Эксперты, в общем-то, согласны в том, что Старый поиск исторического Иисуса начался в 1835 году, когда Давид Штраус опубликовал свое критическое исследование «Жизнь Иисуса», и длился до 1906 года, когда вышел главный труд Альберта Швейцера об Иисусе. Историко-критический метод все еще пребывал во младенчестве. В свете своих аргументов исследователи представали истинными знатоками, но на самом деле их доводам не хватало ни научного характера, ни самокритики, ни стремления объективно оценить как эпоху иудаизма периода Второго Храма, так и то место, которое в ней занимал Иисус. Некоторые специалисты по Новому Завету даже утверждали, что возлюбленным учеником Иисуса, упомянутым в Евангелии от Иоанна, был Иуда. Эрнест Ренан, известный французский литератор, предположил, будто в последние мучительные мгновения в Гефсиманском саду Иисус терзался сожалениями о галилеянках, которых ему следовало бы любить. Адольф Гарнак, знаменитый историк Церкви, уверял, что Иисус учил людей отцовству Бога, братству всех людей и этике любви. Ренан и Гарнак оказали на культуру огромное влияние, их читали очень многие, но в строках их трудов люди не слышали голоса галилейского еврея, а соприкасались с французским романтизмом и немецким идеализмом – и внимательный читатель непременно задумывался о том, почему же Иисуса так плохо понимали его последователи и как могло случиться, что Князя мира (см.: Ис 9:6) распяли на кресте.
В 1906 году, в первом издании своего труда, посвященного историческому Иисусу, Альберт Швейцер указал на то, что все писатели XIX века просто предлагали образ Иисуса, который было легко полюбить, понять и сделать предметом восхищения. Монументальная работа Швейцера «История исследования жизни Иисуса» – это не только классика, но и, быть может, самый значимый труд из всех когда-либо опубликованных в этой области. Сегодня, сто лет спустя, почти все исследователи согласны с Швейцером в том, что на Иисуса глубоко повлиял иудейский апокалиптизм – ожидание конца света и Страшного суда[2].
Джордж Тиррелл, ирландский модернист и католик, проницательно подчеркнул, что те, кто писал об Иисусе с претензией на историческую достоверность, на самом деле просто вглядывались в колодец истории и видели там свое отражение[3]. Это суждение, mutatis mutandis – с необходимыми поправками – все так же неотступно звучит в широком потоке публикаций об Иисусе.
Сразу после Первой мировой войны историческое изучение Иисуса прекратилось во многих семинариях и университетах, а особенно – во влиятельных ведущих немецких учебных заведениях. Такие властители дум, как Рудольф Бультман, Карл Барт и Пауль Тиллих, заявили, что исторический Иисус – просто порождение фантазии ученых-гуманитариев. И более того, часто они, пусть и неявно, намекали на то, что надежные знания об «Иисусе истории» ничего не значат для христианской веры[4]. Похоже, именно это все и услышали: христианам достаточно знать, что они спасены «одной верой» – ничего больше. Мало того что это клише искажает сложные богословские идеи как Мартина Лютера, так и апостола Павла[5], оно еще и позволяет издавать рескрипты, призывающие к отказу от сложной задачи исторических исследований. К сожалению, отголоски этих старых воззрений, ныне решительно опровергнутых и библеистами, и теологами, иногда еще слышны на лекциях и в проповедях. Появилась такая важная методика изучения Нового Завета, как риторическая критика; впрочем, при обращении к ней легко отойти от утверждений керигмы – вести об Иисусе как Христе, Сыне Божьем – и вместо исторических исследований начать рассматривать образ Иисуса в евангельском повествовании.
В период с 1920-х годов (в 1919 году вышел комментарий Карла Барта на Послание к Римлянам, позже возникла школа Рудольфа Бультмана) по 1953 год теология Барта и Бультмана процветала. К историзму и ее основатели, и их последователи относились презрительно. И пусть даже многие ученые-гуманитарии, изучавшие Новый Завет, особенно француз Пьер Бенуа и норвежец Нильс Альструп Даль, еще задолго до 1950 года подчеркивали то, сколь важны исторические исследования, посвященные Иисусу, принято считать, что Новый поиск исторического Иисуса начался в 1953 году. И начал его Эрнст Кеземан, ученик Рудольфа Бультмана, причем смело и дерзко – в присутствии учителя, на торжественном собрании учеников в Марбурге. Кеземан показал, что Новый Завет намного более историчен, чем допускал Бультман. Христианское богословие, утверждал Кеземан, коренится не в идеях и не в экзистенциализме. Он смог убедить многих специалистов по Новому Завету в том, что в основе христианства лежат реально происходившие в истории события и что между подлинными словами Иисуса и воззваниями палестинского «Движения Иисуса»[6] существует преемственность.
Новый поиск исторического Иисуса не заинтересовал большую часть теологов и вскоре тихо и незаметно исчез. Но почему он оказался столь безуспешным? Отчасти потому, что его сторонниками двигали богословские интересы, умалявшие важность истории – таким было наследие экзистенциализма. Нежелание заниматься социологией, антропологией и археологией при повышенном интересе к христологии вряд ли позволяло лучше понять Иисуса из Назарета – иудея, жившего в первые тридцать лет нашей эры. Сегодня, оглядываясь в прошлое, мы можем увидеть, что методы сторонников Нового поиска не соответствовали стандартам строгой научной историографии.
Примерно в 1980 году в науках гуманитарного цикла началось нечто новое[7]. Я назвал это явление «Исследованием Иисуса». Независимо от своих богословских представлений и верований (или даже их отсутствия) многие исследователи по всему миру, и в том числе евреи, не склонные вести полемику об Иисусе, стали проявлять интерес к истории иудеев, живших в Палестине до 70 г. н. э., и в том числе к Иисусу из Назарета, – и осознали, сколь важны эти вопросы.
Те, кто исследовал мостовые и улицы, проложенные до 70 г. н. э. и неожиданно найденные при раскопках в Иерусалиме, под Старым городом, спрашивали себя: какие люди гуляли по ним две с лишним тысячи лет назад? В Капернауме нашли дома из базальта, возведенные в I веке. Как оказалось, в Верхнем городе Иерусалима в то время строили роскошные дворцы – и уже невозможно не думать о том, какую жизнь вели их обитатели до 70 г. н. э. И в Иерусалиме, и в других местах, в частности в Нижней Галилее, было найдено множество микв – иудейских ритуальных бассейнов, в которых омывались от ритуальной нечистоты – и, естественно, появились вопросы о характере религиозной жизни иудеев до упомянутого времени. А благодаря тому, что в Иерусалиме, в Кумране и особенно в Хирбет-Кане обнаружились каменные сосуды, связанные с иудейскими ритуалами очищения, мы смогли иначе воспринять традиции, о которых говорится в Ин 2:6, и по-новому осмыслить образ Иисуса, которого, если верить Иоанну, пригласили на дорогостоящую свадьбу в Кане.
Иудейские и христианские историки – независимо друг от друга и по всему миру – задумались над тем, что мы можем узнать о многих предводителях еврейского народа, живших в Святой Земле до 70 г. н. э. Ученые стремились понять, как проводил свои дни анонимный Учитель Праведности, основатель кумранской общины. Иудеи и христиане искали достоверные исторические сведения о Гиллеле, фарисее, который жил незадолго до Иисуса и, как предполагают, отстаивал многие богословские идеи, схожие с теми, какие приписывают Иисусу. Специалисты написали целые тома об апостоле Павле, пытаясь понять фарисея, поверившего в мессианство Иисуса. Многие размышляли о том, что говорят исторические свидетельства о Гамлиэле ха-Закене, или Гамалииле, у которого, по свидетельству Книги Деяний, учился Павел. Евреи, ревностно желавшие узнать об истоках раввинистического иудаизма, обсуждали историчность преданий об Йоханане бен Заккае, возглавившем первую раввинскую академию в Явне. И неудивительно, что многие исследователи задавали аналогичные исторические вопросы об Иисусе из Назарета.
