Марий льстил народу, но, добившись власти, только перерезал всех, кто ему не нравился, а про то, что сулил своим помощникам, про золотой век, он позабыл… утопил Марий все свои идея в чаше вина и галлюцинациях сумасшествия.

Марий передал власть свою Цинне; при этом злодее уж и помина не было ни о каких общественных благах: только резали да грабили без разбора и недругов и друзей под предлогом неблагонадежности…

Курий все больше и больше увлекался, жестикулируя и возвышая голос; ему казалось, что он говорит речь на Форуме.

— Сулла прекратил террор черни новым террором, — со стороны мстительных оптиматов.

Катилина, перебежчик от Мария к Сулле, ученик того и другого, соединил в своем лице идеи и жестокость обоих тиранов Рима; он принимает к себе и знатных и безродных, сулит благосостояние всем без исключения. Я стал колебаться… были минуты, когда я готов был нарушить ужасные обеты… презреть все… но не презрел… около меня была несчастная, слабая женщина… она отговорила меня; она сказала: — Курий, куда бежать от проскрипций? если ты бежишь, все равно, должен будешь разбойничать в горах ради хлеба… ведь нам нельзя заниматься работой и жить на одном месте вблизи заказчиков, потому что грозит кинжал за измену, куда бы мы ни ушли.

Я перестал колебаться; выбор мой решен; я усердно служу, как в дни моей юности, но служу теперь, сознавая, что никому не будет никакой пользы от нового переворота, а наживутся только те, кто сумеет ловко воспользоваться сумятицей. Я буду богат!.. Фульвия!.. радость моей жизни!.. как мы хорошо будем жить!.. поди сюда!.. довольно тебе лежать там на соломе и плакать!.. радуйся вместе со мной!.. иди сюда.

Он вошел в хижину, вытащил насильно больную за руку я грубо бросил ее на землю подле певца, продолжая говорить бессвязно: — Обними меня, поцелуй меня, единственная радость моей жизни!.. еще поцелуй!..

— Курий, — сказал певец, — я слышал, что Фульвий-Нобильор записан в проскрипции.

— Конечно… все… все богатые записаны… все, кто не за нас… все сенаторы, не произнесшие клятвы; все ростовщики, не служащие нам… всех в проскрипции, кто нам не люб!.. Фульвий-Нобильор — мой личный враг, мучитель своей дочери… он должен погибнуть… милая Фульвия! не будет скоро преград к нашему счастью… у нас будет дворец… рабы… колесница из слоновой кости… вороные кони без отметины… пурпур…

— Ах!.. ай!.. пусти!.. больно!.. — стонала Фульвия, которую сумасшедший гладил по голове и лицу, царапая и вырывая ее волосы своими когтеобразными ногтями.

— Всем врагам будет больно! — вскрикнул он, бросившись в лачужку.

— Всех в проскрипции! — раздался его голос оттуда. Стул полетел из двери и изломался.

— Кровь и пожары!

Стол последовал за ним.

— Самого Катилину убью!

Полетела вся посуда, солома постелей, лохмотья кое-какой одежды.

Курий выбежал и стал все это рвать и топтать ногами, кидать обратно в дверь своего жилища и на крышу, и бить об стены; безумие вполне овладело им.

— Жжет!.. горю!.. пить хочу!.. вина!.. вина!.. — закричал он диким голосом и убежал с пустыря.

Фульвия, рыдая, лежала на земле; ее лицо было окровавлено; волосы растрепаны. Певец взял ее за руку и, стоя подле нее, начал говорить строго: — Дочь непокорная! тяжко божье возмездие за ослушание воли родительской! вот она, кара, достойная проклятья отцовского!.. зачем променяла ты, дочь непокорная, тихие воды светлого озера на это бурное море страдания? зачем променяла ты ласки доброго старика родителя на страсть этого безумца? твой отец сурово поступил с вами, — это правда, — но он отец и власть его священна. Ты, Фульвия, была слишком слаба душой, чтобы плыть против течения потока неумолимой, бурной жизни; ты была слишком изнежена, чтоб вынести нужду; у тебя не было энергии, достаточной, чтобы спасти любимого человека от гибели. Ты могла и умела только плакать и упрекать, но не умела утешать и поддерживать угасающую волю и энергию Курия. Вместо того, чтобы сберечь капитал, захваченный тобой при побеге из дома отца, вместо того, чтоб честной, скромной жизнью заслужить прощенье родителя, ты радостно упала в омут роскоши и увлекла твоего избранника. Вместо того, чтоб отвлекать его от общества злодеев, ты твоими жалобами на бедность сама толкала его в бездну и довела до отчаяния. Курий погиб невозвратно. Я знал его, когда он еще был честен, когда еще его можно было спасти; ему протянула руку спасения энергичная женщина: он услышал ее призыв к новой жизни и внял ее совету, но ты, Фульвия, разрушила все планы Люциллы: ты, в малодушном ужасе пред Катилиной. отговорила честного юношу, когда он колебался между путями добра и зла. Тебя прельстили ласки Катилины и золото Ланассы; эти ласки превратились скоро в насмешки и оскорбления; золото прожито в один год непрерывного веселья. Я знаю все твои тайны, Фульвия; я знаю, как предала ты Люциллу; ее ласковое письмо, полученное тобой, показала ты самому извергу, Катилине, в доказательство твоего усердия.

— Кто ты, таинственный вестник гнева Рогов? — спросила Фульвия в ужасе.

— Я тот, в чьей власти теперь твоя судьба; я тот, кто один может погубить или спасти тебя, изменница; я тот, кому не страшен мертвящий взор Катилины, кого не увлекут его сладкозвучные, льстивые речи. Я — мститель Люциллы; я — ее тень. Проникни, Фульвия, мыслью в грядущее!.. Великий Рим пылает, как громадный костер, пожирающий множество невинных жертв; везде кровь, везде вопли, везде разрушенье… в этом пламени, в этой крови погибают лучшие люди нашего отечества, унося с собою последние проблески древних добродетелей честных Квиритов. С ними вместе погибает твой отец… слышишь, злодейка?!.. твой отец, еще раз проклинающий тебя в последний миг жизни!.. отец твой гибнет, а ты подаешь руку шпиону, ночному придорожному душегубцу, любимцу изверга, бросаешься в его объятья, пляшешь вместе с ним в хороводе злодеев, празднуешь веселую тризну, одетая в награбленный пурпур!..

— Пощади! — простонала Фульвия, ломая руки в отчаянии.

— Те, кого ты оскорбила, Семпроний и твой отец, могут пощадить тебя, если ты загладишь твою вину. Я — исполнитель их воли. Иди к твоему отцу и спасай его, потому что тебе могут быть известны все тайны заговора через Курия. Я больше сюда не приду, но мой взор будет следить за тобой, где бы ты ни была и что бы ни делала. Мой кинжал опаснее проскрипций Катилины. Я — Электрон Каменное Сердце, или Верная Рука, верный друг Меткой Руки, а Меткая Рука также мститель Люциллы.

— Ах!.. я слышала о тебе.

— Ты теперь знаешь, кто перед тобой.

— Пощади!

— Ты в моей власти!

— О, могущественный, таинственный человек!.. пощади!.. пощади!..

— Сегодня вечером ты должна явиться в дом Цицерона и рассказать все, что знаешь об организации заговора. Ты не давала кровавой клятвы; твоя совесть не будет страдать. Ты должна выдать все пароли и лозунги, места всех сходок, складов и притонов, все что тебе известно. Там будет и твой отец. Вот тебе деньги на покупку приличной одежды и подкрепление сил пищей. Прощай!

Певец бросил на землю кошелек, полный золота, и тихо удалился с товарищем и Аминандром. Бывший гладиатор пошел вдали от своих спутников.

— Герой! — воскликнул художник в трепете благоговения перед своим другом.

— Ты видел теперь вполне славу и могущество твоего защитника, — сказал певец.

— Божественный!.. где твоя отчизна?.. Олимп, Элизий или море?.. откуда тень Люциллы послала тебя мне?.. мой дивный защитник!.. мой друг!.. мой избавитель!.. теперь я никого не боюсь. Скажи мне, таинственный гений, правда ли, что все знают и говорят о том, что Фламиний жив?

— Друг, — ответил певец равнодушно, — что нам-то за дело до этого? кто мы оба, Нарцисс? — наемные служители щедрого старика Семпрония, — больше мы никто.

— Но Курий говорил, что проданный тебе человек…