— Нет.

— Если ты не жалеешь Люциллу, пожалей ее дитя! разве хорошо быть сыном или дочерью казненного не безвинно?!

— Нет, я не бегу.

— Люцилла выйдет замуж за Цезаря, если ты не бежишь.

— Желаю ей счастья. Скажи ей…

— Что?

— Нет, ничего не говори!.. не надо… уйди, певец! не терзай меня этой пыткой горя!.. Люцилла была светлою звездою моего мрачного неба; последняя мысль моя будет о ней, последний вздох я посвящу былому счастью… но не говори ей этого, не говори!.. скажи ей, что я ее ненавижу за то, что она не отдала мне своего приданого… не говори ей и этого; я не хочу, чтоб она прокляла мою память. Ничего не говори.

— Ты ее любишь.

— Не твое дело.

Он безмолвно кончил ужин, лег и отвернулся к стене лицом. Молодой хорист ушел.

На рассвете осужденных повели за город на казнь. Идти было не далеко, но печальная процессия не успела миновать полдороги, как повстречала Аврелию и Марцию, стоявших среди улицы.

Опираясь на Плечо весталки, как требовал устав, Аврелия громко сказала:

— Пощадите осужденных!

— Пощадите осужденных! — повторила Марция.

Процессия остановилась.

— Чистая Веста повелела мне просить помилования этим людям.

После этой формулы всякий преступник избавлялся от казни безусловно.

В толпе, сопровождавшей процессию, раздался отчаянный вопль: «Аврелия… она мне помешала!» Все увидели Люциллу, стоявшую среди своих рабынь.

Преступники были исключены из сенаторского звания и сделались пролетариями.

В тот же день Марк Аврелий гневно объявил своей племяннице, что Октавий отказывается от ее руки, не желая назвать своей женой спасительницу негодяев. Клелия с усмешкой возразила отцу, что это только предлог: Октавий отказался от бесприданной невесты, не показавшей ему ни малейшего чувства расположения.

Катуальда очнулась после своей безнадежной болезни, воспаления в мозгу и руке: крепкая; закаленная натура молодой галлиянки победила болезнь. Она увидела себя лежащей в роскошной комнате на роскошной постели; прекрасная, совершенно незнакомая ей женщина сидела у ее изголовья, нежно глядя на нее. Несколько минут больная считала все это продолжением своих грез, но наконец убедилась в действительности.

— Где я? — спросила она.

— У твоих друзей. Ты в Риме, в доме Аристоника; я его жена.

— Как я сюда попала?

— Это я тебе после скажу, милая.

— Где мальчик… Леонид… который…

— Он отправлен туда, где о нем заботятся. Тебя доставил сюда друг Аристоника.

— Барилл?

— Нет. У моего мужа много друзей: он не сказал мне имени этого человека. Барилл также здесь.

— Здесь! — радостно вскричала Катуальда.

— И Кай Сервилий с ним. Они ждут с нетерпением благополучного исхода твоей болезни.

— Но мальчик… где мальчик?

— Его взяла одна актриса.

Успокоившись, Катуальда стала поправляться, но не так, как поправлялась Аврелия; будущее казалось галлиянке веселым, как плясовая мелодия, блестящим, как золотая ткань. Она в тот же день встала с постели, бодрая и спокойная. Она, точно волшебством, очутилась в Риме, о чем давно мечтала, у людей, о которых много слышала хорошего, среди роскоши… ей явилась блестящая перспектива возможности разбогатеть, как разбогател Аристоник. Мечты закружились в юной, плутоватой голове; ее не особенно тревожило даже опасение за неизвестную участь Аминандра. Видя, что потрясения радости не опасны для здоровья Катуальды, купчиха ввела приехавших к больной.

— Барилл! Кай Сервилий! вы живы! — вскричала Катуальда, весело прыгая.

— Я привез тебе жениха, — шутливо сказал Сервилий.

— Благодарю, патрон, только я прежде приданое наживу.

— Не надо, дитя мое. Барилл свободен в силу завещания своего господина. Будьте моими детьми!

— Ох, Кай Сервилий!.. пахать да огороды копать заставишь ты нас, горемычных, в деревне-то, — засмеявшись возразила Катуальда, — какие мы дети для почтенного владыки! не наша компания в твоем доме.

— В деревню нельзя ехать, Катуальда, — сказал Барилл, — разбойники свирепствуют на Юге. Я еду с патроном торговать в Египет и тебя увезу.

— Одну среди матросов! с чего ты взял, чтоб я поехала? скучать на корабле, когда единый раз в жизни судьба занесла в меня в столицу, нет, Барилл; довольно я жила по чужой воле; хочу пожить и по своей. Я согласна быть твоей женой, но ехать не хочу. Я буду здесь жить и работать. А где наша милая Аврелия?

Сервилий грустно вздохнул.

— Аврелия здесь, — сказал он, — но вы оба ей не показывайтесь; не напоминайте вашим присутствием о прошлом; она — невеста Октавия.

— Она — твоя невеста, Кай Сервилий! — возразила Катуальда, — ты мне привез жениха, а я достану тебе невесту.

— Я этого не хочу.

— Будь твоя воля, если не хочешь своего счастья.

Долго проспорили жених и невеста о своем будущем житье-бытье, но Катуальда одолела — настояла, что Барилл после свадьбы уедет с Сервилием за море вместо пропавшего Рамеса, а она останется в Риме наживать богатство.

Дни пошли за днями. В доме Аристоника отпраздновали веселую свадьбу, ради которой Сервилий отложил свой отъезд.

Прошло около двух месяцев.

Сервилий-Нобильор жил вместе с Бариллом и Катуальдой в доме Аристоника тайно от всех своих знакомых, покуда купец приготовлял товары к нагрузке на корабли в остийской гавани. Он запретил новобрачным куда-либо выходить днем, чтоб они не встретили Аврелию, сказавши:

— Не напоминайте ей вашим появлением о ее прошлом; не тревожьте ее покой; для нее теперь началась новая жизнь; да хранят ее боги!

Но плутоватую Катуальду нельзя было удержать взаперти. Не выходя на улицу, она, тем не менее, беспрестанно под разными предлогами выбегала из квартиры в магазин, где случайно встретилась с Лидой. После этого она начала исчезать по вечерам, неизвестно куда, сначала одна, потом вместе с мужем. Барилл слепо исполнял приказание своего господина, — не выходил днем, но вечера охотно проводил в кухне дома Семпрония со знакомыми невольницами.

День отплытия приближался. Уложив свои пожитки, Барилл, грустно понурив голову, сидел подле жены и плакал.

— Что ты ноешь? — упрекала его Катуальда, — сам добровольно захотел ехать, а теперь плачешь!.. ты и на меня тоску, пожалуй, наведешь.

— Если б с нами ехала хоть одна женщина, — ни за что я тебя тут не оставил бы!.. сердце мое предчувствует что-то недоброе.

— У тебя что ни шаг, все предзнаменования да предчувствия, точно у старого покойного господина. Бывало, грозе ли быть, письму ли от молодого господина явиться, — все он предчувствует, и кстати и не впопад.

— Катуальда, я тебя люблю с малолетства, как жизнь мою, а ты пошла за меня так… по господской воле больше, чем по любви.

— Глупый!.. я тебе тут денег вот какой большой мешок наживу, ты помнишь важную особу, заглянувшую раз в кухню у Семпрония? — это актриса; я уже достала себе у нее выгодную работу.

— Катуальда!.. злодейка!.. ты будешь ломаться на сцене!..

— Я буду шить костюмы в театр.

— Это другое дело. Ах, как грустно!;

— Товарищ, дружище старинный! — сказал вошедший Аристоник. — Довольно тебе плакать-то!.. не хочешь ли пойти со мной! на богатую свадьбу?

— К кому?

— К одному богатому ростовщику из греков; его дочь выходит замуж. Не беда, что ты не приглашен; у нас, купцов, этих церемоний не соблюдают. Мы там весело попируем перед отъездом.

Барилл согласился, оделся в свое лучшее платье и отправился пировать. Катуальда убежала к Лиде.

Клелия и Марция сердились на свою кузину, но очень не долго, потому что невозможно было сердиться на это кроткое, беспомощное существо, энергия которого точно так же внезапно исчезла, как и вспыхнула.

Месть Аврелии за смерть отца была теперь удовлетворена; она снова впала в безнадежную апатию, желая умереть, но не имея ни храбрости, ни энергии на это.