— Которая?

— Что у ворот привязывали — Нот.

— Экая жалость!.. Нот любил меня, хоть и злой был.

— В кухне болтают, будто наши его пропили.

— Жаль, дитя, эту собаку! — как-то странно, тихо произнес Вариний, как будто думая о другом.

Через минуту он сказал:

— А моя пропажа хуже вашей!.. вот и иду теперь к Каю Сервилию посоветоваться об этом.

— Что у тебя пропало, Вариний?

— Прачка пропала… заплатил я за нее твоему отцу три тысячи; славная оказалась прачка… прилежная и характером добрая была ваша Хризида… недолго она мне служила. Послал я ее к морю, после отлива, вместо невольника, за устрицами и раками; ждали, ждали — нейдет она назад; послали за ней ее сына, шестилетнего мальчишку, — пропал и он; вот уж пять дней этому; нет о них обоих ни слуху, ни духу. Убежали ли они от нас, увезли ли их, — ничего не знаю.

— Ах, какой ужас!.. может быть, это корсары их похитили.

— Слухи еще хуже, дитя мое.

— А что?

— Слышал я в прошлые нундины, что в наших местах видели Мертвую Голову.

— Мертвую Голову!

— Это, моя милая, прозвище одного ужасного человека, он хуже, чем разбойник. Разбойник ограбит или продержит в плену до выкупа и отпустит; в крайнем случае — продаст в рабство.

— А Мертвая Голова?

— Он убивает людей для одной потехи.

— Ужасно!.. кто ж он? ты часто о нем говоришь.

— Мало о нем здесь знают. Говорят, что без него Сулла не мог изгнать партию Мария; злодей помог диктатору, и диктатор платил ему по 12 000 динариев за каждого убитого, а потом сделал его патрицием и сенатором. Кроме этого, говорят, что он не делает никогда промахов ни кинжалом, ни копьем, ни стрелой, потому что он — колдун.

— И у него в самом деле голова мертвая?

— Мертвая, потому что в ней умерли все добрые помыслы… вышла из нее душа…

— Да как же он живет-то без души?

— Так и живет… вместо души человеческой в его теле обитает тот самый таинственный дух тьмы, о котором есть много сказаний на Востоке… Когда Марий грабил Рим, то Сулла обращался ко всем богам с просьбой о победе, но никакой бог не внял ему, потому что Мария охраняла сирийская пророчица Марта; она обо всем Мария предупреждала; что бы Сулла ни затеял сделать, — Марий обо всем узнавал вовремя. Тогда к Сулле явился какой-то неизвестный заклинатель духов… был ли он еврей, скиф, парфянин, — неизвестно, и предложил свои услуги, уверив, что ему поможет тот человек, кого он сам выберет, но с условием, чтоб можно было сделать над этим человеком заклинание, а потом дать ему власть безграничную, вторую после диктаторской. Так и сделали. С тех пор у этого человека мертвая голова на живом теле.

— А ты сам-то его видел?

— Нет. Говорят, что его взгляд обладает могуществом выводить из человека душу и поселять на ее место духа тьмы… оттого, кто ни взглянет на него, непременно сделается таким же злодеем; его речь, говорят, до того увлекательна, что кто бы ее ни услышал, непременно полюбит его, будет его другом и помощником во всех злодеяниях. Его клевреты — все духи тьмы в образе живых людей.

— Где же его тут видели?

— Видели его в усадьбе Фламиния.

— Так близко… так близко к нам!

Аврелия дрожала от ужаса.

— От моего дома это еще ближе, — сказал Вариний.

— А можно погубить Мертвую Голову?

— Говорят, что о нем было пророчество: погубит его женщина, добродетель которой устоит от всех искушений. Но такую женщину очень трудно найти. Это сказала мне Архелая, рабыня Люциллы.

— Вариний, если б я…

— Если б тебе досталась честь освободить Рим от этого изверга? ты это хочешь сказать? дитя мое, да у тебя еще и не было ни одного искушения, насколько мне известна твоя жизнь. Искушение — страшная вещь!

— А Фламиний — клеврет Мертвой Головы?

— Говорят так.

— Он — дух тьмы!.. наш сосед — дух тьмы!.. боги, защитите нас!.. а если не найдется женщины, достойной погубить Мертвую Голову? Он бессмертен?

Этого-то я не знаю… стало быть, бессмертен.

— Какие же искушения должна будет вынести эта спасительница Рима?

— Разные… а главное и самое трудное — последнее искушение — говорить с Мертвой Головой и глядеть ему прямо в глаза, и не потерять при этом свою душу.

— Если он захватит человека, то непременно убьет?

— Как ему вздумается: убьет или сделает своим помощником.

— А женщину?

— Среди его клевретов есть и женщины.

— И в них также духи тьмы вместо душ?

— Должно быть так. Оттого-то я тебе советую никуда не ходить одной.

— Если батюшка и Сервилий ему встретились, и он их теперь убил, или…

— Сейчас узнаем, не тревожься раньше времени, дитя.

При добром намерении предостеречь от опасности дочь соседа простоватый Вариний оказал ей очень плохую услугу, напугав ее до последней крайности сообщением всяких сплетен о Катилине.

Он довел ее до усадьбы, а сам отправился во флигель к управляющему.

Первым лицом, которое Аврелия увидела на дворе усадьбы соседа, была Катуальда; одетая в свое новое платье, она чистила песком какой-то медный котелок, громко распевая. Аврелии теперь не было надобности идти к Сервилию или Люцилле; она бросилась к Катуальде и радостно обняла ее, как будто год не видала.

— Катуальда, милая!

— Госпожа!

— Я теперь тебе уж не госпожа.

— А скоро опять будешь моею госпожой.

Минутная радость свидания с любимою рабыней вновь омрачилась.

— Нет, Катуальда, этому не бывать! — воскликнула Аврелия и горько заплакала на груди друга.

— Ну, так пусть не бывать, если ты не желаешь, — торопливо заговорила галлиянка, понявши превратно причину горя своей бывшей госпожи, — не плачь, не плачь, госпожа!.. утешься!.. ну, не госпожа ты мне!.. моя радость, моя подруга, моя милая Аврелия!.. не плачь!.. слушай, что я скажу: я гораздо хитрей, чем ты думаешь, я многое могу устроить такое, что другим и в голову никогда не придет. Я могу так сделать, что господин никогда на тебе не женится, он возненавидит тебя, если и захочу; ну, не плачь же!

Но Аврелия от этих утешений еще громче зарыдала.

— Ах, он и так теперь меня, я Думаю, возненавидел!.. — сказала она сквозь слезы.

— За что?

— Катуальда, Катуальда!.. ты ничего не знаешь, что вчера было!.. ах, я его обидела, а он отказался от меня!

— Ну, и отлично! об чем же ты плачешь?

— Сама не знаю о чем. Сердце так и разрывается от тоски… зачем я его обидела?!

— Ты что-нибудь сказала резкое и боишься…

— Да, я сказала, что ни его и никого не люблю, а он ответил, что если я его не люблю, то он от меня отказывается.

— Только? а я думала, неведомо какая беда случилась.

— Разве может быть что-нибудь хуже этого?!

— Как? ты, госпожа, об чем-то говоришь, да не договариваешь.

— Ведь он мне больше не жених; пойми, Катуальда, весь ужас моего положения: я лишилась его на веки, он меня, возненавидел, а потом забудет!

— Да тебе прежде этого-то и хотелось. Хорошо, что все так у вас кончилось.

— Я не смею, но… ах как я хотела бы опять стать его невестой!

— Ой ли? мудрено что-то этому поверить… не говорил ли он с тобою о ком-нибудь другом, да не выведал ли чего-нибудь, что я недавно узнала…

— Ты думаешь, что я с тобой хитрю, как Люцилла? зачем она идет за моего отца? не по ее ли прихоти батюшка до сих пор не вернулся домой?

— Он не вернулся, потому что случилось что-то…

— Случилось?! — вскричала Аврелия, всплеснув руками и чуть не лишаясь чувств, — ах, Катуальда!.. Мертвая Голова!.. Фламиний… восточные духи тьмы!..

— Что с тобою, что за слова ты говоришь, моя милая Аврелия? откуда эти новости?

— Вариний… Вариний говорил… предупреждал… Фламиний, наш сосед, — дух тьмы, клеврет Мертвой Головы.

— Вот сказок-то ребенку натолковали! — вскричала со смехом Катуальда, — милая моя, я моложе тебя, да не боюсь ни Фламиния, ни Мертвой Головы, хоть и ненавижу их обоих.