— Хм…

Что-то ему тут не нравилось. Он внезапно бросился на бетон, прижался к нему ухом, вызывая оторопь у гуляющих округ мамочек с малыми детишками. Я, неизвестно на что надеясь, помахал им рукой — жалкая попытка смягчить дедову безумную выходку!

Опять он за свое! А он только разогревался. Дед вскочил и завопил, напугав в округе всех:

— Чан! Уведи их! Уведи всех этих людей!

Неожиданно для себя — я не стал спорить. Да они, собственно, и сами были не прочь свалить подальше от лохматого маньяка.

— Граждане, покиньте площадку! — воскликнул я.

Выталкивая последних мамочек с площадки, я обернулся и увидел, как дед, встав ровно в центре, поднял свою сучковатую палку, словно меч. А потом, зажав палку вторым кулаком, словно сдернул с нее кору и древесину, как ножны с меча. Собственно, то, что там оказалось — это и был дзянь, прямой меч, сверкающий полированным металлом узкого лезвия.

Умом непостижимо, как он смог провернуть такой фокус на глазах у всех!

— Ну охренеть… — только и пробормотал я.

Дед медленно взял рукоять меча в обе руки, подняв его перед собой.

— Дед, — попросил я. — Не сходи с ума, пожалуйста!

Медленно он перевел на меня взгляд, и это был не взгляд безумца, а бога, яростно готового встать на пути надвигающегося хаоса.

— Дедушка, — я даже отступил под его яростным взглядом. — Давай я маме позвоню?

Только теперь я понял, что это не колени у меня дрожат от ужаса, это земля ходит под нами ходуном.

— Чан, — и голос деда рокотал как гром, и сам он словно стал на метра два выше, одежда на нем трещала по швам. — Чан, бежать поздно. Держись! И помни! Ты наследник великого Юйчи Гуна! Держать эти ворота — наше предназначение. Будь отважен. Держись!

И бетонную площадку, словно пробку, выбило вместе с нами из земли.

Меня прижало к расколотому бетону, что держался только на прутках арматуры. Словно ракетой нас подняло ввысь над парком, краем глаза я увидел горы и сверкнувшее сбоку море.

Дед взлетел вместе с площадкой и мной, его взметнувшиеся седые волосы закрыли половину неба. Он перевернул меч лезвием вниз и обеими руками вонзил его в бетон площадки по рукоять.

Чудовищный визг расколол площадку на куски, и стало видно, что меч ушел до середины в голый череп огромной, высотой с небоскреб змеи с рогами буйвола. Этим визгом меня едва не унесло прочь. Но дед, вцепившись кулаком в рукоять меча, другой рукой поймал меня за пояс и притянул к себе. Одежда на нем распахнулась, и могучим мышцам на его торсе позавидовал бы любой бог-олимпиец. Чёрт, да он как будто помолодел!

Дед всем телом надавил на меч и тот ушел в голову твари до предела.

Тварь заверещала на всех возможных частотах и издохла. Издохла, начала падать обратно с той невероятной высоты, на которую закинула нас своим ударом из недр земли.

И мы падали вместе с нею. Рубашка на ураганном ветру хлестала меня по спине.

Я видел, что дед что-то кричит мне, но не слышал ни звука.

Но я понял, что это еще не всё.

Да что еще-то⁉ Что еще может случится?…

Змея взорвалась.

Её разнесло на миллион мелких кусков, визжащих как шрапнель, изрешетивших всё: парк, город, небо, землю, солнце. Деда, меня…

Кажется, к этому моменту я окончательно перестал понимать где тут я, а где Чан Гун, обыкновенный китайский школьник, приходившийся мне родственником…

Всё исчезло во всесжигающим взрыве.

— Ураган Ци, — произнес старик в темноте. — Фонтанирующий поток. Давно у меня не было столько ци в запасе. И пока он у меня есть — я могу совершить настоящее чудо. Я могу спасти одного внука, потеряв обоих.

— Он умер? — спросил я.

— Да. Нет. Не совсем. Тело его еще живет. Но дух его уничтожен, изрешеченный осколками духовного скелета монстра земли. Его больше нет. Только кое-что из памяти, отдельные части разума.

— То есть ты не спас его.

Голос старика дрогнул.

— Ничего нельзя было поделать. Ничего нельзя было поделать… Но я спасу тебя. Мальчик умер. Маленький отважный Чан Гун. Но ты еще жив. Ты можешь унаследовать его тело! И даже остатки памяти. А он унаследует твой дух. У меня хватит сил приживить твой дух в это тело и удержать тебя в нем достаточно долго, чтобы вы срослись. На это уйдет время.

— Сколько?

— Сколько-то. Ты согласен?

Маленький отважный Чан Гун умер. И я умираю. Что ещё остаётся?

— Конечно я согласен… дедушка.

— Вот и славно! Потерпи, Чан Гун. Всё будет хорошо. Только придется подождать. Потерпи.

Я был согласен немного потерпеть.

Темнота снова меня затянула.

Первый раз я услышал слова через несколько дней, а может — и недель, после длинного провала в памяти. Слова языка одновременно и понятного, одновременно — и пугающе-нового.

— Пациент номер три. Кома, — произнес мужской голос, судя по тембру, в годах. — К эвакуации непригоден. Их тут двое таких.

— Придется кого-то оставить присматривать за ними, — ответил женский голос, тоже немолодой. — Их перемещать нельзя, техника отказывает, умрут под дороге.

— Я могу остаться.

— Я не имела в виду кого-то из персонала больницы. Кого-то из солдат. Они присмотрят за ними, пока эта свистопляска не утихнет.

— Да… Утихнет. Я думаю, мы не можем оставлять пациентов в таком состоянии.

Женский голос ответил взволнованно:

— Не хочу тебя бросать. Ты нужен мне!

— Сестрёнка… я нужен этим людям. Я здешний, я продержусь какое-то время. Только не забывайте о нас.

— Хорошо, я пришлю сюда кого-то. Ты храбрец, брат Цао. Все! Полная эвакуация! Поспешите! Носилок больше не будет!…

Концовки диалога я не запомнил.

Далее последовал ещё один провал в памяти. Не знаю, сколько времени прошло с предыдущего раза, но на этот раз я услышал женский крик — кричала женщина, совсем другая, и, судя по голосу, в полном отчаянии.

— Доктор! Доктор!

— Кто здесь? — ответил знакомый голос.

— Вы доктор?

— Я… директор этой клиники.

— Помогите нам! У моего сына болит живот! Я боюсь, это аппендицит!

— У меня ничего для этого нет. Дефицит элементарных расходников. Есть новый госпиталь в Новом Восточном районе, за забором, проходите кордоны, и туда…

Женщина чуть не плакала.

— Попробуйте, я умоляю вас! Нас не пустят, больше некуда идти! Там есть операционная, я видела!

— Хорошо, хорошо! Давайте посмотрим на вашего сына… Боже, неужели это снова…

А потом ещё один провал в памяти. Или это было в один день?

— Директор Цао! У нас много пострадавших! В порту опять сражение!

— Кладите их сюда. Занимайте эту палату.

— Но это же ваш персональный пациент!

— Он не обидится, я его давно знаю…

Голос директора Цао постепенно стал мне уже знаком, я слышал его буквально через раз. Я лежал и думал: «Кто такой этот директор Цао? Чем таким он занимается?»

И главное… Где я? Кто я?

Хорошо, перенесёмся ещё вперёд. С директором говорил молодой мужчина, тоже показавшийся знакомым.

— … Директор Цао, не возражайте, прошу вас. Заплатите им. Воистину, большая удача, что они послали на переговоры меня.

— Откуда я возьму столько средств? — голос директора звучал рассерженным. — У кого я вырву эти лекарства? Вот у него? А ведь я тебя вылечил, паршивец, когда тебя приступом аппендицита скрутило!

— И я вечно вам благодарен, и матушка моя шлет вам поклон! Но поймите, директор, они страшные люди. Заплатите им! А я привезу вам еще контрабанды из-за забора! Не перечьте им, директор Цао, они вас убьют и рука не дрогнет! Что мы будем делать без вашей больницы?

— Что за времена настали, поверить не могу…

Прошло ещё сколько-то дней. Или месяцев. Или… лет? Я слышал отдельные обрывки, так и не отложившиеся в памяти. К голосу директора Цао прибавилось ещё несколько голосов, и мужских, и женских. Мои соседи и сиделки менялись много раз. Но несколько диалогов я запомнил.