– Бернхардт, вы щас на ходу экспромт делаете или думали об этом раньше?

– На ходу, Виталий Игоревич. Просто вспомнил, как Федор фон Бок за месяц до Брусиловского прорыва в 1916 году инспектировать приезжал к нам, когда я, молодой и красивый, только получил гауптмана.

И, взяв бумагу, наш немец нарисовал подобие подписи крутонемца, потом набросал приказ о посылке сводного отряда N-ской моторизированной дивизии Вермахта на помощь 45-й ПД.

– Ну, примерно вот так, – сказал Шлюпке, протягивая мне лист. Канцтовары с пишмашинками нами еще в Городке взяты из комендатуры, это Ильиных, старый лис, настоял, чтобы мы эту бумканитель с собой взяли, вот что значит старый подпольщик.

– Онищук, а мы сможем красиво подделать? – спрашиваю я у Петрухи.

– Не-а, не сможем, мы не сможем, – говорит Петруччо, – зато сможет Ашот Назарян, ну художник из ивашинских танкистов, который трафареты для ДОН-16 делал, он на спор грозил тридцатку (банкнота тех времен) нарисовать.

– Ну и что ты сидишь? Бегом к Ашотику, печать и если есть подпись, посмотрите в бумажках из комендатуры, – толкаю к деятельности. – И быстрей там, в крепости каждый час погибают люди.

– Так точно, разрешите выполнять, – говорит Петруха, уже выбегая из разведшалаша.

– Разреши идти, Виталий, одного приказа мало, надо еще несколько документов «изготовить». – И тоже по традиции, не дождавшись разрешения, Шлюпке уходит, пытаясь догнать Петьку.

– Ну что, Вахаев, зови всех командиров, у нас дело, надо идти на выручку к крепости, – и этот, даже не попросив разрешения, улетает как стрела.

Скоро собираются командиры, понятно, нет Шлюпке и Онищука, наконец, хлопаю в ладоши, и все замолкают, кроме птиц (собрание проходит на траве, на полянке).

– Товарищи командиры…

4 июля 1941 года, где-то в Белоруссии (точнее в 50–70 км от Брестской крепости)

Утро… птички чирикают, июль епрст, они-то лету радуются, мелочи вэвээсные, и, конечно, им наплЯвать, что война идет. Так думаю я, лежа под деревом, вокруг тишина, крепость мы вчера деблокировали, конечно, танками на пехтуру (пусть и вермахтовскую) это круто. Сперва шарахнули по немчикам из минометов, вот вою-то было, они, недоумки, подумали, что кто-то из своих шандарахнул. Даже послов посылали, то есть посыльных, тем более рации мы первыми выстрелами накрыли, нечего стучать, козлы морзяночные. Посыльных причесали снайперы Никодимов с поляком сибирским. Пока немчура очухалась, наши из крепости тоже саданули, кто из чего мог, короче, фестиваль полный, плюс танки рванули вперед.

Ну и достигнув позиций, начали из фрицетушек делать тушенку сорта «раздавленная», плюс, прикрываясь танками, пехота тоже рванула шинковать немцев. Веселья немцам добавили сзади, из казематов, да с чердаков и крыш, защитники крепости, они, наверно, подумали, что регулярная армия на помощь подошла. Часа полтора длился бой. Оба батальона немцев мы изрубили в салаты: «Окрошку» и «Оливье» (а также «Селедка под шубой», «Нежность», «Греческий» и т. д.). Потом еще полтора часа вытаскивали из подвалов и казематов крепости наших братьев пограничников и других бойцов, всего в живых оказалось около 700 человек (693 бойца, от рядового до майора, и один полковник).

Все бойцы сильно истощены, ранены (большинство), но рады нам до невозможности, и их всех погрузили на транспорт (повозки, грузовики, танки, бэтээры, которые ганомаги) и увезли за полста-сотню километров в лес. Там их уже ждали подготовленные дежурным взводом ложа, местами прикрытые шалашами. Недельку надо на реанимацию, и потом немцам кранты, ребята очень обозлены на немцев. Тем более, взаимопонимание и чувство локтя в подвалах развили бешеное.

А мы прибрались, собрали оружие, которое пригодно (особенно два Небельверфера, и дохерадзе выстрелов к ним), и танковопехотной колонной рванули вперед, к месту затайки. Когда прошли километров 30, грузовики с прицепленными повозками вернулись обратно, и пехота погрузилась в машины, потом с громадной скоростью аж до 40 км в час мы поехали на место новой дислокации. Там, где тусовались в ночь перед Рождеством, едрид мадрид, перед нападением на нападающих (тавтология, но факт) на крепость.

И часика через полтора мы уже были на месте, в лагере нас встретила тишина, крепостники отдыхают, врач им какие-то диеты назначил, чтоб постепенно к жрачке привыкли, реабилитация, блин. Некоторые по трое суток, оказывается, не ели, и даже больше, потому плотный обед их бы погубил. Обидно же столько вытерпеть, не сдаваясь немчуре, воюя геройски, и умереть потом от переедания.

Ну, это все, что касается вчерашнего дня, а сегодня с утра все бойцы ДОН-16, как и положено, занялись физподготовкой, затем завтрак, и потом командиры повели свои взводы на плановую подготовку. Дежурный взвод вчера оборудовал стрельбище, поляну в лесу расчистили от деревцев. Взвод Никифорова отправился на стрельбище, улучшать технику отстрела гансонациков. Танкисты, само собой, начали свои танки ласкать, Ивашина ваще от четверки немецкой хер отгонишь, даже ночью умудрился в ней спать, скотина. Разведчики со своим командиром Онищуком ушли в лес, да поглубже, чтоб технику скрадывания (или подкрадывания) отточить. Саперы во главе с преподобным Прибыловым свалили тоже подальше мастрячить свои антигерманские подляны, опять, наверно, запчасти к «Аццкому Лисапету» готовят. Кстати, у крепости вчера целых три взрывсистемы они инсталлировали и штук десять шрапфугасов, на память, типа кушай Адик на здоровье.

Даже Вахаев себе занятие нашел, забрал с собой немецких партизан (ну бывших гитлеровских вояк) и муштрует их реалиям РККА и партизанской войны, тем более фотки того, как эти экс-вермахты мочили своих непримиримых, каждый видел, на крючке каждый капитально. Понятно, что это на первое время, так сказать, психологический ледокол, чтобы взломать нацистское воспитание, и на его обломках строить уже советского немца.

А я сижу и думу думаю, на пожрамший желудок думы прут как мухи на… короче, на объект, достойный интереса мушиных инстинктов. Кто я тут, кто мы для командования РККА, что делать, и почему Чернышевский. Млеать, а при чем тут Чернышевский, хотя фиг с ним, он роман написал, а что делать тоже не знал. Прям так и написал роман «Что делать???». Но вот дивизия… Хоть я и в теле старлея, я ж максимум в реале взводом командовал, мне ротный уровень как среднему американцу дифференциалы и интегралы решать (или их вычисляют?). Для меня командование полком уже как биполярная математика[179] для чихуа-хуа, вот засада, тут люди в меня верят и ждут откровений покруче, чем от Нострадамуса, ну или Ванги.

Тут подходит худой, высокий дядя с петлицами полковника из деблокированных из крепости. Встаю, как положено, козыряю, он говорит:

– Старший лейтенант, можно с вами поговорить?

– Да, товарищ полковник, старший лейтенант Любимов, командир сводного отряда из окруженцев и бывших пленных.

– Я так понял, вы командуете отрядом?

– Да, товарищ полковник, так получилось.

– Интересно получилось, у вас под командованием даже лейтенант госбезопасности?

– Говорю же, товарищ полковник, это сборная солянка.

– Старлей, расслабься, я полковник Иван Анисимович Старыгин, и благодарен тебе и твоим ребятам за то, что помогли нам, мы как попали в ловушку 22 июня, так и думали, все, кранты нам. Но, слава богу, вы успели, у нас уже и боеприпасы кончались, да и маковой росинки по два-три дня не видели.

– Просто мы, товарищ полковник, прослыхали, как плохо нашим бойцам в крепости, и поспешили на выручку.

– А мне ваша выдумка насчет ДОН-16 понравилась, представляю, что немцы думают, откуда ж взялась у них в тылу целая моторизованная дивизия. Ну-ка, расскажи, как это вы так умудрились до жизни такой дойти.

И я рассказал полковнику все, начиная с 22 июня, само собой все, что было от 22 и до 24 со слов Онищука.