Оставаясь одна, Аврелия неизвестно до какого абсурда могла бы додуматься, глядя на играющих животных, только не до той простой истины, что это обезьяна и пудель, потому что о первых даже не слыхала, а собак привыкла видеть только как огромных дворовых псов на цепях.

Прекрасная мозаическая дверь из жилых комнат отворилась с приятным звуком, и в атриум вошла сорокалетняя матрона с двумя молодыми, хорошенькими девушками.

Помня неудачную встречу дядюшки, Аврелия не кинулась в объятия пришедших, а вопросительно взглянула на них.

— Здравствуй, милая Аврелия, — сказала матрона, — я — твоя тетка.

— Привет тебе, тетушка, да хранят тебя боги!

— Да хранят они и тебя, дитя мое!

Тетка величественно подошла и поцеловала в лоб племянницу.

— Вот это твои кузины, Марция и Клелия.

Девушки поцеловали свою гостью с величавостью, похожею на манеру их матери.

Матрона легла на кушетку, указав Аврелии кресло, стоявшее подле; сестры уселись также.

— Как твое здоровье? — начала тетка.

— Хвала богам, тетушка; а твое как?

— Я здорова.

Разговор не клеился.

— Отчего ты такая робкая? — спросила тетка, поняв, что Аврелия не умеет ее занимать разговором.

— Я не знаю… а дядюшка здоров?

— Здоров.

— А мой брат?

— Все, все здоровы.

Опять вышла пауза.

Гримасник выручил из затруднения и хозяйку и гостью, вспрыгнув к первой без церемоний на колени и ласкаясь с мурлыканьем и свистом, на который отозвался из какого-то дальнего угла нечеловеческий голос.

— Кто это, тетушка? — спросила Аврелия.

— Мой любимец, Драчун.

— Если он драчун, за что же ты его любишь?

— Он очень ласков.

— Драчун — его имя, — пояснила Марция.

— А чей он сын? — спросила Аврелия.

— Дитя мое, ты, верно, никогда не видела обезьян? — спросила тетка улыбаясь.

— Обезьян?.. а это что такое?

— Это не человек моя милая, а животное, как собака, как вон тот плут — Дамма.

— А это собака?

— Конечно.

— Я думала, что ягненок, и удивилась; у него нет копыт.

— Есть собаки огромные, есть и крошечные; ты и собак не видела никогда?

— Собаки у нас есть, но не такие… что же она не лает?

— Она лает только на чужих; Биас, конечно, на нее прикрикнул, когда она сюда входила; оттого она и не лаяла на тебя.

— Как у вас тут все необыкновенно, тетушка! эту собаку зовут Дамма… у нас есть кот Дамка… я Не знала, что и собак так можно звать.

— У кого ты училась, моя милая? — с оттенком грусти, ласково спросила тетка.

— У гладиатора, тетушка, — без запинки ответила Аврелия, уже несколько ободренная лаской родственницы.

— У гладиатора! — вскричали в один голос тетка и кузины.

— Это Аминандр; он теперь здесь, я его встретила… он говорил мне, что…

— Ты говорила с гладиатором! — вскричала тетка, всплеснув руками.

— С гладиатором! — точно эхо, повторили девушки.

— Он мой учитель, — сказала Аврелия.

— Не понимаю ничего, что ты говоришь, моя милая, — ответила тетка, — или у вас люди ходят кверху ногами и зовут черное белым, как, говорят, водится под землей, на антиподах, или ты сама не знаешь, с кем ты встретилась… дочь сенатора и гладиатор.

— Он тогда не был гладиатором, тетушка; батюшка его продал…

— За что?

— Ни за что… без вины… потому что он стал не нужен…

— В гладиаторы без вины?

— Нет, в каменоломню, а оттуда…

— Это другое дело, мой друг.

— Без всякой вины, тетушка.

— Чему же он тебя учил?

— Грамоте, считать, петь, говорить стихи, мифологии, философии Аристотеля…

— А музыке?

— Батюшка не позволил; он считает это неприличным для знатной женщины.

— Бедная, милая дикарочка! — сказала Цецилия и поцеловала племянницу. — Я дам тебе полезный совет, мой друг: если ты встретишь еще раз твоего учителя, то не говори с ним.

— Отчего же?

— Это слишком долго объяснять, дочери сенатора нельзя говорить с бойцом из цирка, особенно на улице.

— Я исполню твой совет.

— Дети, возьмите кузину в сад и покажите ей все!

Матрона ушла в свою комнату; Аврелия пошла за сестрами.

— Кто это говорит? — спросила она.

— Вот этот болтун, — ответила Клелия, показывая пеструю птицу в роскошной клетке.

— Ах, какой странный петух! — воскликнула провинциалка.

Девушки не были так деликатны, как их мать, им казалась забавною простота двоюродной сестры.

— Нам его отец из Африки привез, — сказала Марция.

— Отчего же он говорит?

— Так угодно богам.

— Ты не видела, Аврелия, фазанов, павлинов, лебедей? — спросила Клелия.

— Павлина видела… мраморного.

— Пойдем в сад, мы все это тебе покажем.

В саду Аврелия сочла индийского петуха, птицу в то время еще редкую в Европе, за павлина; лебедя назвала гусем; о фазане спросила, не Феникс ли это; маленького негра сочла за обезьяну.

Кузины втайне подсмеивались и не выводили бедную девушку из ее заблуждений, с самым серьезным видом рассказывали ей всякую небывальщину, например, что красный нос индийского петуха по ночам светится, что статуя Нептуна над фонтаном иногда сама собою повертывается и кивает головою, и т. п. Аврелия всему этому верила.

— Я вас стесняю, сестрицы, — сказала она, — я готова прясть с вами и шить, я уже все видела.

— Зачем же работать?

— Да ведь сегодня не праздник; вы стесняетесь, при мне…

— Мы никогда не работаем. На это есть рабыни.

— Все равно; вам надо же приглядывать.

— На это есть домоправительница.

— Счастливицы!

— Неужели ты сама прядешь и шьешь?

— Ах, отец такой строгий, такой строгий! — вскричала Аврелия и, бросившись на шею Марции, горько заплакала.

Старшая дочь Цецилии, Марция, не жила, а только гостила по временам у родителей. Она жила при храме Весты с десятилетнего возраста, готовясь быть посвященною в жрицы, когда ей исполнится 20 лет, если Великий Понтифекс, заведующий коллегиею весталок, найдет ее достойною этого сана. Она была вполне достойна, потому что была умна, ловка и величественна видом. Строгая нравственность весталок в эту эпоху уже отошла в область легенд; от посвященных требовалось только вести себя прилично, ничем не компрометируя священное общество, в которое вступили. Марция была так хорошо воспитана, что ничего дурного от нее никто не ждал; если она и нарушит свой обет, то не вынесет этого за стены храма. Если случался такого рода скандал, то виновную казнили, как и в прежнее время. За что ее казнили? — за то ли, что оскорбила богиню, или за то, что не умела скрыть своей вины?. — скорее за последнее.

В эту эпоху летописи молчат о казни весталок.

Клелия была просватана за Люция Фабия Сангу, богатого наследника и единственного сына старого сенатора.

Сестры очень любили друг друга; вся семья Марка Аврелия была дружна между собою.

Это были именно «хорошие люди», насколько могли быть хороши римляне этого времени.

Утешив плакавшую Аврелию с самым нежным участием, сестры привели ее в красивый киоск на берегу пруда. Развлекшись их разговором, Аврелия повеселела. Рабыни принесли множество конфет, сладких пирожков, винограду и других плодов. Сестры уговорили Аврелию лечь с ними за стол и стали кушать, угощая ее.

— Лебедь, должно быть, преогромная птица, — сказала наивная девушка, глядя на потолок киоска, где была изображена Венера на облаках в колеснице, везомой лебедями.

— Почему? — спросила Клелия.

— Потому что они возят Венеру; нужно, я думаю, быть сильнее лошади, чтоб поднять на воздух золотую колесницу. Клелия, лебедь больше лошади?

— Простой лебедь немного больше гуся, а каковы лебеди Венеры, не знаю, я их не видела… а ты никогда не видела лебедей?

— Нет.

— Разве они у вас не водятся, дикие например?

— Дикие водятся около моря, но я никогда не видела и моря.