— До чего мудреные вещи говорят эти странники!

— Ишь какие странные истории сказывают эти мудрики!

— Не даром они дошли из варяг в самые греки...

— А еще они лазили в этот...

— Ну да, к этому...

— Вспомнил — Тибет!

— Окстись, боярин, ко мне-т они еще не лазили! А что, могут залезть?

— Эти все могут.

— Выставлю-ка я на ночь караул понадежнее...

Вдруг Иоанн Васильевич хлопнул в ладони:

— А что, веселые странники, не довольно ли мудрствовать? О безобразиях греческих богов я и без вас слыхивал, от циклопов всяческих да минотавров уже с души воротит. Не потешите ли вы нас свеженькой историей?

— О, разумеется. — Птенчиков заметался, напрягая память: — Что там у нас в ассортименте? «Горе от ума», «Му-му», «Преступление и наказание»...

— Иван Иванович, расскажите «Сказку о царе Салтане»! — пихнул учителя в бок Гвидонов. — Если уж его пушкинский слог не проймет...

— Что еще за Салтан? Никак, турок? — оживился Иоанн Васильевич.

— Отчего же сразу турок, — осторожно возразил Птенчиков.

— Ясно турок. Кто же еще?

— Ну, хорошо. Итак, «Сказка о Магмете-салтане...».

— Магмете? — Глаза будущего государя опасно сузились. — Не тот ли это султан, захвативший некогда Византию и основавший на месте священного Константинополя свою новую столицу?

Ну как тут быть? Перечить Ивану Грозному, пусть еще и не совсем грозному в силу юного возраста? Или постараться использовать сложившуюся ситуацию в своих целях? «Будь что будет», — решился Птенчиков, и в отчаянном вдохновении принялся сочинять новую сказку о царе Салтане, повернув сюжет в интересующем ИИИ направлении. История вышла весьма поучительной: захвативший Константинополь султан неожиданно начитался трофейных книг и провел у себя в Турции весьма благодетельные реформы, достойные всяческого подражания. Юный Грозный слушал, затаив дыхание, вцепившиеся в столешницу пальцы побелели от напряжения. Почувствовав благодарного слушателя, Птенчиков раздухарился и стал излагать проекты кардинального оздоровления государства и укрепления его могущества путем прекращения хаоса и произвола вельмож рукой сильной, но не деспотичной (причем с учетом мнения уважаемых, избранных народом людей), соблюдения закона и утверждения правопорядка, а также укрепления границ и...

— На Казань! — прошептал трясущимися губами Грозный.

Птенчиков испуганно осекся.

— О, мудрый странник! Воистину... воистину... — Иоанн помолчал. — Следуй за мной.

Он стремительно поднялся из-за стола и сделал рукой повелительный жест. Птенчиков с Гвидоновым переглянулись. Да, от таких приглашений не отказываются... Егор подхватил шарманку и с решительным видом двинулся вслед за учителем.

Грозный, ничтоже сумняшеся, повел мудрецов во сыры подвалы. Гвидонов поравнялся с учителем и деловито зашептал:

— Как только он свернет за угол, ставлю шарманку на пол и нажимаю старт. Я уже включил режим аварийной транспортировки.

— Зачем?! — застонал Птенчиков.

— Ну как же! Думаю, когда мы войдем в пыточную, предпринимать что-либо будет поздно.

— Вот балда! Готов поспорить, что нас ведут не в пыточную, а в библиотеку, — возразил учитель. Однако после слов Егора его оптимизм несколько поколебался. Птенчиков незаметно сжал запрятанную в складках хитона зажигалку — свой верный талисман. Где наша не пропадала... Авось не сгинем и в подвалах древнего Кремля.

— Хорошенькое место для библиотеки, — бурчал Егор, оглядывая покрытые паутиной, местами обвалившиеся каменные своды, озаряемые неверным светом факела, который нес идущий впереди Грозный. — Да мы же здесь все глаза себе испортим. Если прежде ноги не переломаем.

Иоанн свернул в узкую галерею, способную вызвать приступ клаустрофобии даже у самого отважного человека. К счастью, галерея оказалась короткой и вскоре перешла в анфиладу заброшенных погребов. Что за хлам скапливался веками у фундамента царских хором, пыхтящий под тяжестью шарманки Егор разглядеть не успел: Грозный взял спортивный темп с рывками и ускорениями в особо заплесневелых местах. Внезапно Иоанн остановился, направив свет факела прямо в лицо своим спутникам.

— Итак, мудрые странники, вы утверждаете, что умеете изъясняться и по-арабски, и по-гречески, и даже на идише?

Птенчиков сморгнул — и вдруг быстро-быстро залопотал на языке Гомера, выдавая на-гора текст «Илиады» в подлиннике. Грозный некоторое время внимательно слушал, устремив на него горящий взор. Потом поднял руку, останавливая поток словоизвержения:

— Добро. Убедил. Что ж, присаживайтесь, поговорим.

Он величаво опустился на стоящую особняком дубовую бочку, предоставляя мудрецам возможность разместиться на полу, ибо остальные бочки громоздились друг на друга внушительной стеной.

— В этих бочках хранится вино, — пояснил Иоанн, отвечая на задумчивый взгляд Егора. — Мальвазия. — Он причмокнул. Егор сглотнул, выражая полное понимание и поддержку.

— Однако речь у нас пойдет не о том. — Взгляд государя посуровел. — Видишь ли, мудрый странник... как бишь тебя звать-то?

— Иван Птенчиков, к вашим услугам.

— Птенчиков?! — Губы Иоанна дрогнули в презрительной усмешке. Егор тут же стал на защиту учителя:

— А что, древняя фамилия. Потомок Всеволода Большое Гнездо, помнишь небось такого? Побочная ветвь, затерявшаяся в междоусобицах...

— Вывалился из гнезда, — констатировал Грозный. — Бывает. — Он немного помолчал. — Так вот, Ивашка, птенец Большого Гнезда, задела меня твоя сказка за живое. Потому как захватить-то Константинополь султану удалось, а вот завладеть Либереей — черта с два! У меня она, та Либерея.

— Не может быть! — ахнул Птенчиков, воодушевленный столь многообещающим поворотом беседы. Грозный некоторое время наслаждался произведенным эффектом.

— Здесь она, в кремлевских подземельях. Еще дед мой упрятал, от греха подальше... Отец — тот любопытен был, Либереей заинтересовался. Книжника выписал, ученого. Да только оказался тот нерасторопен, мало текстов перевести успел. Я их все уже перечел.

— Неужели вы пользуетесь библиотекой? — поразился Гвидонов.

— А что ж в том удивительного? — недовольно нахмурился Иоанн. — Я грамоте разумею.

— Это великолепно, просто великолепно! — искренне воскликнул Птенчиков. — Мы были бы так счастливы... в том смысле, не соблаговолите ли вы... в общем, не перевести ли для вас какой-нибудь фолиант?

Иоанн хлопнул себя по коленке:

— А вот за этим я вас сюда и привел! Вперед, други! К свету знаний! — Он вновь подхватил факел и устремился в глубь подвала к неприметной дверке, спрятавшейся в углу. Замок был смазан и без промедления подчинился резному ключу. Птенчиков стиснул руку своего ученика:

— Не верю... Неужели сейчас мы увидим легендарную Либерею?

Помещение было забито сундуками. Массивные, окованные серебром и медью, они надменно поблескивали, отражая всполохи факела. Протиснувшись по узкому проходу, Грозный извлек из закутка несколько свечей, привычно расставил их по периметру подвала и зажег от принесенного факела. Сразу стало уютнее. Сдерживая дрожь нетерпения, Птенчиков коснулся тяжелой крышки:

— Книги здесь? — прошептал он.

— Да, — так же глухо отозвался Иоанн.

— Почему бы не поднять их наверх? В подвале сыро, книги могут испортиться.

— Я думал об этом. Велю изготовить свинцовые плиты и запаять ими пол, стены и свод, чтоб не пропускали влаги. А наверх этакое сокровище поднимать не след... — Глаза Иоанна недобро сверкнули. — Ну, мудрые странники, цените оказанную милость. Не многие видели сию Либерею.

Он повернулся к сундуку и снял замок.

Да, там были книги. Увесистые тома и скромные свитки. Кожаные переплеты и богатые оклады, отделанные самоцветами и жемчугами. Аристотель, Тацит, Коммодиан...

— О-о-о... — выдохнул Птенчиков, опускаясь на колени и бережно извлекая на свет утерянные в веках сокровища человеческой мысли.

— Я хочу, чтобы перепиской манускриптов вы занимались здесь. Верный человек будет приносить вам пищу. Прежде всего, меня интересуют книги отсюда и оттуда. — Иоанн указал несколько сундуков.