– А почему ты боишься смерти? Ты всегда ее боялся?
Интересный вопрос. Уже стоя по пояс в воде, Грег ответил:
– Когда я был маленьким, я был уверен, что, когда стану взрослым, ученые обязательно изобретут таблетки бессмертия. Так что я сильно не грузился…
Договорить он не успел. Рядом проплывала огромная рыбина, и он, шутя, метнулся, словно чтобы поймать ее… И поймал! Выбросив добычу на берег, Грег крикнул:
– Пусть пожарят!
– Хороший ответ, – отозвался император. – Рыба не боялась смерти и будет изжарена…
Грег предпочел не развеивать его иллюзий. «Пусть считает меня умнее, чем я есть. Это полезно».
Сытый и посвежевший, он растянулся на травке, обсыхая. Потом перевернулся на живот, протянул руку и подтащил к себе одежду. Залез в «карман», достал «книгу», открыл наугад и прочел:
«Вдруг ударил мороз,
Смерть снимает вопросы.
Бесполезно бежать,
И любуются осы:
Бриллиантовый дождь,
Изумрудные росы…»
Он перечитал то же самое вслух и спросил Лабастьера:
– О чем это?
– А ты не понял? – вопросом на вопрос отозвался тот.
– Я понял, но я хочу проверить, правильно ли я понял.
– А как ты понял?
«Да, и среди бабочек встречаются евреи…»
– Ну… Что если смерть неизбежна, то не стоит и унижать себя страхом. Нужно принять ее и даже, возможно, увидеть в ней некую высшую красоту…
– Молодец. Ты обозначил почти все семантические пласты. Но есть и еще один, довольно важный. На современной Земле там, где водятся осы, не бывает холодов. Для них это событие уникально. Они никогда не видели ни инея, ни снега… Им не страшно умирать еще и потому, что они познали нечто необыкновенное. Что, возможно, стоит жизни. И еще одно. У махаон эта интонация присутствует почти всегда: любое действие бессмысленно, высшая добродетель – в созерцании.
6
Выпуклый мудрый рыбий глаз
Смотрит со дна ручья.
Рыба не хочет даров от нас,
Значит она ничья.
Стоит же ей захотеть, тотчас
Она – и твоя, и моя.
«Книга стабильности» махаон, т. XVII, песнь I; «Трилистник» (избранное).
Город махаон уже виднелся вдалеке сероватым холмом. То, что это город, Грегу сообщил император, сам бы он не догадался.
– Мы почти пришли, а ты так и не выполнил свое обещание, – напомнил Грег. – Согласись, я-то сообщил тебе то, что ты хотел узнать.
– Но это было не так-то много… Ладно. Объясняю. Я ищу, но никак не могу найти достаточно вескую причину для того, чтобы вернуть твоих соплеменников к жизни.
– То есть, ты не разбудишь их?!
– Я этого не сказал. Я ищу.
– Неужели ты не понимаешь: для того, чтобы делать добро, вовсе не обязательно иметь какую-то особенную причину!
– Добро для кого? Вчера мы кормили тебя рыбами. Мы делали добро для тебя, но каково было рыбам? Придумай сам причину, по которой бабочки заинтересованы в возрождении человечества. И, если она будет веской, я отдам приказ немедленно.
Не каждый день от того, что ты скажешь, зависит: быть человечеству или нет… Грег молчал. Холм города, приближаясь, становился все больше и больше… Итак, зачем бабочкам люди? Ну, например, затем, что они большие и сильные, и они могли бы стать хорошими помощниками… С какой стати? Только если держать их в рабстве… А большой и сильный раб опасен… Но вот люди же почему-то всегда искали братьев по разуму. Просто, чтобы были…
– Мир мог бы стать интереснее, – сказал, наконец, Грег. – Разнообразнее.
– Но и опаснее, – возразил император. – Этим мы и отличаемся от вас. Люди всегда стремились к новому, и они уничтожили себя, а бабочки стремятся к стабильности.
– Вас ничто не интересует?
– Почему же? Бабочки очень любознательны. Но осторожность превыше этого. Правда, лично я многое перенял от психологии людей… Когда-то мой отец очень сердился на это… Есть вариант. Я мог бы сделать наш мир, пусть ненадолго, но разнообразнее, если бы разбудил твоих товарищей, предварительно стерилизовав их, чтобы они не размножались. Мы держали бы их, как сейчас я держу тебя, в повиновении и любовались последними бескрылыми до самой их смерти. И у нас остались бы о них мнемофильмы для наших потомков.
Грега передернуло:
– Нет, уж лучше не надо! – сказал он. – Чем так, лучше никак.
– Потому я и не спешу этим, – согласился Лабастьер. – Я хочу найти причину для того, чтобы жизнь разбуженных людей была достойной.
– Хорошая мысль, – сказал Грег. – Не спеши. Я тоже буду думать. А любоваться на последнего бескрылого вы пока можете, глядя на меня одного.
– Что мы и делаем. Потому я веду тебя к махаонам, а потом мы двинемся к маака.
– По улицам слона водили… – пробормотал Грег. – Хорошо, хоть не кастрировали.
– Пока ты один, это ни к чему, – невозмутимо отозвался император.
Грег вздохнул: «Вот это точно подмечено».
Этот, заключительный, отрезок пути был, пожалуй, самым тяжелым. Равнина была покрыта высокой, почти в человеческий рост, травой, а под ногами хлюпала вода, которая выступала из почвы, стоило поставить на нее ногу. Дважды стражники-урании палили из своих бластеров Грегу под ноги, отгоняя змей.
«Не хватало еще утонуть в болоте или сдохнуть от змеиного укуса!..» Чертыхаясь, Грег медленно пробирался сквозь заросли, ориентируясь на столицу махаонов, который приблизился настолько, что стало понятно, почему издалека он походил на холм. Оказалось, весь гигантский город заключен под полупрозрачный зеленовато-серый купол.
– Это флуоновая сеть, – пояснил Лабастьер. – Она поддерживается в воздухе наполненными летучим газом шарами.
– А зачем она нужна?
– Когда-то давно, когда маака и махаоны находились в перманентном состоянии войны, купол веками охранялся стражниками и служил воздушной границей владений махаонов. Ты уже убедился, что флуон очень прочен. Стражники могли передвигаться по нему на верховых варанах, которые бегают значительно быстрее, чем летит бабочка. Это делало город практически неуязвимым, ведь летательных аппаратов тогда не было. А еще сеть оберегала от бомбежек.
– А сейчас?
– Сейчас это дань традиции. Махаоны склонны к переменам еще меньше, чем урании и маака. К тому же ночью сеть светится слабым зеленоватым сиянием, и жители столицы привыкли именно к такому ночному небу.
– И как мы туда проникнем? Тут вы тоже снесли дома, прокладывая для меня дорогу?
Лабастьер усмехнулся.
– Дома махаонов не растут сами, как у ураний. Сносить дома, которые приходилось строить, было бы слишком расточительно. Тебя ждет неожиданность. Ты спрашивал о воздушном транспорте для тебя, и махаонские инженеры кое-что прдложили. Как раз то, что нужно. Чем ты не сможешь управлять сам, и на чем далеко не убежишь.
– Ну, и что это за ерундовина? – сварливо сведомился Грег.
– Скоро увидишь.
Минут через двадцать они выбрались из кустов на открытую сухую почву, и здесь их уже ждали несколько флаеров с бабочками, висящими возле какого-то неказистого приспособления. Однако внимание Грега в первую очередь привлекли сами бабочки – так сильно они отличались от тех, которых он видел раньше.
Махаоны не были похожи ни на маака ни на ураний. Их светло-желтые крылья были покрыты коричневым сетчатым узором, а внизу по каждому крылу вилась широкая синяя полоса с оранжевой точечкой-глазком. Если лицо маака-императора имело черты европейско-скандинавского типа, а лица ураний напоминали лица индейцев или мулатов, то махаоны не походили ни на одну известную Грегу человеческую расу.
Глаза у них были раскосые, как у японцев. Волосы, тоже по-японски, иссиня-черные (хотя все бабочки-махаон были почти наголо острижены, лишь на макушке у каждого торчала собранная в тугой узел прядь.). Зато кожа у них была белой, как бумага, цвет глаз – светло-водянистым, а от непроницаемых лиц веяло холодом. Возможно, так выглядели когда-то давно северные народности Земли.