Мы прожили наше состояние и задолжали. Раз, вернувшись домой, я получил страшный удар… Катилина похитил Фульвию!..
— Но он ее возвратил, не продал.
— Не продал!.. злодей перекупил все мои векселя у ростовщиков и похитил Фульвию, как заложницу, не сказав мне ни слова… я мог бы при помощи друзей или ростовщиков погасить этот долг, но злодей с усмешкой сказал, что залог лучше платы!.. разве это не ужасно?!.. продержав ее два месяца, он ее отпустил, но какою ценою унизительных просьб и клятв освободила она себя!..
— Несчастная!
— Он теперь отдал ее Орестилле в клиентки на все время, пока я ее не выкуплю, а выкупить ее я не могу, потому что с тех пор проценты наросли на проценты, дела мои запутались до мертвой петли…
— Я вас выну из петли, если вы будете моими друзьями.
— Победы Помпея над корсарами будут тяжелою гирей на твоих весах. Источник добычи оскудеет.
— Мой отец предложит все к услугам полководца. Он может содержать на свой счет целый год несколько военных кораблей, а при удавах и больше, потому что полководец платит воинам из добычи. Помпей уничтожит весь флот корсаров. Не одни мы будем ему помогать. Купцы охотно присоединят также свои капиталы, чтоб уничтожить грабителей.
Глава LIV
У грота Вакха. — Острый поцелуй. — Прыжок в окно
Грот Вакха находился среди уединенных утесов на берегу моря. Днем это было любимое публикой место для прогулов, но беда грозила честному человеку, попавшему туда ночью. Это было место сборищ для буйных расточителей, и даже для корсаров.
В тот вечер, когда Курий привел Люциллу, в гроте была пирушка друзей Катилины.
Курий и Люцилла выждали время, когда местность у входа в грот опустела; потом они подошли и заглянули внутрь. Из ярко освещенной пещеры нельзя было видеть, стоит ли кто-нибудь снаружи в темноте. Оттуда неслись звуки музыки, песен, говора и звона посуды.
Несколько минут Люцилла ничего не могла разглядеть и никого не могла узнать среди толпы, суетившейся вокруг столов, готовых для ужина. Все уселись. Люцилла разглядела, узнала… крик ужаса готов был вылететь из ее груди, но она удержалась… в гроте был ее муж.
Люцилла судорожно стиснула левою рукою руку Курия, а правой — рукоять своего кинжала. Она продолжала глядеть и слушать.
— Трус! — шепнула она чрез несколько минут о своем муже.
— Тише, матрона! — шепнул Курий.
— Я убью Ланассу!
— Ты погибнешь.
— Мы не одни.
— Не одни?.. ты предусмотрительнее, чем я полагал. Но ведь там 40 человек.
— Десяток трезвых не побоится 40 обессиленных вином, а при мне больше десятка. Курий, я хочу над ними посмеяться, не имея еще возможности отмстить. Приведи ко мне Лентула Суру.
— Зачем?
— Не говори никому в гроте, что я здесь; вызови Лентула, будто для того, чтоб сообщить ему нечто, важное для него одного; потом скажи, что тебе удалось завлечь меня, чтоб предать…
— Это опасно, матрона.
— Я люблю, чтобы мне повиновались беспрекословно. Иди!
Молодой человек проскользнул в пещеру, а Люцилла отошла и села на камень у скалы. Недолго пришлось ждать одинокой женщине, к ней подошел ее враг.
— Фламиний! — тихо окликнула она, — один из наших соседей по квартире сообщил мне, как ты ведешь себя и где проводишь время. Разве мало побоев перенесла я от тебя, мой тиран? разве мало огорчений я вытерпела? я пришла сюда, чтоб уличить тебя.
— Матрона, я не Фламиний, — ответил Лентул, — но мне приятно, что ты наконец убедилась в его неисправимости. Брось этого негодяя, Люцилла!.. я люблю тебя. Отмсти изменой за измену.
— Лентул!.. что за речи!..
— Пойдем со мной в грот!
— Этого недоставало!.. что мне там делать? я не пьяница.
— Не пойдешь, — я поведу. Ты моя, Люцилла.
— Я закричу.
— Кричи, сколько угодно: на берегу нет никого; твоих криков не услышат.
— Не услышат и твоих!.. ко мне, мои ундины!
Острый, короткий кинжал вонзился в щеку злодея. Десять невольниц вышли из своей засады и схватили Лентула, ошеломленного неожиданностью удара.
— Я тебя поцеловала, — сказала Люцилла, — хорош ли, сладок ли мой поцелуй?.. скажи твоему Катилине, что я не боюсь его проскрипции; скажи, что я занесла в мои проскрипции ваши имена, подписала ему, тебе, жадной до знатности Ланассе и всем вашим клевретам смертный приговор. Ха, ха, ха!.. ты не посмеешь сказать этого, потому что слишком почетно я угостила тебя. Рабыни, свяжите его и бросьте в горах, чтоб он всю ночь томился скукой я жаждой подле своего источника вина и веселья. Из пещеры не услышат за шумом его призыва.
Люцилла ждала еще несколько времени. К берегу причалили лодки, из которых вышли Семпроний и слуги его.
— Дочь, зачем ты здесь? — спросил он.
— Батюшка, — ответила Люцилла, — возьми отсюда моего мужа; здесь не его место.
— Неукротимая, поедем домой! — возразил старый воин, стараясь увлечь дочь к лодке, — брось этого негодяя!.. я не пущу его в мой дом.
— Я не поеду без него. Он спас мою честь; я спасу его.
— Люцилла, милое дитя… этот человек погиб… нам не спасти его! сжалься над старым отцом, прекрати мои страдания!.. поедем отсюда!
— Батюшка, мне ли бросить Квинкция, когда он погибает? мне ли не протянуть ему руку помощи? Он погибает не добровольно. Никто не в силах его спасти, кроме меня; никто не в силах помочь мне в этом, кроме тебя. Неужели ты покинешь меня без помощи? отец, минуты дороги!..
— Он погиб.
— Нет.
— Он изменил тебе.
— Его принудили. Его сердце верно мне. Я его прощаю, я его вырву из когтей тигрицы… выну из бездны.
— В чем твоя надежда?
— В милосердии Неба.
Люцилла смело подошла к пещере и закричала:
— Квинкций Фламиний, выходи!.. я уличаю тебя в измене.
— Люцилла!.. моя жена! — раздался горестный крик изнутри.
— Да, это я. Ты бил меня, ты угрожал мне смертью; ты подослал ко мне шпиона, который завлек меня сюда, чтоб похитить и продать. Твои планы не удались. Я тебя презираю и не боюсь.
— Что это значит? — вскричал Фламиний и выбежал из пещеры, но вдруг застонал. Люцилла метко ранила его кинжалом в правую руку.
— Ты хотел убить меня, хотел убить моего отца, — закричала Люцилла, стараясь, чтоб каждое ее слово было услышано в гроте, — вот тебе возмездие!.. ты больше не убьешь с этих пор ни одного человека.
Из грота раздался хохот.
Фламиний был привезен по морю домой в обмороке от потери крови. На рассвете он очнулся, заботливо уложенный в постель. Подле него стояла на коленях Люцилла и целовала его раненую руку, туго перевязанную обрывком от ее покрывала. Она старалась его разбудить, чтоб заменить перевязку лучшей.
— Люцилла, что все это значит? — спросил он, — зачем ты оклеветала меня? когда же я бил тебя?
— Тише!.. молчи!.. твоя рана не опасна; она скоро заживет, если ты не растравишь ее, лежи спокойно. Я доказала тебе, что решилась на все для твоего спасения. Я ранила тебя, чтоб они думали, будто ты болен, и забыли о тебе на время: я оклеветала тебя, чтоб они тебя не преследовали, думая, что мой отец и я ненавидим тебя и держим в неволе, чтоб они думали, что против их власти восстала наша власть. Я доказала тебе, как мало боюсь Катилины. Что же он не убил ни меня, ни батюшку? что же он онемел и оглох при нападении на его слугу? что же он не бросился выручить тебя?
— Люцилла… если я тебя не покину, Катилина поклялся, что тебе не жить!.. Расстанемся!.. тогда тебя не будут преследовать. Спасая тебя, я спасу и дитя мое. Все кончено между нами, прощай!
— Они больше хвастают, чем могут сделать.
— Солнце восходит… он велел мне быть у него… пора… если я промедлю, все пропало!
— Квинкций!.. ты мой пленник.
Он вырвался из ее объятий и бросился к двери; дверь оказалась запертой. Он заметался по комнате, как сумасшедший, произнося бессвязные слова. Окно спальни приходилось над воротами. Во двор дома везли сено для лошадей квартирантов. Увидев это, Фламиний дико вскрикнул, выпрыгнул в окно прямо на воз с сеном, спустился с него на землю, и убежал.