…его существование означает, что в Евангелии речений Q имеется по меньшей мере одно предание, в котором Иисус говорит о «сыне человеческом» – и это, в сочетании с другой традиционной темой Иисуса как апокалиптического судьи из Дан 7:13, способствовало возникновению предания о том, что Иисус называл себя апокалиптическим Сыном Человеческим[1994]. Ответив на возражение против гипотезы, что Иисус отверг апокалиптику Иоанна, тем, что речения об апокалиптическом Сыне Человеческом не восходят к Иисусу, Кроссан возвращается к пятому комплексу, связанному с Иоанном, – это комплекс «Пост и брак» (Мк 2:18–20; Ев. Фом 104). Однако, поскольку это уже не относится к эсхатологии, об этом мы поговорим чуть дальше. Приведенный выше краткий пересказ главы из книги Кроссана показывает, что Кроссан усматривает расхождение между Иоанном и Иисусом в отношении к эсхатологии[1995]. Пока только отметим, что в следующей главе он определяет представление у Иисуса о Царстве Божьем как «царство премудрости Божьей», в отличие от «апокалиптического Царства Божьего»[1996]. «Царство премудрости Божьей» не апокалиптично, однако, на взгляд Кроссана, ничуть не менее «эсхатологично»: Царство премудрости устремлено скорее в настоящее, а не в будущее, и рисует образ того, как можно было бы жить здесь и сейчас – при божественном владычестве, которое уже наступило или всегда доступно. В это Царство входят благодаря мудрости или великодушию, благодаря добродетели, справедливости или свободе. Речь идет о том, как жить в настоящем, а не о надежде на будущую жизнь. Итак, это Царство этическое; впрочем, необходимо с абсолютной решительностью настаивать на том, что оно может быть ничуть не менее эсхатологическим, чем апокалиптическое Царство. Например, его этика может бросать серьезнейший вызов господствующей морали. Грубой ошибкой будет заявлять, что Царство премудрости, по моей терминологии, отвергало мир в меньшей степени, чем апокалиптическое Царство[1997]. Это объяснение помогает понять, почему прежде Кроссан именно так определил «эсхатологию»[1998]. Порвав с пророчествами Иоанна о пришествии Грядущего (которые Кроссан считает «апокалиптической эсхатологией»), Иисус провозглашает в настоящем этическое Царство премудрости. Однако эта весть позднего Иисуса, хотя и рассмотренная «скорее как настоящее, а не будущее», – это «этическая эсхатология»[1999]. В более поздней своей работе Кроссан говорит о разнице между этической и апокалиптической эсхатологией подробнее: Этическая эсхатология (или этицизм) отвергает мир, активно протестуя и бескомпромиссно сопротивляясь системе, в которую неотъемлемо встроены зло, несправедливость и насилие. Вопрос здесь не в том, что такая-то группа или такое-то правительство нуждаются в переменах и улучшениях. Этическая эсхатология направлена на неравноправие и насилие, эксплуатацию и угнетение, несправедливость и неправедность как нормальную ситуацию мира сего. Она смотрит на системное и структурное зло, которым окружены и в которое погружены все мы, – и во имя Бога отказывается содействовать этому злу или принимать в нем участие. Она призывает противостоять системному злу, но не впадать в свойственные системе злобу и насилие. В этицизме, в отличие от апокалиптизма, Бог ждет от нас действий – и Бог не жесток[2000]. Обратимся теперь ко второму ученому, ставшему предметом нашего исследования, Дейлу Эллисону, для которого этот вопрос стоит в центре его книги «Иисус из Назарета», особенно двух основных ее глав: «Иисус предания и Иисус истории: как найти пророка-милленария» и «Эсхатология Иисуса: после всех этих лет – по-прежнему ratlos»[2001]. Однако его способ анализа отличается от способа Кроссана, посвятившего Иисусу и Иоанну отдельную главу. В поисках сведений по этой теме нам придется прочесать весь труд Эллисона – хотя, как мы увидим, взгляды его по этому вопросу достаточно ясны и их легко сравнить со взглядами Кроссана. Стоит отметить также, что Эллисон пишет в 1998 году, уже после выхода в свет большого труда Кроссана Исторический Иисус (1991), и подвергает эту работу критике. Однако мы уделим основное внимание не тому, как Эллисон критикует Кроссана, а его собственным взглядам. В первой главе Эллисон говорит о слабости апелляции Кроссана ко множественным свидетельствам и к стратификации источников, и в качестве примера обращается к эсхатологии. Начинает он так: «Со времен Иоганнеса Вайса и Альберта Швейцера многие из нас убеждены, что Иисус был эсхатологическим пророком с апокалиптическим сценарием»[2002]. Признавая, как и Кроссан, что это важно для определения терминологии, Эллисон объясняет: «В моей книге слово “эсхатология” указывает на окончание истории и связанные с этим события, такие как воскресение и Страшный суд». Особенно он отмечает, что другие авторы используют термин «эсхатология» иначе: «Иисус у Кроссана… эсхатологичен согласно его [Кроссана] пониманию эсхатологии… но не моему»[2003]. Далее Эллисон уточняет, что использует слово «“апокалиптический” для указания на группу эсхатологических тем и ожиданий, таких как космический катаклизм, воскресение мертвых, вселенский суд, образы небесных искупителей и так далее, – развившийся в иудаизме после Вавилонского пленения, часто в связке с верой в близость конца мира»[2004]. По словам Эллисона, начинать следует не с выяснения того, какие предания подлинны, а скорее… …необходимо найти нечто близкое к тому, что Томас Кун называл «парадигмой», – объяснительную модель, позволяющую классифицировать данные… Начальная наша задача – создать первичную систему отсчета для преданий об Иисусе, контекст, способный помочь нам определить подлинность и самих преданий, и их истолкования[2005]. На протяжении последних ста лет или около того доминировала парадигма «Иисуса – эсхатологического пророка»[2006]. Хотя недавно в ней и усомнились те, кто предлагает нам образ Иисуса, не связанный с эсхатологией (здесь упоминаются Борг и Кроссан), далее Эллисон пишет: «Матрицей, запечатлевшей подлинные предания об Иисусе, должно остаться предположение, согласно которому Иисус – это эсхатологический пророк с апокалиптическим сценарием»[2007]. Далее Эллисон приводит пять причин, по которым эсхатологическую парадигму Иисуса необходимо сохранить[2008], – и первая из них имеет самое прямое отношение к нашей теме. Древняя Церковь в самых разных преданиях проявляет свою апокалиптическую направленность, а предания об Иоанне Крестителе, зафиксированные в Новом Завете, показывают, что его тревожит скорый и неминуемый эсхатологический суд. И, поскольку Иисус крестился у Иоанна… …очевидно, их идеология должна быть достаточно близкой. Так что… если мы, воссоздав образ Иисуса, лишим его ясно выраженной эсхатологической направленности, мы неожиданно прервем все связи не только между ним и людьми, которые считали себя продолжателями его движения, но и между ним и Крестителем, иными словами – так устраняется его связь и с движением, из которого он вышел, и с движением, которое он основал. Это выглядит слишком маловероятным[2009]. вернуться То же самое, только намного более кратко, изложено в кн.: J. D. Crossan, The Birth of Christianity: Discovering What Happened in the Years Immediately after the Execution of Jesus (San Francisco: HarperSanFrancisco, 1998), с. 305–316. вернуться Об этом различии подробнее говорится в кн.: J. D. Crossan, Historical Jesus, с. 282–292. В том, что касается резкого несовпадения во взглядах Иисуса и Иоанна Крестителя (с. 282–283), Кроссан оценивает весь комплекс «Когда и где» (Q 17:23; Мк 13:21–23, и т. д.) как «корректирующие ответы», в которых источник споров «восходит к выступлениям Иисуса против Иоанна». вернуться См. выше, а также J. D. Crossan, Historical Jesus, с. 238. вернуться Насколько я понимаю, в кн.: Historical Jesus Кроссан не использует выражения «этическая эсхатология»; однако, как он подтверждал в личной переписке (22.03.2007, 05.04.2007), этот термин верно отражает его мысль. Слова «этическая эсхатология» он использует в более поздней работе: J. D. Crossan, Birth of Christianity, с. 273–289, особ. с. 284–285. Там же, на с. 287, Кроссан поясняет разницу между двумя эсхатологиями на примере Иоанна и Иисуса, хотя и куда более кратко. В сокращенном популярном издании книги Historical Jesus Кроссан подходит ближе к этой терминологии, описывая «этическое царство» в эсхатологических выражениях: «Итак, это этическое царство – но оно может быть столь же эсхатологичным, как апокалиптическое» (J. D. Crossan, Jesus: A Revolutionary Biography [San Francisco: HarperSanFrancisco, 1994], с. 56). В более ранней работе Кроссан описывает мировоззрение Иисуса термином «пророческая эсхатология», противопоставляя ее «апокалиптической эсхатологии» (J. D. Crossan, In Parables: The Challenge of the Historical Jesus [San Francisco: Harper & Row, 1973], с. 23–29). Как он объясняет (с. 27), «Иисус не говорил, что Бог готов положить конец миру сему – он проповедовал Бога, потрясающего миры: сей, любые прошлые и любые грядущие». вернуться Crossan, Birth of Christianity, с. 284. вернуться Dale C. Allison, Jesus of Nazareth: Millenarian Prophet (Minneapolis: Fortress, 1998), с. 1–77 и 95–171. Также у меня будет случай поговорить о работе Эллисона: Dale C. Allison, «The Continuity between John and Jesus», JSHJ 1 (2003): 6–27. Немецкое слово ratlos, – «непонимающий, смущенный, сбитый с толку» во второй главе у Эллисона – аллюзия на кн.: Klaus Koch, The Rediscovery of Apocalyptic (trans. M. Kohl; SBT 1/22; London: SCM, 1972), оригинальное немецкое заглавие которой выглядит так: Ratlos vor der Apokalyptik. В переводе на английский смысл немецкого слова ratlos не сохранился. вернуться Там же, прим. 104. См. его рассуждение о «конце мира» в ст.: Allison, «A Plea for Thoroughgoing Eschatology», JBL 113 (1994): 651, прим. 2. вернуться В этих пяти причинах он кратко воспроизводит аргументы, приведенные им в других местах: Allison, «Plea for Thoroughgoing Eschatology», с. 651–668; idem, «The Eschatology of Jesus», в кн.: The Encyclopedia of Apocalypticism, vol. 1: The Origins of Apocalypticism in Judaism and Christianity (ed. J. J. Collins; New York: Continuum, 1998), с. 267–302. вернуться Allison, Jesus of Nazareth, с. 40. Эллисон отмечает (с. 40, прим. 119), что «в публичной дискуссии Кроссан опровергает этот аргумент такой аналогией: невозможно поверить, будто Ганди был пацифистом – ведь он вышел из окружения, практикующего насилие, и после его смерти насилие вновь разыгралось в полную силу». На это Эллисон отвечает: «…различие между Иисусом и Ганди в том, что свидетельств о пацифизме последнего множество и они вполне убедительны, – а о том, что Иисус якобы отвергал взгляды Иоанна Крестителя, свидетельств крайне мало, а точнее – нет совсем». |
