— Пулемет под контроль! — выкрикнула Фэн указывая на кремовую груду фалькатой в руке, вторая фальката прижата к горлу Вэя и тот старается не шевелиться, лезвие ножа то сияет идеальной заточкой.
— Есть! — крикнули её бойцы окружая останки торта.
— Чан! — выкрикнула Фэн. — Ты живой?
— Ох… — простонал я, ощупывая отбитую грудь под бронежилетом. — Вроде да…
Это Сян разорвала на мне рубашку и расстегнула бронежилет. Склонившись надо мной она ощупывала горячими ладонями мою грудь.
— Ты живой, — прошептала она роняя слезы мне на грудь. — Живой.
Сотня телекамер все это время сладострастно передавала на весь мир, как мою семью расстреливают в прямом эфире у подножия Лестницы из Черепов.
— Ван жив, — сообщила Фэн в радиогарнитуру. — Уберите всех этих людей, — махнула она фалькатой в сторону тележурналистов и зевак. — Вэй, ты арестован. И не шевелись. С удовольствием перережу тебе горло при попытке к бегству. Меч Преисподней в контейнер.
— Я сдаюсь, — проговорил меч, когда бойцы выдернули его из окроваленной груды марципана.
— Мы учтем твое содействие при задержании этих преступников, — бросила агент Фэн. — А пока сиди тихо, не отсвечивай. Не до тебя сейчас.
— Дзянь, — выговорил я, поднимаясь с земли. — Что с Дзянь?
А Дзянь умирала.
Она лежала на земле пробитая пятью пулями. Над нею на коленях склонился её отец, Лунцюань, сам истекающий кровью из ран на руках и не обращавший на это никакого внимания.
— Мы победили? — пробормотала Дзянь.
— Ты сделала всё, что могла, моя девочка, — проговорил Лунцюань, прижимая к груди её окровавленную ладонь. — Ты выполнила свое предназначение. Папа тобой гордится.
— Хорошо, — прошептала Дзянь закрывая глаза.
— Дзянь! — закричал я. — Постой!
Дзянь чуть приподняла синие веки, увидела меня и еле заметно улыбнулась.
— Я люблю тебя, мой славный мечник, — прошептала Дзянь, и я едва не завыл от бессилия. Она умирала. Я ничего не мог сделать.
— Дзянь! Не спи! — закричала Сян, падая на колени рядом с ней. — Открой глаза, Дзянь! Пожалуйста! Хоть немного ци! Я могу её спасти, пожалуйста, немного ци, хоть чуть-чуть, совсем немного!
Дзянь умирала. И я ничего не мог сделать.
Ничего. И никто не мог.
Или я мог? И никто больше. Если не находишь сил вне себя — ищи силу внутри себя, вспомнил я поучительные слова надзирателя Ди, которому стражники как раз перевязывали пробитые пулями руки.
Все замедлилось, почти остановилось, когда я обратился внутрь себя.
Ведь у меня всегда с собой запас ци. Страшной и опасной красной ци, скрепляющей мое духовное и физическое тело.
И алая тьма открыла тысячу красных глаз, когда я обратился внутрь себя.
— Сдохнуть захотел? — процедила алая тьма. — Уймись, таракашка, не гневи меня.
Я лишь усмехнулся ей в ответ.
— А ну прекращай это, — прорычала алая тьма, когда я потащил на себя этот алый свет. — Охренел?
Я не прислушался. Я втягивал в себя эту ци, словно вдыхал её из воздуха вокруг.
Вдох был так силен, что алые глаза во тьме начали гаснуть один за другим.
— Рехнулся⁈ — тьма завыла ураганом. — Мы сдохнем сейчас все!
Я расщепил в себе вырванную изнутри красную ци до уровня белой и заполнил меридианы Сян до отказа, положив руку ей на плечо.
— Чан! — воскликнула Сян, немедленно начиная лечение Дзянь. — Откуда⁈
— Делай всё, что нужно, — прошептал я. — Там еще много…
— Здесь почти ничего не осталось! — тьма билась в судорогах агонии. — Мы погибаем, идиот!
Сян уже стабилизировала состояние Дзянь, стимулировала сердцебиение, восстановила давление и извлекала смятые ударами о плоть свинцовые пули одну за другой
А мне было как-то совсем хреново. Последние красные огни погасли во тьме, словно закатились глаза издохшего чудовища.
Красная ци иссякла и наступила просто тьма.
Все, абзац. Кома.
Кома, в которой я не слышал больше ничего. Больше ничего не скрепляло меня с этим миром. Всё.
Конец.
* * *
* * *
* * *
По-моему, парад в честь моей коронации удался.
Парад открывала Громовая Троица в своем автомобильном садо-мазо. Им искренне рукоплескали. Мужики реально популярны в народе за верность своему безукоризненно безбашенному стилю.
За ними маршировали по улицам города новобранцы Школы Резерва, танцевали Танец Дракона три фольклорных коллектива. Чеканили шаг с калашами наперевес команды спецназа дружественных стран, приезжие мастера игры на барабанах тайко, молотили в обтянутый кожей орочьего шамана барабан в рост человека, установленный на пожарном электромобиле до отступления и умопомрачения, по их мнению это был невероятный и исключительный опыт. Ударных палок переломали, страсть.
Я проехал после резервистов, перед грозной, идеально спаянной коробкой бойцов отряда особого назначения «Зеро», в открытой машине. Адская Звезда вращала задний привод этого автомобиля. Другого двигателя у него не было. Кажется, вот я и нашел способ решить транспортную проблему в городе…
Я, облаченный в континентальную парадную форму, при капитанских погонах, опирался на трость с золотой головой дракона и салютовал восторженным подданным рукой в белой перчатке, в короне вана, под знаменем с собственным гербом с дерзким девизом. Дед сидел на сидении рядом, готовый в любой момент поднять щит. И Сян, готовая вытащить меня, как всегда, даже с того света, что ей снова удалось в тот последний раз, во время покушения под Лестницей из Черепов.
И Дзянь, совершенно выздоровевшая и готовая в любой момент снова обратиться в идеальное оружие и разить моих врагов отточенным металлом.
И все были от нас в восторге.
Вы спросите, а что же тогда случилось во время покушения?
То и случилось. Умер я.
Ван умер, да здравствует ван.
…Я очнулся в госпитале директора Цао, как бы не в той же палате, из которой начал свой новый путь в этом городе. Над собой я увидел две склонившиеся головы, деда и Сян.
— Получилось, — прошептала Сян. — Снова получилось.
Я поймал её за руку и крепко сжал.
— Ну? — пробормотал я. — Всё? Мы сдали наконец этот чертов экзамен?
— Да, Чан, — проговорил мой дед. — Мы его сдали. Все получилось.
Я умер. Но дед сказал, что дух мой уже настолько слился с этим телом, что этой связи теперь достаточно, чтобы удерживать нас воедино. Удержать меня по эту сторону.
Глаза алого зверя угасли во мне, и наверное уже больше никогда не зажгутся. Чудовище первого Пришествия, в свое время ранившее всех, кого я знал, наконец окончательно умерло.
Дзянь под терапией Сян выздоровела в считанные часы. И, похоже, мои девчонки окончательно примирились друг с другом. И я этому рад.
Через пару дней после покушения ко мне в комнату над лапшевней бабули Хо (а где мне еще прикажете жить? Не в мэрии же?) вломились агент Фэн и Лунцюань, оба злые донельзя.
— Я требую узаконить ваши отношения с моей дочерью! — выкрикнул первым Лунцюань.
— А чего это вы вдруг требуете? — возмутилась агент Фэн. — Я тоже не прочь оторвать для дочери этого завидного мужа!
— Я был первым!
— Ой, да ладно! Это я его нашла и куда раньше, а вас даже и близко тут не было!
— У них глубокие и гармоничные отношения!
— Тут я отдаю Чану должное, по-другому отношения он и не строит. Я рада за мою дочь, и даже завидую где-то…
Я слушал как они ругаются и улыбался. И было чему.
Ведь там, на одре смерти до меня дошло, что я, Великолепный Чан, люблю Сян, а Малыш Чан — любит Дзянь… И эта двойная привязанность с нами похоже, навсегда.
— Не спорьте, — примирительно сказал я потенциальным родственникам. — Я желаю жениться на них обеих. Вот такое у меня к вам предложение.
Огорошил их так не слегка. Они не сразу и нашлись, что и сказать. Но как-то договорились и даже вопрос равенства в браке как-то утрясли. Только агент Фэн меня теперь при личных беседах в глаза двоеженцем называет.