Ракши и Мариэль, в свою очередь, терялись еще меньше. Они уже стояли в окружении нескольких бабочек, и Мариэль что-то оживленно рассказывала им. Ракши, как всегда, молчал, но время от времени хозяйским жестом поглаживал Мариэль по спине.

Внезапно Лабастьер ощутил укол ревности. Но чувство это было настолько несуразным и необоснованным, что он тут же загнал его в самый далекий и темный угол своей души, найдя отличный для этого способ:

– Не пора ли мне начать завязывать знакомства с вашими бабочками? – спросил он Дент-Пиррона.

– То есть, вы уже готовы, – блеснул глазками махаон. – Отлично! Тогда – несколько минут терпения. Сперва – небольшой сюрприз. Кто знает, вдруг вы все это запретите… Так что, у нас последняя возможность…

– Что за загадки вы там бормочите?

– Ничего, ничего. Все в порядке, мой государь… Саддин! – окликнул он молодого худощавого махаона с каким-то неказистым раструбом в неказистых руках. – Начали! Объявляй!

Тот приставил раструб ко рту, и Лабастьер понял, что это приспособление многократно усиливает громкость голоса.

– Внимание, внимание! – громовым раскатом пронеслось над Веселым садом. – Именем правителя Пиррона прошу всех в течение нескольких минут не подниматься в воздух. Прошу так же всех, кто уже находится над землей, немедленно опуститься.

Выждав, когда это распоряжение выполнят, Саддин продолжил, обращаясь неизвестно к кому:

– Поджигатели! Приготовились… – произнеся эти загадочные слова, он посмотрел на Лабастьера, широко ему улыбнулся и тут же заорал, обращаясь уже явно ко всем: – Да здравствует наш король!!!

И тут началось… Сперва послышалось легкое шипение, и со всех сторон одновременно потянуло легким дымком. А затем грянул такой оглушительный грохот, что Лабастьер от неожиданности даже присел. Звук был столь мощным, что казалось, он осязаем. А одновременно с громом в вечереющее небо из центра Веселого сада взметнулся мощный огненный ствол. Весь он состоял из разноцветных прожилок, и примерно на максимальной высоте полета бабочки, он расслоился и распался на тысячу разноцветных падающих звезд.

– Измена! – услышал Лабастьер. Подскочивший к нему Ракши, держа в руках оголенную шпагу, орал ему прямо в ухо.

– Успокойтесь! – так же в ухо, наклонившись, крикнул ему в ответ король. – Это просто для красоты! И ведь действительно красиво!

Они огляделись. Разноцветные звезды плавно оседали на землю. Их отблески и тени ползли по саду, по лицам оцепеневших бабочек и делали мир нереальным… И в этот миг весь периметр Веселого сада занялся густыми фонтанами стерильно белых искр. Эти фонтаны иссякли так же внезапно, как и появились, а вместо них вокруг сада, все ускоряясь и ускоряясь, хороводом помчались языки сочного желтого пламени.

У Лабастьера закружилась голова, и он на миг прикрыл глаза, а когда открыл их, оказалось, что картина уже вновь изменилась, и теперь с периметра сада к его центру выросли ажурные огненные арки, и цвета их, пульсируя, меняются. А из центра к небу поднялся тонюсенький, но пронзительно яркий зеленый стебелек… Еще миг, и он расцвел в поднебесье розовым бутоном… И осыпался в тот же миг, оставляя после себя лишь изумительный, незнакомый Лабастьеру аромат…

Всё кончилось. Бабочки ошарашенно смотрели друг на друга. Дент-Пиррон, нерешительно улыбаясь, что-то сказал Лабастьеру, но тот не расслышал. Он отрицательно покачал головой и показал на уши руками. Пиррон приблизился к королю вплотную, держа за руку того самого худощавого молодого махаона, у которого был прибор, усиливающий громкость голоса.

– Саддин! – указал на него Пиррон. – Он называет себя «мастером огней». Кое-что он мне уже показывал, но ТАКОЕ я и сам вижу впервые.

– Я составлял этот букет несколько лет. Я и не надеялся на то, что вы сами появитесь тут и хотел привезти его в столицу, когда будет объявлено о вашей свадьбе.

– И вы были уверены, что заслужите похвалы? А не наоборот?

– Это неважно, мой король, – ответил махаон и улыбнулся так, как может улыбаться только по-настоящему счастливая бабочка.

– Когда это кончится? – вмешался Ракши, показывая на свои уши.

– Не бойтесь, скоро, – Саддин развел непропорционально длинные руки. – Это единственный недостаток моего искусства. Раньше был еще едкий дым, но я преодолел это. И даже научился создавать ароматическое облако.

– Вас представили мне, не назвав при этом приставки «Дент», – заметил Лабастьер. – По всей видимости, вы еще не женаты?

– Нет, мой король.

– В таком случае, я разрешаю вам устроить подобное зрелище в день вашей собственной свадьбы.

– Спасибо, мой король, – Саддин даже засмеялся от удовольствия.

В разговор встрял Дент-Пиррон:

– Боюсь, дружок мой, у всех сейчас заложены уши, и мне не докричаться. Объяви-ка в свой раструб, чтобы нам принесли чего-нибудь промочить горло.

Саддин поднес замысловатое приспособление с раструбом ко рту, и, перекрывая возбужденную болтовню бабочек, над Веселым садом разнесся мощный глас:

– Принесите напиток бескрылых! Король Лабастьер Шестой испытывает жажду!

– Ваше Величество, вы еще не готовы вынести свой вердикт? – с надеждой взглянул на Лабастьера Дент-Пиррон.

– Нет. Давайте-ка сначала посмотрим, все-таки, на ваших самок. И не торопите меня, в конце концов!

…Тьма опустилась на мир, но Веселый сад был освещен множеством пропитанных смолой факелов, делавших все окружающее похожим на зыбкий романтический сон.

Небольшой пятачок с музыкантами, предназначенный для танцев, был утыкан этими факелами значительно более обильно, и там было по-настоящему светло. То, что танцы проходят на открытой площадке, давало возможность танцующим время от времени вспархивать в небо и продолжать танец над площадкой. Окружающими это воспринималось как свидетельство чувственного порыва, и встречалось рукоплесканиями и возгласами одобрения.

– Ну и как твои сердечные успехи, брат маака? – спросил Лаан, приблизившись к стоящему неподалеку от танцплощадки королю настолько, что никто больше не мог бы их услышать. – Вы побеседовали уже, по меньшей мере, с сотней самок, и я заметил, некоторых из них вы с удовольствием приглашаете потанцевать…

– Беда в том, мой друг, что это единственная возможность разглядеть их как следует, – отозвался тот. – Если, поговорив с самкой, я обнаруживаю, что передо мной не полная дура, я тащу ее к свету… И приходится танцевать. Несмотря на то, что ты уже разочарован.

– Хотите совет, друг мой? – заговорчески понизил голос Лаан.

– Буду признателен.

– Если не хотите испытывать разочарования, тащите к свету именно дур.

Они громко расхохотались, но тут же осеклись, заметив на себе удивленные взгляды.

– Напиток бескрылых у старины Пиррона исключительно хорош, – заметил Лаан, поднимая пиалу-раковину с плетеного столика. – Так же, как и зрелище, которым он подивил нас сегодня. Вы намерены пресечь пагубную страсть его соплеменников к изобретательству?

– Конечно. Ведь это мой долг, – также пригубив напитка, отозвался Лабастьер. – Но я не решил пока в какой форме, насколько сурово и до каких пределов исполнять его. Честно говоря, именно об этом я и думаю все время. Решение где-то рядом, оно так и вертится прямо передо мной, но я никак не могу ухватить его… И ни одна самка пока что не сумела отвлечь меня от этих мыслей. А это для меня показатель, – усмехнулся он. – Боюсь, мой друг, наше путешествие еще не окончено.

– Я частенько радуюсь, что не обременен вашими заботами, – кивнул Лаан, – и ничто не отвлекает меня от приятного времяпрепровождения. – В его голосе зазвучала легкая ирония. – Желаю вам найти ответы на свои эпохальные вопросы… А я пока что пойду потанцую с Мариэль.

– С Мариэль? – поднял бровь король. – А как же Ракши?

– Нашего тихоню атаковала какая-то местная прелестница. Честь не позволяет ему обидеть самку отказом, и он ведет с ней уже пятый круг. Хотя недовольным он, кстати, не выглядит. Да вот и он, взгляните.