Тихий смех Мариэль заставил Тилию и Лабастьера обернуться.

– Там, где любовь, там и чудо, – улыбаясь, сказала та, – простите, что я невольно услышала конец вашей беседы. Меня послал за вами Ракши: в седельной сумке Ласкового сохранился последний сосуд с напитком бескрылых, и мы посчитали, что это очень кстати. В нашем селении помолвки принято отмечать несколькими глотками… Все уже приготовлено.

И это было только начало праздника. Бал, который устроил Дент-Пиррон в честь того, что король нашел-таки, наконец, невесту, а также в честь своей племянницы, которая должна в ближайшее время стать придворной, был еще более роскошен, нежели давешний. Конечно же, все были слегка шокированы неожиданной перетасовкой в компании короля, но во-первых, такой исход устраивал всех, а во-вторых, он придавал веселью некий особый налет авантюрности и бесшабашности.

Праздник, сопровождаемый обильными возлияниями, танцами и фейерверками, длился двое суток, на третьи же вновь настало время расставания. До самого края селения король и его спутники шли пешком, сопровождаемые толпой восторженных подданных. Боевой отряд Дент-Пиррона был тут же, по поручению правителя он подрядился сопровождать короля до самой столицы.

Свою лепту в это решение внес и Лаан, заявив: «Вы поедете в седлах, а я, выходит, один буду по небу лететь?!» Но как раз эта-то проблема была решена моментально: услышав слова Лаана, к его великому восторгу, Пиррон тут же подарил ему великолепного молодого сороконога по кличке Прорва.

– Он любит поесть почти так же, как я, – объяснил Дент-Пиррон происхождение этого имени и заверил: – Но у него-то это от молодости и быстро пройдет.

Прощаясь, правитель селения отозвал короля в сторонку.

– Я – старый толстый махаон, и бояться в этой жизни мне уже нечего, – сказал он. – Потому напоследок хочу заметить вам вот что. Мир меняется. Да, он меняется, мой господин, нравиться нам это или нет. И то, что когда-то было единственно правильным для него, сегодня, возможно, ему уже не соответствует или даже мешает…

– О чем это вы, милейший?

– Всё о том же, Ваше Величество. Тилия рассказала мне, как нелегко было всем вам расстаться с устаревшими представлениями… А уж как счастливы вы теперь, сделав это.

– Ну и?..

– Я очень рад, что вы сумели так поступить. Это внушает мне надежду. Подумайте, а может быть, и с изобретательством дело обстоит подобным же образом?

– Ах, вот оно что. Вы снова за свое…

– Не будь «прыжков бескрылых», не будь того оружия, которое мастерит моя племянница, как я не пытался отучить ее от этого, вас могло бы уже не быть в живых… Все-все-все, – замахал руками толстяк, видя, что король хмурится, – я вовсе не хочу оказывать на вас давление, и не напрашиваюсь на благодарность… Я замолкаю.

– Хорошо, мой друг, – сжав его пухлую ладонь в своей руке, сказал Лабастьер. – Я обязательно подумаю над тем, что вы сказали. И какое бы решение я не принял, поверьте, моя симпатия к вам безгранична.

Дент-Пиррон выдернул руку и утер со щек внезапные слезы.

– Слышала бы это моя дорогая, моя любимая женушка Дипт-Рууйни, – пробормотал он, качая головой. Затем, шмыгнув носом и не сказав больше ни слова, он повернулся и побрел обратно в селение. Глядя на золотые и серебряные полосы его одеяния, Лабастьер подумал, что на округлом теле махаона эти полосы напоминают раскраску лесных шар-птиц. Может быть, эти цвета вовсе не фамильные? Может быть, просто Пиррону хочется хотя бы внешне походить на то, что способно летать?

За правителем потянулись и остальные провожающие. Причём, никто из них не воспользовался крыльями, видя, как расстроен Пиррон и не желая лишний раз напоминать ему о том, чего он лишен.

…В последнее пристанище последнего т’анга, закованное в камень селение, решили не заезжать. Времени с памятных событий прошло совсем еще немного, и король посчитал, что вряд ли его визит сюда чем-то поможет тем, кто остался жив, и вряд ли, также, он будет им приятен. Он обязательно собирался наведаться сюда, но несколько позже.

Однако любопытство взяло свое и, поручив бабочкам из отряда вместе с сороконогами двигаться в обход, Лабастьер и Лаан полетели прямиком над селением.

– Смотри в оба, – предупредил король, – помни о крылодере!

Но предупреждение оказалось излишним. Как ни вглядывались друзья вниз, на мощеных светло-зеленым и бирюзовым кварцем тротуарах они не заметили никаких признаков жизни.

Зато в небе порхало несколько десятков бабочек, и это доказывало, что окончательно жизнь в селении все ж таки не остановилась. Собственно, это и было тем единственным, что хотел выяснить Лабастьер, потому, стараясь не столкнуться ни с кем из жителей нос к носу, разведчики сперва добрались до центра, а затем свернули вбок, так, чтобы быстрее догнать идущий в обход отряд.

– А может, спустимся? – предложил Лабастьер, пролетая над изрезанным вертикальными щелями конусом крыши дворца Дент-Маари.

– Не стоит, – мотнул головой Лаан, – бессмысленный риск.

– А я все-таки склонен не послушаться тебя, брат махаон, – заявил король. – Хочу посмотреть поближе, как они там.

– Мой господин! – обернулся Лаан, и Лабастьер с удивлением обнаружил, что лицо друга выражает крайнюю степень отчаяния. – Я прошу вас! Ради меня, ради нашей дружбы, летим отсюда как можно быстрее!

– Прости, я не понимаю…

– Я не думал, что это будет так мучительно. Вид этих домов и улиц снова заставил меня вспомнить о раз и навсегда утерянном счастье. Вы не можете и представить… Давайте поскорее покинем это место, чтобы в обыденной суете я поскорее вновь позабыл, как бессмысленна моя жизнь. И поспешим к нашим друзьям, я не удивлюсь, если и с ними сейчас творится нечто подобное.

…Но оказалось, что ни Мариэль, ни Ракши не испытали и тени навалившейся на Лаана депрессии. Простого знания о том, что они находятся где-то поблизости от прежнего обиталища т’анга, всё же было недостаточно для этого. Лаан же еще долго был непривычно молчалив и подавлен, а оттаял лишь тогда, когда отряд добрался до гостеприимного селения Мариэль, где он стал любимчиком еще в прошлое посещение.

Он ожил, едва они вышли из зарослей травянистого леса, и вдалеке показались сложенные пирамидками светло-коричневые и розовые сферы «воздушного коралла».

– Хей-е! – выкрикнул Лаан и легонько щелкнул беднягу Прорву бичом меж шейных пластин. Молодой сороконог, казалось, только и ждал возможности порезвиться. И припустил он так, что остальным за ним было бы не угнаться при всем желании. Да они и не пытались.

– Бьюсь об заклад, что еще до того, как мы войдем в селение, все его жители уже будут знать и о нашей помолвке, и, главное, о том, что все устроил не кто-нибудь, а Лаан, – оторвал взгляд от удаляющегося друга Лабастьер и, улыбаясь, обернулся к Мариэль. Он чувствовал, что с души его свалился груз. Подавленное состояние махаона очень беспокоило его.

– Он имеет на это право, – улыбнулась в ответ Мариэль, – и хорошо, что обо всем моим соплеменникам сообщит именно он. Они полюбили его. А я как раз ломала голову над тем, как объясню происшедшее отцу Ракши, Дент-Вайару и матерям.

– Думаешь, твои не поймут? Они ведь сами хотели отправить тебя ко мне на смотрины. Хотя я понимаю, о чем ты…

Как и предполагал Лабастьер, стоило сороконогам и крылатому отряду лишь пересечь границу селения, как там их уже встретил рой бабочек, взбудораженных потрясающим воображение известием: королевой все-таки будет их односельчанка…