— Пулемет под контроль! — выкрикнула Фэн указывая на кремовую груду фалькатой в руке, вторая фальката прижата к горлу Вэя и тот старается не шевелиться, лезвие ножа то сияет идеальной заточкой.

— Есть! — крикнули её бойцы окружая останки торта.

— Чан! — выкрикнула Фэн. — Ты живой?

— Ох… — простонал я, ощупывая отбитую грудь под бронежилетом. — Вроде да…

Это Сян разорвала на мне рубашку и расстегнула бронежилет. Склонившись надо мной она ощупывала горячими ладонями мою грудь.

— Ты живой, — прошептала она роняя слезы мне на грудь. — Живой.

Сотня телекамер все это время сладострастно передавала на весь мир, как мою семью расстреливают в прямом эфире у подножия Лестницы из Черепов.

— Ван жив, — сообщила Фэн в радиогарнитуру. — Уберите всех этих людей, — махнула она фалькатой в сторону тележурналистов и зевак. — Вэй, ты арестован. И не шевелись. С удовольствием перережу тебе горло при попытке к бегству. Меч Преисподней в контейнер.

— Я сдаюсь, — проговорил меч, когда бойцы выдернули его из окроваленной груды марципана.

— Мы учтем твое содействие при задержании этих преступников, — бросила агент Фэн. — А пока сиди тихо, не отсвечивай. Не до тебя сейчас.

— Дзянь, — выговорил я, поднимаясь с земли. — Что с Дзянь?

А Дзянь умирала.

Она лежала на земле пробитая пятью пулями. Над нею на коленях склонился её отец, Лунцюань, сам истекающий кровью из ран на руках и не обращавший на это никакого внимания.

— Мы победили? — пробормотала Дзянь.

— Ты сделала всё, что могла, моя девочка, — проговорил Лунцюань, прижимая к груди её окровавленную ладонь. — Ты выполнила свое предназначение. Папа тобой гордится.

— Хорошо, — прошептала Дзянь закрывая глаза.

— Дзянь! — закричал я. — Постой!

Дзянь чуть приподняла синие веки, увидела меня и еле заметно улыбнулась.

— Я люблю тебя, мой славный мечник, — прошептала Дзянь, и я едва не завыл от бессилия. Она умирала. Я ничего не мог сделать.

— Дзянь! Не спи! — закричала Сян, падая на колени рядом с ней. — Открой глаза, Дзянь! Пожалуйста! Хоть немного ци! Я могу её спасти, пожалуйста, немного ци, хоть чуть-чуть, совсем немного!

Дзянь умирала. И я ничего не мог сделать.

Ничего. И никто не мог.

Или я мог? И никто больше. Если не находишь сил вне себя — ищи силу внутри себя, вспомнил я поучительные слова надзирателя Ди, которому стражники как раз перевязывали пробитые пулями руки.

Все замедлилось, почти остановилось, когда я обратился внутрь себя.

Ведь у меня всегда с собой запас ци. Страшной и опасной красной ци, скрепляющей мое духовное и физическое тело.

И алая тьма открыла тысячу красных глаз, когда я обратился внутрь себя.

— Сдохнуть захотел? — процедила алая тьма. — Уймись, таракашка, не гневи меня.

Я лишь усмехнулся ей в ответ.

— А ну прекращай это, — прорычала алая тьма, когда я потащил на себя этот алый свет. — Охренел?

Я не прислушался. Я втягивал в себя эту ци, словно вдыхал её из воздуха вокруг.

Вдох был так силен, что алые глаза во тьме начали гаснуть один за другим.

— Рехнулся⁈ — тьма завыла ураганом. — Мы сдохнем сейчас все!

Я расщепил в себе вырванную изнутри красную ци до уровня белой и заполнил меридианы Сян до отказа, положив руку ей на плечо.

— Чан! — воскликнула Сян, немедленно начиная лечение Дзянь. — Откуда⁈

— Делай всё, что нужно, — прошептал я. — Там еще много…

— Здесь почти ничего не осталось! — тьма билась в судорогах агонии. — Мы погибаем, идиот!

Сян уже стабилизировала состояние Дзянь, стимулировала сердцебиение, восстановила давление и извлекала смятые ударами о плоть свинцовые пули одну за другой

А мне было как-то совсем хреново. Последние красные огни погасли во тьме, словно закатились глаза издохшего чудовища.

Красная ци иссякла и наступила просто тьма.

Все, абзац. Кома.

Кома, в которой я не слышал больше ничего. Больше ничего не скрепляло меня с этим миром. Всё.

Конец.

По-моему, парад в честь моей коронации удался.

Парад открывала Громовая Троица в своем автомобильном садо-мазо. Им искренне рукоплескали. Мужики реально популярны в народе за верность своему безукоризненно безбашенному стилю.

За ними маршировали по улицам города новобранцы Школы Резерва, танцевали Танец Дракона три фольклорных коллектива. Чеканили шаг с калашами наперевес команды спецназа дружественных стран, приезжие мастера игры на барабанах тайко, молотили в обтянутый кожей орочьего шамана барабан в рост человека, установленный на пожарном электромобиле до отступления и умопомрачения, по их мнению это был невероятный и исключительный опыт. Ударных палок переломали, страсть.

Я проехал после резервистов, перед грозной, идеально спаянной коробкой бойцов отряда особого назначения «Зеро», в открытой машине. Адская Звезда вращала задний привод этого автомобиля. Другого двигателя у него не было. Кажется, вот я и нашел способ решить транспортную проблему в городе…

Я, облаченный в континентальную парадную форму, при капитанских погонах, опирался на трость с золотой головой дракона и салютовал восторженным подданным рукой в белой перчатке, в короне вана, под знаменем с собственным гербом с дерзким девизом. Дед сидел на сидении рядом, готовый в любой момент поднять щит. И Сян, готовая вытащить меня, как всегда, даже с того света, что ей снова удалось в тот последний раз, во время покушения под Лестницей из Черепов.

И Дзянь, совершенно выздоровевшая и готовая в любой момент снова обратиться в идеальное оружие и разить моих врагов отточенным металлом.

И все были от нас в восторге.

Вы спросите, а что же тогда случилось во время покушения?

То и случилось. Умер я.

Ван умер, да здравствует ван.

…Я очнулся в госпитале директора Цао, как бы не в той же палате, из которой начал свой новый путь в этом городе. Над собой я увидел две склонившиеся головы, деда и Сян.

— Получилось, — прошептала Сян. — Снова получилось.

Я поймал её за руку и крепко сжал.

— Ну? — пробормотал я. — Всё? Мы сдали наконец этот чертов экзамен?

— Да, Чан, — проговорил мой дед. — Мы его сдали. Все получилось.

Я умер. Но дед сказал, что дух мой уже настолько слился с этим телом, что этой связи теперь достаточно, чтобы удерживать нас воедино. Удержать меня по эту сторону.

Глаза алого зверя угасли во мне, и наверное уже больше никогда не зажгутся. Чудовище первого Пришествия, в свое время ранившее всех, кого я знал, наконец окончательно умерло.

Дзянь под терапией Сян выздоровела в считанные часы. И, похоже, мои девчонки окончательно примирились друг с другом. И я этому рад.

Через пару дней после покушения ко мне в комнату над лапшевней бабули Хо (а где мне еще прикажете жить? Не в мэрии же?) вломились агент Фэн и Лунцюань, оба злые донельзя.

— Я требую узаконить ваши отношения с моей дочерью! — выкрикнул первым Лунцюань.

— А чего это вы вдруг требуете? — возмутилась агент Фэн. — Я тоже не прочь оторвать для дочери этого завидного мужа!

— Я был первым!

— Ой, да ладно! Это я его нашла и куда раньше, а вас даже и близко тут не было!

— У них глубокие и гармоничные отношения!

— Тут я отдаю Чану должное, по-другому отношения он и не строит. Я рада за мою дочь, и даже завидую где-то…

Я слушал как они ругаются и улыбался. И было чему.

Ведь там, на одре смерти до меня дошло, что я, Великолепный Чан, люблю Сян, а Малыш Чан — любит Дзянь… И эта двойная привязанность с нами похоже, навсегда.

— Не спорьте, — примирительно сказал я потенциальным родственникам. — Я желаю жениться на них обеих. Вот такое у меня к вам предложение.

Огорошил их так не слегка. Они не сразу и нашлись, что и сказать. Но как-то договорились и даже вопрос равенства в браке как-то утрясли. Только агент Фэн меня теперь при личных беседах в глаза двоеженцем называет.