— Мою дочь зовут Амарилла, дитя любви и горя.

— Дитя любви и горя!

— Да; я упросил сестру никому не говорить, чья это девочка, чтоб она не была дочерью преступника. У меня есть план. Если Амарилла вырастет вместе с сыном Аминандра, я отдам ее за него замуж, — он также сын преступника, дитя любви и горя. Он кроткий, умный мальчик.

Была ясная, но ветреная и очень холодная ночь. Путники скоро перешли тибрский мост.

— Теперь ты мой! — вскричал певец, радостно обняв слугу, — я не имел права покупать тебя без свидетелей, и ты, пока мы были в Риме, мог освободиться; теперь никто и ничто не вырвет тебя из моей власти. Раз уведенный за Тибр, невольник становится полной собственностью своего господина. Если твой прежний владелец погонится за нами, то закон теперь на моей стороне. Если б ты был даже сенатором, то теперь утратил все твои права. Сегодня ты — Нарцисс; завтра, — кто мне угодно. Тебе холодно?

— Нет, господин.

— Друг я тебе, не господин; зачем ты постоянно лжешь относительно всего, что до тебя касается? у тебя руки окоченели, а ты отрицаешь, что озяб. Беги со мной!

Они побежали.

— Стой! — сказал певец, — ты задохся, но еще не согрелся. Отдохнем!.. садись сюда к забору; ветер ужасно резкий и холодный… здесь он не так чувствителен. Я не могу развести костер. Имея все права на тебя, я все еще боюсь погони, если продавший тебя человек раскается, что дешево взял, а коварный Аминандр, я не знаю, где находится: охраняет он меня издали, или ушел вперед, как грозился. Молчи!.. не разговаривай на ветру. Я теперь вполне счастлив, потому что ты со мной, только я ничего не могу дать тебе хорошего… я нищий… я изгнанник… я преступник-беглец. Волшебство может возвратить мне все утраченные блага, но час моей власти еще не настал: враждебный мне дух, причина бед моих, слишком силен.

Милый Нарцисс, ты теперь мой и никто не отнимет тебя!.. я хочу плясать и петь; этот плащ мне мешает, а тебя он согреет.

— Что ты делаешь?! мне не холодно.

— Не противоречь!.. я с детства не ведал болезней. Завертывайся в оба плаща, а я пойду в одном платье. Когда настанет час моей власти, я одену тебя в самый дорогой африканский мех, посажу в золоченую колесницу и умчу в раззолоченные палаты; тогда все явится по одному моему слову. Но теперь… ах, Нарцисс!.. оба мы нищие, голодные, в лохмотьях, сидим в грязи под забором!.. Нарцисс!

Обняв своего друга, певец заплакал, положив свою кудрявую голову к нему на плечо.

— Бербикс! — сказал невольник.

— Не Называй меня так; это имя ненавистно мне.

— Оно смущает твою совесть?.. я отчасти понял тебя. Ты говоришь о своем будущем благополучии и власти… ты сын какого-нибудь знатного галла? — ты ведешь меня к Спартаку, надеясь завоевать с ним свободу и пробраться в Галлию. Ты уведешь меня туда?

— Мой бедный друг!.. куда бы я тебя ни увел, я тебя уведу от Катилины. Скажи, ты не жил на юге?

— Жил.

— Ты меня знал раньше моего прибытия в Рим?

— Я о тебе слыхал.

— Но не видал меня?

— Нет. В цирке я видел тебя два раза… ты мне тогда казался великаном.

Певец, приплясывая, чтобы согреться, запел под звуки лютни дикие песни разбойников о кровавой мести врагам. Ветер вторил голосу певшего своим воем в ветвях обнаженных каштанов и тополей, развевая кудри певца.

— Теперь ты отдохнул, — сказал певец, — пойдем дальше!.. нам надо догнать Аминандра и его людей, потому что идти вдвоем опасно. Не снимай моего плаща… носи их оба, нока холодно… вот рытвина; не упади… а тут дерево; не ударься раненой рукой… иди тише… мы нагоним наших; они подождут. Я сейчас узнаю, где они.

Он вынул из своей сумки охотничий рог и протрубил особенным образом. На этот звук последовал ответ из недальнего места.

— Они еще не далеко, нам некуда торопиться, — сказал певец, — если ты не хочешь, Нарцисс, я не пойду с ними, а буду идти с тобой вдвоем, не отставая от бандитов, но и не нагоняя их.

— Как я хочу?

— Ты ужасно слаб; ты опять устал, хоть мы не отошли и сотни шагов. Сядем!.. когда мы придем в Помпею, будет тепло; там всегда тепло.

Они опять сели.

— У меня есть одна вещь, — сказал певец, — я приобрел ее за песни от одной знатной женщины. Я хотел подарить это моей сестре на прощанье, да позабыл.

Он вынул из сумки золотой перстень и подал невольнику.

— Друг! — вскричал Нарцисс, — кто дал тебе это?

— А тебе на что это знать? моему пению никто не в силах противиться, когда я этого захочу; в нем есть неодолимые чары. Со мною шутки плохи, друг!.. я покорил себе даже Аминандра.

— Ты один, Бербикс, затмил его славу непобедимого гладиатора.

— А тебе знакомо это кольцо?

— Да. Это обручальное кольцо Семпронии-Люциллы.

— Ты служил ей?

— Нет.

— Не противоречь себе!.. плохо будет, если мы поссоримся, не отойдя двух миль от города!..

— Ты любил Люциллу!.. она любила тебя!.. певец, она никому не дала бы этого кольца…

— А мне дала.

— Ах!

— Я вижу ревность и страданье в твоем лице… берегись соперничать со мной!

— Но у тебя была жена.

— Была, да за море уплыла… далеко.

— Она не умерла? бросила тебя? ты говорил…

— Много я тебе, друг, говорил… всего теперь не припомнишь.

— Кто она была?

— А кто была твоя жена?

Вышла пауза.

— Ты не хочешь рассказать мне твоего прошлого, — сказал певец, — зачем же ты допытываешься о моем?

— Пока ты будешь товарищем Аминандра, я ничего не моту сказать о себе.

— И не надо. Какое мне до тебя дело? это кольцо я моту потерять, доставая из сумки какую-нибудь вещь, а на пальцы оно мне не влезает: узко. Носи, его ты.

Невольник в восторге стал целовать полученное кольцо.

— Друг, — вскричал он, — умру за тебя!.. приказывай!.. повелевай!.. я готов даже в разбойники идти, если ты прикажешь… готов на все из благодарности.

— Не говори этого!.. ты меня не знаешь. Мы сейчас едва не поссорились, и никто не знает, что будет потом.

Певец затрубил опять в свой рог; ему ответили. Заря уже показалась; при ее блеске Нарцисс увидел громадную фигуру Амннандра, подходившего тихими шагами.

— На тебя никто не напал? — спросил он.

— Никто, — ответил певец.

— Зачем же ты звал меня?

— Скажи мне подробности о твоей вчерашней работе. Уже весь Рим знает, что молодой Фламиний убит.

— Да. Надо, друг, поскорей убираться, пока нас не схватили.

— Как ты его убил?

— Бац! — и кончено. Прекрасная Люцилла теперь вполне счастлива; ее супруг. с ней в блаженном Элизие… ха, ха, ха!.. сосватал Аминандр в первый раз, сосватал и во второй… вот так меткая рука!

— Не болтай пустяков! — прервал певец сердито.

— Помогал я ей заманивать его в Неаполь, помогал спасать из тюрьмы, а теперь помог на тот свет перетащить… ха, ха, ха! десять тысяч мои! я увидел в таверне того самого человека, которого ты мне указал, и толкнул его; он выбранился; я затеял с ним ссору и убил его.

— Ты не его убил, — робко возразил Нарцисс.

— А мне что за дело, если и не его? — сказал Аминандр, — должно быть, я убил его, если в десяти местах уже слышал, что он убит, именно он.

Они втроем тихо пошли дальше. Нарцисс размышлял о том, какого несчастного убил гладиатор вместо него? кто мог быть на него похож до того, что весь город признал это сходство?

— Аминандр, — сказал певец, — я нашел еще выгодное дело.

— Какое? — спросил гладиатор.

— Получивши твои десять тысяч, убей самого старика.

— Семпрония?

— Да.

— Это зачем? я не убиваю тех, кто честно мне платит.

— Когда он тебе заплатит, твои обязательства относительно его кончатся; мне предлагали тысячу за его голову.

— Тебе предлагали?

— От Катилины.

— А ты?

— Я указал на тебя. Старик очень осторожен; его можно убить только очень ловкому человеку. Мне обещали, что никому, кроме тебя, этого дела не поручат. Ты меня понял?