— Я вижу теперь в тебе странную перемену, хоть и не могу понять, к лучшему ли она… но что всего загадочнее теперь в тебе для меня, — это несовместимость мрачной, торжественной философии Востока с твоим желанием кривляться тут в масках с актрисой и какой-то отпущенницей.

— Тебе рано понять меня, батюшка; после моей смерти ты все поймешь. Днем я буду развлекаться веселой беседой, а вечером укреплять мой дух молитвой для трудного подвига.

— Для какого подвига? ведь ты решилась умереть, дитя мое.

— Ах!.. надо мне умереть… но у меня есть брат… старший брат… у него есть другой брат… я не сирота, жестокосердый отец!

— Ох, дитя, дитя! — вскричал Семпроний, отирая слезы, покатившиеся по его щекам, — одно горе за другим наносишь ты мне в мои старые годы… тяжко мне будет лишиться тебя!

— Милый батюшка, обещай мне спокойно вынести мою смерть! обещай не умирать от горя!..

— Делай что хочешь; ты властна над твоей жизнью и смертью.

— Евреи говорят, что только Бог властен над этим.

— Пусть будет так, если тебе полюбилась еврейская вера… но я не пойму твоих странных противоречий.

Люцилла склонилась головой на плечо отца, сидевшего рядом с ней, и грустно сказала:

— Стоит мне захотеть, упорхну я, как птичка.

— Когда же ты этого захочешь-то, глупенькая?

— Когда орел взовьется надо мной. Ты знаешь миф о Левкотее — жестокий отец зарыл ее живую в землю за то, что она любила Гелиоса, а светлый Гелиос проник своими лучами в безотрадную могилу казненной и превратил Левкотею в цветок левкой. Но левкой сидит на одном месте, а я хочу свободы. Упорхну я на синее море с высокой скалы и превращусь в буревестника, как Альциона; буду я летать над кораблями моих врагов и накликать на них бури; буду звать моего Кейкса, мой Кейкс услышит мои призывные крики и прилетит ко мне; мы вместе взовьемся высоко, высоко над волнами житейского моря и тогда… горе Лентулу и Катилине!

Семпроний оставил дочь в тюрьме, вполне уверенный, что она помешалась.

Клелия и Марция вскоре посетили Люциллу; они сообщили ей весть, что Аврелия вышла за Сервилия и отправилась с ним в Египет; сообщили и слух, что Фламиний опять сильно задолжал и находится в безвыходном положении; после трагической смерти Ланассы все ростовщики, пролетарии и иностранцы отвернулись от него, боясь попасть в беду, как Клеовул. Никто не решился ссудить ему денег ни за какие проценты.

Он занял у своих искусителей, не заплатил в срок и сделался из друга слугою.

— Дом его продан за бесценок; продана и западная Риноцера, — сказала Марция, — все конфисковано сенатом и продано. Дом купил Лентул, а Риноцеру — Нобильор. Деньги розданы по храмам для умилостивления разгневанных богов.

— И жрецов также! — договорила Люцилла с усмешкой, — скажи, Марция: сколько раз погасал огонь Весты в ночи твоего дежурства?

— Я еще жива, — гордо возразила весталка, — жрица, недосмотревшая за огнем, повинна смерти.

— Полно, милая; разве я не знаю ваших порядков? потрешь принесенный тайком серный сицилийский фитиль об пол и Зажжешь дрова снова, как ни в чем не бывало.

— Наши торжественные обеты…

— Обеты? — прервала Люцилла, — кому вы их даете, Марция?

— Кому? — великой богине Весте мы даем наши обеты усердия и…

— И целомудрия? зачем же молодежь-то вы к себе пускаете? зачем ты носишь такие дорогие белые платья с золотыми блестками и жемчужными поясами? зачем взбиваешь твои волосы наподобие целой горы из локонов? разве это нужно твоей Весте? что за беда, если ты и нарушишь обеты? никто из смертных об этом не узнает, а боги все в ссоре между собой. Это очень удобно! ха! ха! ха!.. От гнева Весты всегда найдешь защитницу в Венере… Венера очень хитра!.. ха! ха! ха!.. от Юпитера защитит Юнона, от Марса — Вулкан. Это очень удобно!.. вот, если б был один Бог на небе, то от его гнева никто бы не защитил.

— Слава богам за то, что их много, — уклончиво ответила Марция.

— И за то, прибавь, что они не живут между собою мирно. Что было бы, Марция, если б наши партизаны вдруг все помирились между собою? куда делись бы все воры и мошенники? боги враждуют на Олимпе, наши сенаторы — в Риме. Не понравится человек Кнею Помпею, найдет друга в Кае Цезаре, не полюбится обоим — пристанет к клиентам Цицерона; а если никому не полюбится, никуда не ходится, — примет его Катилина. Что было бы, если б вдруг все боги заменились одним Богом, который все видел бы и слышал бы, что здесь делается, а вся власть над Римом перешла бы в руки одного человека, — консула, диктатора, царя, — назови его как угодно, — человека мудрого, справедливого, неусыпно деятельного?

— Что нам с тобой за дело, Люцилла, до того, чего еще нет?! — сказала Клелия.

— Клелия, ты знаешь, что, по сказаниям мифологии, прежде был один бог Уран; его изгнал Кронос или Сатурн; а Сатурна свергнул в преисподнюю Юпитер и расплодил целый Олимп… ты знаешь, что над Олимпом живут другие боги, чужие… Например, Трибалл в комедии Аристофана Птицы? Аристофан говорит, что слово «провались»! будто бы произошло оттого, что боги проваливаются иногда случайно одни к другим. А над ними, выше всех, обитает тот Неведомый, которому поклоняются афиняне.

Евреи говорят, что этот Неведомый есть не кто иной, как их Бог, но он никому неведом, потому что любит будто бы одних евреев и им одним открывает свои тайны.

— Я об этом слышала, — равнодушно ответила Клелия.

— Много культов и философских учений я изучала, — продолжала Люцилла, — чтобы найти настоящего Бога.

— На что он тебе?

— На что мне все, что я люблю?

— Твои похождения из одной веры в другую и от одних жрецов и философов к другим нам очень хорошо известны, — заметила Марция, — ты ломаешь себе голову среди разных утопий чуть не с детства.

— Я люблю все, что трудно добыть; презираю, что далось мне легко. То, что я беру у моей судьбы с боя, того я никогда не разлюблю. После долгих исканий я постигла сущность истинного Бога и буду ему поклоняться. Ответьте мне: если Неведомому наскучат олимпийцы с их ссорами и он их ниспровергнет в ад, кому вы будете поклоняться?

— Тогда и поклонимся победителю, — ответила Марция.

— А если он их уже давно свергнул? если богов уже нет на Олимпе?

— Как же их нет, Люцилла? — спросила Клелия.

— А ты почему же знаешь, что они есть? жрецы тебе говорят об этом.

— А тебе евреи.

— Нет, не евреи; моя душа постигла Бога и говорит мне это. Моя душа постигла, что дух тьмы владеет вами и уверяет вас в том, чего нет.

— А мне и Марции все равно, есть олимпийцы или нет их; что нам за беда, если нет богов? все честные, добрые люди приятные Высшим Силам, все равно, — один ли Бог на небе или их много. Мы никогда не будем решать такие вопросы, довольствуясь верой наших родителей.

Скоро у Люциллы родилось в тюрьме мертвое дитя. «Неукротимая» велела его зарыть без огласки. Так сообщила Лида огорченному Семпронию.

Катуальда, расставаясь со своим грустным мужем, уверяла его, что заработает целые груды золота. Уверенный в честности своей жены, Барилл оставил ее помощницей кухарки у жены Аристоника; какое-то странное предчувствие беды тяготило сердце молодого, умного сирийца.

После отплытия купеческой флотилии Катуальда была принята в театральную труппу и с успехом стала играть роли, преимущественно комические, с каждым днем богатея от щедрости антрепренера и зрителей. Эта ловкая женщина везде успевала быть в назначенное время и все исполнить, чего от нее требовали. Она успевала перемыть всю посуду и перечистить коренья в кухне своей госпожи, выучить роль, никогда не опаздывала на репетиции и представления и еще находила досуг побывать в тюрьме у Люциллы. У нее в руках, как говорится, всякое дело точно горело.

Семпроний был вполне убежден в сумасшествии своей дочери. Люцилла то упорно молчала, тихо раскачиваясь, то бормотала непонятные, отрывистые речи, то дико кричала: