Лабастьер покачал головой:

– Боюсь, подвергнув сомнению заветы Лабастьера Мудрого, вы, милейший, пошли по скользкому пути.

– Знаю, – окончательно поскучнел Дент-Пиррон. – Но… Взгляните, например, сюда. Это – каллиграфическая машина. Как пригодилась бы она вам при дворе! – Дент-Пиррон воодушевился. – Смотрите! Сюда я вставляю флуоновый лист, жму на клавиши…

Махаон с таким проворством и точностью принялся колотить по кнопкам с начертанными на них знаками алфавита, что у Лабастьера от удивления глаза полезли на лоб.

– Текст набран, – продолжал пояснять свои действия Пиррон. – Теперь жмем вот на этот рычаг… Готово! – воскликнул он и подал королю квадратный листок. Изумительно четким правильным почерком на флуоне было выдавлено:

– Повторно текст набирать уже не надо, – добавил Дент-Пиррон. – Вставляем следующий листок, жмем на рычаг, р-раз! Пожалуйста! – Он протянул королю точно так же квадрат с точно такой же надписью. – Я могу сделать сто таких, тысячу, сколько угодно…

– Вряд ли это поможет вам, – хмуро разглядывая флуон, отозвался Лабастьер.

Пиррон поперхнулся.

– Ну, может быть, все-таки… – промямлил он, откашлявшись. Вялыми движениями он зачем-то вставил в щель машины новый кусок флуона, нажал на рычаг и, пряча глаза, подал королю очередной экземпляр текста.

Хватит! – рявкнул Лабастьер. – И вообще, с меня довольно. Не надо больше демонстраций. Объясните-ка лучше, зачем вам все это надо?! К примеру, эта ваша «каллиграфическая машина». К чему она?! Вы говорите, она пригодилась бы при дворе… Но у меня есть прекрасные каллиграфы, и они вполне меня устраивают! К тому же, они счастливы своим искусством, и единственное, что может сделать эта машина – лишить их счастья! «Прыжок бескрылых»? Но у нас-то есть крылья! А это ваше «королевское око»?! Что в нем королевского?! Зачем мне видеть то, чего природа видеть не позволяет?.. К сожалению, при всей моей симпатии к вам, Пиррон, я вынужден констатировать: ваша деятельность и в самом деле преступна.

Тяжело вздохнув, махаон понуро уселся прямо на ящик каллиграфической машины. Бедняга даже как будто бы стал поменьше в габаритах.

– Мне трудно объяснить вам это, мой король, – тихо сказал он. – Но я не могу все это просто взять и разломать. И не могу наказывать тех, кто это делает. Я пробовал… Я был тогда совсем молод. Моя Рууйни была беременна, а я как раз в тот момент вел непримиримую борьбу с изобретателями. И был в их числе один… Он был моим лекарем… Он сделал вот это… – Пиррон указал рукой в угол. Там, отгороженный от прочего зеленой траурной полосой начертанной на белом ракушечном полу, стоял неказистый агрегат, состоящий из цилиндрических емкостей и изогнутых трубок. – Рууйни никак не могла разродится от бремени, – Продолжал Дент-Пиррон, – и лекарь вынужден был вскрыть лезвием ее лоно… Это редкая операция, и самка при этом выживает не всегда, иногда случается заражение… Гусеничка была мертва. Но Рууйни могла бы жить дальше, и лекарь сказал, что для полной безопасности следует лишь смазать рану жидкостью, которую он получает из напитка бескрылых с помощью вот этой машины… А я не позволил ему этого и машину отобрал…

Пиррон смолк.

– Она умерла, – закончил за него король.

– Да, – махаон поднял на короля покрасневшие припухшие глаза. – Да, – повторил он и попытался улыбнуться, но вместо улыбки лицо его исказилось жалкой гримасой. – Но больше в моем селение при таких обстоятельствах не умерла ни одна самка! – почти выкрикнул он. – А у всех тех, кто сделал эти предметы, – обвел он рукой помещение, – есть свои ключи…

– Идемте, Пиррон, – тронул король плечо вассала. – Сейчас мне трудно решить что-либо. Но позже, хорошенько все обдумав, я приму решение, и постараюсь, чтобы оно было максимально справедливым. А сегодня – бал! Забудем же о печалях. Мне жаль, что я потревожил вашу память. Давайте веселиться…

Ден-Пиррон сполз а крышки каллиграфической машины на пол и стоял теперь лицом к лицу с королем.

– Я и вправду очень ждал вас… – произнося эти слова, он сделал такое движение, словно снимал рукой что-то прилипшее к лицу. – Вы говорили о реестре дозволенных приспособлений Лабастьера Мудрого… Если бы я от вашего имени послал за ним кого-нибудь в столицу…

Король покачал головой:

– Не стоит, Пиррон. Я помню его почти наизусть. Можно сказать уверенно, что, за малым исключением, ничего из того, что у вас тут хранится, в реестре нет. Слишком уж тут все сложное. Там… Ножницы, щипцы, телега… Еще с десяток наименований. Остальное – запрещено.

Дент-Пиррон потряс головой и суетливо поправил свой полосатый комбинезон.

– Что ж, – сказал он и, наперекор ситуации, сумел, наконец, улыбнуться по-настоящему. – Будем веселиться.

Приятной неожиданностью для гостей селения стало то, что здесь имелось даже особое местечко для проведения всеобщих праздников. Эту аккуратную площадку, устланную специально посаженным тут лиловым мхом и разделенную на секторы газончиками ровно подстриженного кустарника, местные жители называли «Веселым садом».

Вечерело. Темень еще не окутала селение полностью, лишь чуть потускнели краски, Дипт, Дент, и первые звезды уже проявились в небе. То ли от того, что день репетиций пошел трубачам на пользу, то ли потому, что к деревянным духовым прибавились струнные и ударные, музыка, струящаяся в воздухе Веселого сада, была довольно стройна, красива и немного печальна.

Когда Дент-Пиррон привел сюда Лабастьера, Ракши и Мариэль, оказалось, что Лаан уже тут.

– Это не лекарь, а волшебник! – закричал тот, помахивая крылом. – Как новенькое! Я уже и летать пробовал! Внимание… – он взвился в поднебесье, сделал несколько грациозных петель и спланировал обратно к друзьям. Сельчане, наблюдавшие эту картину, разразились рукоплесканиями.

– Как-то глупо получилось, – смутился Лаан. – Они же не знают, что крыло у меня было повреждено, и думают, что это я демонстрирую им свое умение летать… Как новорожденная бабочка. Как будто они сами так не умеют…

– Успокойтесь, мой друг, – замахал на него Пиррон, – все и всё прекрасно понимают! Известие о том, что королевский фаворит прибыл от наших негостеприимных соседей с рваным крылом, моментально облетело селение. А уж то, что король позволил чинить его мастеру Луару его нетрадиционными методами – настоящее для всех событие!

Лаан с гордостью показал то место, где еще недавно в его крыле зияла безобразная дыра. Теперь она была затянута каким-то полупрозрачным голубоватым, матово поблескивающим материалом.

– Луар – просто кудесник! – повторил Лаан. – И еще он дал мне емкость с клеем и пакетик чешуек. Через пару дней, когда я смажу это место и посыплю по нему чешуйками, вообще ничего не будет заметно! – похваставшись таким образом, Лаан виновато глянул на короля. – Я весьма ценю ваш поступок, мой господин…

– О чем ты? – удивился Лабастьер. – И давай без церемоний…

Лаан, посмотрев по сторонам, наклонился к самому уху короля:

– Нет уж, когда вокруг подданные, лучше с церемониями… Нельзя ронять престиж престола. А говорю я про то, что позволив мне воспользоваться услугами названного лекаря, вы, друг мой, маака, по всей видимости, несколько усложнили себе жизнь. Как тут порядок наводить, как запрещать изобретения, когда мы сами ими пользуемся?!

– Ничего, как-нибудь… – с деланной беззаботностью ответил Лабастьер, оглядываясь по сторонам.

Желающих пообщаться с королем и его спутниками становилось все больше. В полном соответствии с той задачей, которая стояла перед данным мероприятием, самки маака прогуливались по Веселом саду в одиночку, стайками или в обществе родителей, молодые же махаоны были представлены почти исключительно парами. Среди самок маака Лабастьер даже успел приметить несколько очень миленьких особей, с которыми не мешало познакомиться поближе.