит, языком промассировала органы чувств подруг, да и пропажа Машундры на ночь тоже не осталась незамеченной.

Машуня прошла к своим, а я рванулся на пробежку, любовь любовью, но на фиг я ей без здоровья-то, вот то-то и оно. После пробежки попросил Прибылова полить воды, этот не фулюган типа Вахаева, и полил чинно-благородно, за что в ответ и я полил ему. Потом ретировался на командирское лежбище (шалаши только для крепостников). А тут нас ждал завтрак, кстати, старшина давно не справлялся, и ему поначалу помогали два бойца, а теперь с наплывом личного состава еще трое ему пищепомощников подключились.

После завтрака Анисимыч собрал нас и пропесочил, новый командир ДОН-16 нагнул нас всех, и был прав.

– Какого кандибобера, товарищи командиры, вы не озаботились постройкой хотя бы шалашей? Почему красноармейцы вторую ночь спят на свежем воздухе, а вдруг дождь? У нас и так около 300 раненых и больных из крепости, да к тому же мы на территории врага. Вдруг немцы начнут поиски именно здесь? Думаете, они ничего не сделают за деблокировку крепости и за уничтожение двух батальонов 45-й пехотной дивизии? А тут бац и полсостава части простудится?

Потом Анисимович блеснул знанием нелитературного русского языка, и облил нас перлами русского матерного. Причем ни у кого претензий не было, по делу все, а некоторые даже восхищались, вон Онищуку мат как коту сметана, тоже мне ценитель запретной словесности.

Потом полковник погнал каждого командира с задачей понастроить шалашей. И начальники рванули каждый к своему подразделению, с Анисимычем остались лишь я да Бернхардт.

– Ну что, старлей, обиделся? – спрашивает Старыгин у меня.

– На что, товарищ полковник? Вы правы по всем параметрам.

– Прежде всего, боец должен быть сытым, выспавшимся, вооруженным, обученным и с силой воинского духа. А после ночевки на улице, думаю, с этим не очень, или я не прав.

– Да согласен, потому вы полковник, а я пока всего старлей. Звания же не только за выслугу лет дают, а еще и за опыт.

– Хватит льстить, старлей, лучше расскажи о своей службе тыла, то есть теперь о нашей.

Промямлив, я попытался вслух осмыслить, что такое служба тыла, и есть ли она у нас. После моего ответа полковник начал материться по-новому, используя все возможные и невозможные законы и диалекты языка.

Краткий смысл его едкого монолога в следующем:

Какого хрена у вас нет службы тыла, и все положено на русское авось да небось.

Ну и вывод из всей этой тирады, был таков: надо срочно назначить начальника службы тыла, и нет ли у меня на примете кого.

– Товарищ полковник, у нас в основном строевые бойцы, товарищей из интендантов и других тыловиков только старшина (да и тот ненастоящий), ну и два повара. Может, среди ваших есть кто, интендантского склада ума?

– Да невеста твоя, интендант третьего ранга, ну боец Машкова, что, не знал?

– Знал, но как-то не подумал, я-то ее знаю со стороны человеческой, а со служебной вам виднее.

– Да, она справится, я знаю.

Потом приказом командира дивизии полковника Старыгина интендант третьего ранга Мария Машкова была утверждена в должности начальника службы тыла ДОН-16.

И эта сволочь, ну новоиспеченная начтыл, начала нагинать нас с ходу, сгребла все, что мы нажили непосильным трудом, под себя, и оружие лишнее, и жрачку, и запчасти, и даже горючку. Я-то забыл, что она в той жизни налоговиком была, под таким-то соусом с ней не сталкивался, а тут бац и выясняю, что Машутка-то моя еще тот жук (таракан, паук, мокрица – нужное зачеркнуть), короче, бюрократ сверхужасный.

Даже патроны, которыми были набиты у нас все емкости, подвергла учету и лишнее отобрала. У-у-у-у язва, все, конец привольной партизанской жизни, теперь кранты, да здравствует устав и машуткобюрократия, однако. Она наложила свою интендантсткую лапу даже на форму, снятую с мертвых немцев, двако.

Пока суд да дело, поспел обед, и даже крепостникам наш главмедикус разрешил чуть плотней поесть, по банке тушенки на четверых. Не шикарити, конечно, но им много и нельзя пока. Ну а нам-то можно, раньше рубанули бы от пуза, так эта Машкова и тут нагадила, порционы разграничила чуть ли не по граммам, хорошо, микровесов нет, и повар на глаз дозирует. Хотя Маша ввела наши расходы в экономную систему, а не как прежде «от пуза», запас карман не дерет, и в душе мы понимаем, что Мария права (но все равно АбЫдно).

После обеда продолжилась работа по шалашестроению и шалашемаскированию, сверху немецкий летун узырит лишь заросли теперь. Ну и хрен с ними, немцами, у нас реанимация-реабилитация бойцов из крепости, пусть сил наберутся. Дня через три парни будут в норме, и полетят фрицевы клочки по закоулочкам. И капитально полетят, ребята прошли огонь, воду, медные трубы и ад Брестской крепости.

К вечеру все (здоровые) были без задних ног и, наскоро поев, легли спать, зато легли спать в шалашах, сами бы навряд ли управились, но некоторые более быстро укрепившиеся (окрепшие) крепостники стали помогать, ну и в результате у всех была в наличии крыша над головой, а полкан – новоявленный командир, собрал снова комсостав. И, несмотря на то что шалашестроением занимались все ходячие, мы, командиры, тоже не утерпели и поработали со всеми. Мечтали уже о постели, но пришлось идти на совет, командир части это не мать родная, может и нагнуть и отыметь во всю силу устава РККА и краткого курса ВКП(б).

На совещании речь шла об утверждении командиров подразделений и служб со стороны полковника, он утвердил среди старичков всех бывших до того дня командиров. Затем из крепостников так же разделил по специальностям и тоже назначил командиров, тем более знает их всех. Потом попросил командиров ночью и до 10 часов завтрашнего дня обдумать, как нам дальше быть. Ну и пожелал спокойной ночи, мы рассосались, я намеревался опять с Машуней в «Опель-блиц», но она меня послала, ей там с бумажками еще часа три возиться. И пошел я несолоно хлебавши в наш шалаш, где богатырски хором храпели Вахаев с Онищуком (отгоняя запахом носков мошкару, а храпом Люфтваффе), пришлось им по пинку отвесить, а то демаскируют и спать не дают, так своим храпом и Гитлера разбудят. Да они еще и до Рузвельта дохрапят, вот я их и перевел легкими полупинками в беззвучный режим. Ну и сам самоперевелся в спящий режим.

6 июля 1941 года, где-то в Белоруссии (точнее, в 50–70 км от Брестской крепости)

Проснулся, рад конечно до… ой, ну по крайней мере радостно проснулся, чувства переполняют, просто сами прикиньте. Помог почти полку предков не умереть страшной смертью от голода и унижений. Да, я согласен, многие погибли потом, но погибли геройски и не напрасно, а смерть за Родину это подвиг. Вот при деблокации Брестской крепости у нас 21 боец погиб, но погибли, выполняя боевую задачу и выручая товарищей, а не от голода, холода или экспериментов в лагере военнопленных. Опять же гитлеровцам подляны мастырим, и тоже больше полка их уже навалили, смотришь, и им под Москвой (ну или для разгрома второй ударной) как раз этого полка и не хватит. А еще Манюня нашлась, явилась ко мне из прекрасного далека, короче, дела на мази, на все 360 градусов.

Как всегда пробежка, причем с Маней (товарищ начтыл тоже здоровье решила сохранять), правда, потом в укромном месте минут пятнадцать целовались. Так, врачи говорят, поцелуи тоже жизнь удлиняют, вот мы и наудлиняли ее на всю машково-любимовскую. Потом завтрак, начмед разрешил уже банку тушенки крепостникам на двоих, и те рубали немецкое мясо, аж трещало не только за ушами, но и ваще треск по всему лесу стоял.