Но она прилетела и на следующий день.

Связь их была тайной для всех, кроме ее отца. Он был хорошим отцом.

Вскоре быть рядом друг с другом стало так привычно и естественно, что им обоим стало казаться, что так было и будет всегда.

В жарких любовных объятиях Вайла часто рассказывала Рамбаю о молодом воине Карахе, сватающемся к ней. Рамбая мучила ревность, Вайла же, смеясь, подначивала его: «Ах, какие усики растут на лице Караха, а ресницы, ресницы – длинные, как у самки… Любая будет счастлива, если ее полюбит такой…» Но стоило ему нахмуриться или открыть рот, чтобы сказать все, что он думает о ней и об ее Карахе, как она набрасывалась на него с таким пылом, что ревности не оставалось места.

Но продолжалось все это недолго. Наступил очередной Праздник Соития. «Возьми меня в жены, возьми, – снова и снова уговаривала его Вайла, – если ты не будешь глупым, я понесу от другого самца, но никто не будет знать об этом, и мы будем счастливы всю жизнь!..»

Рамбая не пугали эти слова. Настоящая любовь сильнее ревности. Но и это уже не было выходом. «После первой неудачи жрецы не разрешат мне жениться, – объяснял он, – и нам придется выбирать между смертью и позором». «Отец уговорит их», – настаивала она. Но Рамбай не верил. А в последний день перед праздником, после разговора с отцом Вайла подтвердила сама: «Он не поможет. Жрецы не преступят закон. Он не смог уговорить их…»

И вот настала эта страшная ночь. Праздник. Даже ритуальный танец девственниц не подсластил той горечи, которую испытывал Рамбай, сидя в одиночестве на своей ветке.

Вождь подзывал к себе самцов с их невестами и диктовал им свою волю и волю жрецов. Рамбай, погруженный в свои печальные мысли, следил за происходящим вполглаза. Пока не услышал произнесенное вождем знакомое имя. «Карах». И рядом с молодым воином он увидел свою возлюбленную.

Рамбай не верил своим глазам. Неужели все, что она говорила ему… Хотя, конечно же, так будет лучше для них обоих.

Вождь объявил о своем согласии на брак Караха и Вайлы. И тут произошло такое, чего не помнили даже старейшины. Заговорила невеста:

– О вождь, я не смею ослушаться тебя, – сказала она. – Но я не смогу стать Караху хорошей женой, потому что люблю воина по имени Рамбай. Прости меня, Карах, – посмотрела она на своего жениха, а затем нашла глазами Рамбая. – Прости и ты, любимый. Но я не смогла бы жить без тебя. Запомни: я хочу, чтобы ты жил. Не вздумай предать меня своей смертью. Прощай.

С этими словами, сложив крылья, Вайла бросилась в Костер.

Рамбай кинулся было за ней, но увидев, что уже поздно, остановился и повис в воздухе. Боль утраты и вины пронзила его. Что он может сделать? Только одно… И он полетел к центру. Остаться жить с этой болью? Он не мог.

Но внезапно, словно эхо, он отчетливо услышал ее голос внутри себя: «Не вздумай предать меня своей смертью…» Так как же быть? Как быть?!

Его остановили слова Караха :

– Ты должен выполнить ее желание. Я ненавижу тебя, маака, не способный дать счастье самке. Но она любила тебя, и я беру себе твою боль и твою вину. Они сгорят.

И Карах кинулся в бушующий огонь вслед за Вайлой.

… – С тех пор Рамбай жил только потому, что так решила она. – Этими словами закончил он свое невеселое повествование. И, помолчав, добавил: – Пока не появилась ты.

Не все в его рассказе было понятно Ливьен, не все поступки казались логичными и правильными. Но было ясно главное: это была история НАСТОЯЩЕЙ любви. Ничего подобного невозможно представить себе в Городе. В ее родном цивилизованном… НЕСЧАСТНОМ Городе.

Она молчала, не решаясь первой прервать тишину, не решаясь обидеть Рамбая неосторожным словом, коснуться его еще не зажившей раны.

Чем может она, грубое неотесанное дитя эмансипации, сгладить свою вину за то, что вновь заставила его пережить самые страшные минуты жизни? Пожалуй, только признанием в том, что она ждет ребенка… Нельзя. Нельзя, но… И она неуверенно начала:

– Знаешь, Рамбай… я хотела тебе сказать… я…

– Молчи, самка, – перебил он, конечно же, уверенный, что кроме оскорбительных слов жалости и утешения, ей сказать нечего. Перевернулся с боку на спину и добавил: – Давай спать, возлюбленная моя жена.

– Давай, – согласилась она, взяв его руку в свою.

Чего угодно могла ожидать Ливьен от Сейны в их нынешнем положении и при их нынешних отношениях… Только не того, что произошло.

В этот вечер Сейна неожиданно нарушила свой бойкот. После очередного перелета она подсела к Ливьен, возле разведенного Рамбаем на открытом воздухе костра, и сама начала разговор:

– Я была неправа.

Ливьен обрадовалась, но постаралась не показать этого слишком откровенно. Она пожала плечами:

– Ты выполняла свой долг. Но я не могу вернуться в Город.

– Нет, я была неправа, – упрямо повторила Сейна. – С Рамбаем мы в безопасности, а значит, мы должны продолжать поиски.

Ливьен расслабилась.

– Я рада, что ты со мной, – с благодарностью глянула она на Сейну.

– Я случайно слышала ваш разговор.

Это Ливьен не понравилось. Но если Сейна не спала, не слышать она не могла при всем желании.

– Так больше нельзя, – не дождавшись ответа, продолжила Сейна. – Рамбай нервничает. Он – взрослый самец, вынужденное воздержание идет не на пользу его психике.

Стыдливость не свойственна маака, но – до определенных пределов. Ливьен слегка обозлилась.

– Что ты предлагаешь? Чтобы вы не только слушали, но еще и наблюдали?.. – боясь спугнуть установившийся вновь контакт с Сейной, она сдержалась от того, чтобы повысить голос.

– Не иронизируй. Мы всецело зависим от него, и мне небезразлично состояние его нервов. Есть простой выход: вы можете ночевать отдельно.

Ливьен не понравилось это предложение.

Но чем они рискуют? Предположим, Сейна хитрит. Но без Лабастьера она не улетит. Тащить его в одиночку – не сможет. Даже если допустить, что ей поможет Дент-Байан, думателя им далеко не унести и вдвоем. Другая опасность: Сейна отпустит пленника. Зачем? Он для нее не значит ничего, Лабастьер – все. И, наконец, последний вариант: сговорившись с пленным, Сейна освободит его, чтобы он убил Ливьен и Рамбая, а потом они вместе, не боясь погони, не торопясь двинутся обратно… Но это уже полный бред. Пойти на сговор с махаоном, убить своих… Да и Дент-Байану абсолютно незачем лететь в Город маака…

– Возможно, ты и права, – кивнула Ливьен Сейне. – Я поговорю с Рамбаем.

Того долго уговаривать не пришлось. Но он был бдительнее, а его подход к делу – радикальнее:

– Ее свяжем тоже.

– Ну нет! – возмутилась Ливьен. Она не могла себе представить, что ответит Сейне такой черной неблагодарностью на ее, скорее всего искреннее, участие. – Она во всем права. И она – свободная самка маака.

– Ладно, – неохотно согласился Рамбай, поразмыслив. – Но будем улетать туда, где нас не смогут найти.

Единственное, что теперь их беспокоило – безопасность Сейны. Махаон связан, и случись что-нибудь непредвиденное, защищаться способна только она. Они оставили ей целый арсенал боеприпасов. А сами улетели на такое расстояние, что, случись беда, выстрелы они все же услышали бы.

И эта ночь, впервые после долгого перерыва, стала для них ночью любви. Ливьен и забыла, как это бывает хорошо.

Только под утро они забылись в своем, ставшем таким уютным, тесном гнезде-на-одну-ночь.

Не проспав и часа, Ливьен очнулась с ощущением неуемной тревоги на сердце. Может быть, она во сне слышала выстрелы?