— Делайте ваши ставки, — произнес крупье, в упор глядя на Егора.

«Сейчас он за меня возьмется, — понял гений компьютерной мысли. — Умелый дилер запросто положит шарик в любой сектор колеса, но способен ли он попасть в определенную ячейку? Это вопрос принципиальный!»

— Делайте ставки, — с напором повторил крупье, твердо решивший не запускать шарик до тех пор, пока Егор не определится с выбором квадрата на зеленом сукне стола.

— Что ж, применим принцип «мартингейл», — пробормотал достойный сын статистиков, отделил от выигрыша небольшую колонку монет и двинул ее на красное.

— Проиграл! — радостно взвизгнул кто-то из публики. Все оживленно зашевелились. Впрочем, нет, не все: у стены в глубоком взаимопонимании возлежали на мягком ковре Иван и Самид. Мэтр по неразрешимым вопросам вдохновенно излагал свой взгляд на духовные учения Индии и Тибета, а могучий сын вдовы восхищенно приговаривал: «Вах, вах!»

Егор хладнокровно удвоил ставку — и снова проиграл. Нестерпимо болело среднее ухо — Варваре явно было, что сказать, однако беседовать с женой сейчас совсем не хотелось. «Абонент временно недоступен», — виновато мигнул третьим глазом Гвидонов и вновь сосредоточился на игре.

Принцип «мартингейл» заключается в последовательном увеличении ставки в случае проигрыша. Если проиграл одну фишку — поставь в следующий раз две и отыграешься. Снова не повезло — поставь четыре, восемь, шестнадцать… По теории вероятности ты не сможешь проигрывать бесконечно! Хотя тот же Эйнштейн в ответ на вопрос: «Существует ли система игры в рулетку, гарантирующая стопроцентный выигрыш?» — ответил: «Да, я знаю одну. Красть фишки со стола, когда не видит крупье». Владельцы казино выработали очень простой способ борьбы с «мартингейлом»: ограничение верхнего предела ставок. Однако Егор искренне надеялся, что в древнем Стамбуле до такого коварства еще не додумались…

— Рулетка — это ерунда, — разглагольствовал он перед публикой, очередной раз увеличивая ставку. — Вам бы сюда «однорукого бандита»! Вот, скажу я, вещь…

— С бандитами у нас разговор короткий, — недобро усмехнулся' крупье.

— Э, милейший, ты не в теме! — возразил гений технической мысли и начал азартно излагать принципы действия игровых автоматов.

— Вах, вах! — восхищались потрясенные болельщики. — Видать, сам Иблис говорит устами этого юноши — разум простого человека не способен на такую изощренность! Где, где твои увечные «бандиты», или как там ты их называешь?

— Это еще что! — распалился Гвидонов. — Вот я вам начерчу схемку…

— Ставочку-то сделай, — ненавязчиво заметил крупье.

— А? Да, конечно. — Егор быстро вычислил размер очередного «жертвоприношения» на алтарь капризной Фортуны — и с ужасом обнаружил, что возросшая в арифметической прогрессии сумма должна полностью исчерпать его игровой фонд. «Мартингейл» отдыхает — в случае проигрыша эта ставка станет последней!

Крупье нетерпеливо подбрасывал на ладони шарик.

— Давай, давай! — подбадривали Егора болельщики.

— На черное, — решительно произнес Гвидонов и бросил на кон… мизерную сумму, равную той, с какой начинал «мартингейл». По залу пронесся вздох разочарования — по сравнению с недавними ставками эта выглядела жалко. Крупье презрительно поморщился и запустил шарик.

— А это на красное! — добавил Егор и, к изумлению публики, двинул все оставшиеся деньги на нужный квадрат.

— Ставки сделаны! — возмущенно закричал крупье.

— А я и не собираюсь больше ставить, — довольно кивнул Егор: кричи — не кричи, а он успел сделать свой ход до произнесения этой сакраментальной фразы.

Дружный рев потряс чайхану: шарик замер в красной ячейке. Сын статистиков не только вернул свои деньги, но и приумножил общую сумму выигрыша!

— Куда бы сложить эту груду металла? — рисуясь перед публикой, протянул Егор. — Вы случайно не выдаете пакетов с логотипом заведения?

— Делайте ваши ставки, — угрожающе навис над столом крупье.

— Спасибо, как-нибудь в другой раз, — мило улыбнулся Егор, затягивая потуже пояс и начиная сгребать выигрыш за пазуху. Крупье сделал знак нубийцу, тот встрепенулся и с большой охотой покинул надоевший пост у дверей, разминая на ходу затекшие плечи. «Становится жарковато, — мысленно отметил Егор. — Где там наш Иван Иванович?» Он завертел головой, стараясь отыскать учителя, и обнаружил его возлежащим на мягком ковре, с просветленным выражением лица и отсутствующим взором. Рядом возлежал Самид — в той же позе и с тем же неземным блаженством на физиономии. «Да что же это такое? — возмутился Егор. — Они будут в душевном согласии путешествовать по параллельным мирам, а я должен как ишак перетаскивать по грешной земле их увесистые телесные оболочки!» Гвидонов вперил осуждающий взгляд третьего глаза в неподвижного мэтра, однако сосредоточиться ему не дали.

— Господа правоверные… — выразительно затянул крупье.

— Всем лежать, руки за голову, морды в пол! — раздался от дверей дружный вопль луженых глоток, и в казино началось светопреставление.

— Пойми, мой юный друг, — продолжал свои духовные наставления Иван, — трангдон — это всего лишь слова в их буквальном значении, а нгедон — это внутреннее значение слов, осознанное в медитации. Трангдон подобен пальцу, указывающему на луну, в то время как нгедон — сама луна. Указывающий палец необходим, чтобы мы знали, куда смотреть, но пока мы видим саму луну, мы пропускаем намерение указывающего пальца. Понятно ли тебе, кузнец?

— Но я не вижу здесь луны, о Учитель, — прошептал Самид, старательно пялясь в низкий потолок.

— Да при чем здесь луна? — поморщился Птенчиков. — Нгедон — это опыт невероятной действительности. Идем.

Он легко оттолкнулся от ковра и взмыл ввысь.

— Туда, где луна? — понятливо закивал Самид и попробовал повторить его маневр.

— А хоть бы и туда, — не стал разочаровывать юношу Птенчиков. Глядя на Учителя преданными глазами, Самид приподнялся в воздух, но застрял в паре метров от пола, отчаянно извиваясь и дергаясь.

— Что же ты? Догоняй!

— Не могу, потолок мешает.

— Забудь о нем.

Самид наморщил лоб.

— Учитель, не сочти за нерадивость, но я не могу забыть о чем-либо вот так, сразу. Обычно для этого должно пройти какое-то время. Год, два…

— Хорошо, я дам тебе время, — согласился Птенчиков. — Как забудешь — свистни.

Иван устремил взгляд на небосвод. Где-то там, над косматыми облаками, пряталось солнце. Можно было подняться повыше и устремить на него указующий палец, однако он обещал своему ученику в качестве наглядного пособия луну и вовсе не собирался отступаться от собственных слов.

Облака двигались. Медленно, но беспрерывно. Иван оставил суетные мысли и принялся созерцать…

Резкий свист заставил его оторвать взор от облаков и поискать своего ученика. К удивлению Ивана, оказалось, что тот уже не висит под потолком, а сидит на коленях в какой-то незнакомой комнате, да не один, а в компании Варвары Сыроежкиной и собственной матушки, милейшей вдовы по имени Фатима. Все трое напряженно вглядывались в нечто, лежащее перед ними. Птенчиков тоже присмотрелся и опознал собственное тело.

— Что происходит? — недовольно обратился он к своему ученику. — Ты уже сумел преодолеть потолок? Или до того успешно о нем забыл, что свернул в другую сторону?

Самид ничего не ответил. Он попросту не услышал обращенных к нему слов, так как пребывал в качественно ином состоянии. Тяжело вздохнув, Птенчиков нырнул в собственное тело и повторил вопрос:

— Так что здесь все-таки происходит?

— Получилось! — закричала Варвара, заливаясь слезами от радости. — Представляете, получилось!

Женщины кинулись обниматься, а Самид поднялся на ноги и теперь стоял, сконфуженно улыбаясь.

— Сколько прошло лет? — устало осведомился Птенчиков у своего ученика.

— Лет? — подскочила Варя. — Что вы, Иван… то есть, что ты говоришь, братец Хасан, прошло от силы полчаса с тех пор, как Самид вытащил тебя из чайханы.