– Ихь бин коммунист, ихь либе Тельман, – или еще что-то в данном ключе, хрюкнул немчура.

Всего собралось пять легкораненых и одиннадцать вообще ни разу не раненных немца, остальные оказались тяжело раненными, и потому к ним мы проявили «милосердие». Затем Йигитали легко, дистанционными взмахами своего (короче, я не знаю, как это назвать) оружия погнал пленных на базу. За ними потянулись и остальные. Причем наиболее непримиримым выглядел как раз секинхедик бывший, ну тот, что из будущего.

На базе меня встречают командиры комполка Ахундов, комполка Топорков, само собой Онищук, да и остальная братия, ну и, сверкая, как алмаз, всеми гранями и выпуклостями, товарищ начтыл, кстати, теперь командир роты тылового обеспечения ДОН-16 Машкова Мария. Меня встречают объятиями все, и даже Маша, само собой просят рассказать, и я рассказываю, что со мной было. Рядом стоят бойцы, пришедшие со мной, посмотрев на них, я вспоминаю, что с нами пришел Васек, младший Никифоров.

– Братцы, а где Еремей – Летучий Змей, где наш бывший истребитель, чудесным образом преобразившийся в бомбера-пикировщика? Тут мы в лесу его брательника нашли, он не ест да не пьет, все братка просит[323].

Один из бойцов рванул на аэродром, за новообращенным пикировщиком. С нападением немцев все летуны, техсостав и взвод охраны упорхнули туда. Еще минут десять, и навстречу нам летит Еремушка, вначале он, видимо, не видит Ваську и лезет обниматься ко мне.

– Старший лейтенант Никифоров, я тебе из лесу гостинец притаранил, посмотри, сзади бойца пограничника видишь?

– Васька-а-а-а-а, – и все, индийские сериалы завидуют, братцы в экстазе, остальные тоже, телепередача «Жди меня» не курит нервно в сторонке, а давно поперхнулась на фиг сигаретой.

– Ну что, браток, поговорим, – оборачиваюсь, а сзади Елисеев стоит.

– Ну давай, «кровавая гэбня», поговорим, – говорю, обнимая и прижимая его к себе.

Все расходятся, Маше делаю знак, иди, мол, ща приду, и поворачиваюсь к Елисееву:

– Ну, говори, о чем ты хотел со мной покалякать?

– Начнем с нападения немцев при отправке самолета, тебе это не показалось подозрительным, ведь все-таки была ночь, а противник по ночам в лесах не гуляет.

– Ты хочешь сказать, что это измена?

– Да, конечно, тем более нами выявлен агент Абвера, который и донес об отправке особо важных персон в тыл.

– И кто это?

– Красноармеец Онуфриев, на деле Ойген Нойвиль, причем эта сука была в ваших рядах с самого начала ДОН-16, просто у него не было канала связи. Так вот, с освобожденными из лагеря военнопленными, ну до твоего вояжа в ДОТ, прибыл сержант Востриченко, эта гнида тоже оказывается никакой не Востриченко, а унтер-офицер Абвера Евген Тютюник. И этого Абвер уже целенаправленно заслал к нам, внедрили в состав пленных. Они друг друга в лицо знали (правда, случайно), тут сволочи встретились, вот они и начали с того, что решили обезглавить ДОН, сперва погубив тебя, Старыгина, Шлюпке и т. д. Их связник, староста села Куличи Корниевич Петр, поздно довел информацию до хозяев, вот они и успели к взлету, то есть к шапочному разбору. Но взвод охраны положили, вчера еще прибыл красноармеец Софронов и рассказал о ночных событиях. Ну и само собой, все подумали, что выжил только Софронов, а остальные погибли или попали в плен.

В это время Онищук (который Петр) и его добры молодцы возвращались с разведки и случайно поймали сержанта Вострюченко, болтающегося в неположенном месте (да в неурочное время) с Корниевичем, ну и оба были схвачены и связаны, до выяснения обстоятельств (а обстоятельства выяснял уже я сам), тем более у меня уже были подозрения по данному типу. Да и о тайном шушуканье Вострюченко с Онуфриевым тоже имелась информация, звание лейтенанта госбезопасности так просто не дают кому попало. И вообще, о том, что в бою Онуфриев трусоват, зато очень любопытен в остальное время, мне и докладывали, я и сам знал. Вот и расколол логикой и опытом я этого ублюдка, как гнилой нацистский орех.

Кстати, Семенова и Геллера я проверил, все сходится, наши ребята. Ах да, это два диверсанта из НКГБ случайно вышли на нас, когда уходили со своего задания. Я запросил Центр, чтобы нам Семенова оставили хотя бы на месяц, ну чтобы он со своим Выкваном ребят немного поучил. Все-таки диверсанты очень высокого полета, центр разрешил остаться на две недели Семенову и полностью оставляет нам Выквана.

Понятно, ну и новости рассказал мне Елисеев, что же теперь делать мне, я же теперь главный, легко было, когда Старыгин тут был, теперь, получается, все решения на мне. Ну перейдем к нашим баранам (я о фашистах), немцы теперь отлично знают о месте лагеря, и, значит, мы прямо сейчас должны начать эвакуацию, правда, тут у нас имущества до чертовой бабушки, но придется. Вызываю комполков, начтыла и своего зама. Как вы думаете, кто это, да, это Онищук.

– Товарищи командиры, ситуация, не буду скрывать, тяжелая. Всех мы немцев выловили или не всех, нам неизвестно, и даже если выловлены все, нет гарантии, что о нашем местоположении не знают немецкие штабы. Поэтому предлагаю немедленную эвакуацию на запасную базу, кроме того, половину всех припасов сразу же перевозим на резервную базу № 2.

Ахундов, Топорков, Маша и Петро меня поддержали, и в ночи началась эвакуация, забегали бойцы, заездили машины и т. д. Лагерь наполнился шумом и гамом, самолеты решили перегонять утром, куда щас полетят летчики и как ночью приземлятся? Но остальное вывозим дочиста, первым рейсом на запасную базу ушли раненые и врачи с медсестрами. По мере наполнения грузовиков колоннами по 10 машин, они также уходили, кто на запасную базу, кто на резервную базу № 2, под охраной мотоциклов и ганомагов. Даже танки были загромождены грузами, и тоже ушли вперед, кроме бэтэшек Нечипоренко, на них и не грузили ничего. БТ останутся как арьергард, прикрывать тыл, мало ли что может произойти. Рокоча моторами, грузовики уходят и уже разгруженные, выдавая менее натруженный рокот, возвращаются за новым грузом. Маша в запарке, я устал, глаза слипаются, и я сидя засыпаю.

Суматошный день кончился для меня.

© Хабибов Ф. А., 2017

© ООО «Издательство «Яуза», 2017

© ООО «Издательство «Эксмо», 2017

«Н-да… – подумал Андрей. – А дедов сослуживец-то, ну Виктор этот, получается, мой современник, и дед это знал, знал и про распад Союза, и про ельциноидов… Вот выдержка у мужика!» Андрей молча положил первую тетрадь на стол и достал вторую. Эта тетрадь оказалась тоже немецкой, ну произведенной в Германии времен Гитлера: на обложке мелкий ариец со свастикой на предплечье яростно зиговал. Правда, свастику кто-то попытался когда-то расцарапать-удалить, да не получилось полностью удалить нацистский символ.

Рядом сопел уснувший Артемка. Время уже было позднее, и Андрею пришлось поневоле прервать чтение. «Завтра продолжим», – подумал он, и взяв на руки сына, перенес того на дедовскую кровать, укрыл мальчика коричневым одеялом с белой продольной полосой и вышел на улицу – покурить. Покурив, Андрей вошел в дом и тоже лег спать.

Утром Андрея разбудил Артем: сын приготовил завтрак, на столе дымился кофейник, и источала аромат горячая яичница с салом. Позавтракав, отец с сыном раскрыли снова тетрадь. Ту самую, на обложке которой отдавал нацистское приветствие юный гитлеровец…

18 июля 1941 года, где-то в Белоруссии

(в 100–150 км от Брестской крепости).