Она поскребла ногтем праздничный кубок, удаляя присохшую к рубину соринку.

— Предлагаю расстелить нашу «скатерку» под столом и скидывать в нее всё, до чего дотянемся.

— Еще не хватало — дома с грязной посудой возиться! Лучше подождем, когда местные служанки всё перемоют, и заберем прямо из кладовки. Оптом. — Повариха сладко вздохнула.

Меж тем пир набирал обороты. Музыканты наяривали на жалейках да балалайках, голоса гостей звучали всё громче, разомлевшие бояре от избытка светлых чувств смачно целовались и хлопали друг друга по широким спинам, с разных концов просторной залы периодически доносилось удалое пение, а самые резвые из пирующих пустились в пляс. Вспотевшая и уставшая царица с неприязнью рассматривала раскрасневшиеся физиономии. Наконец ее терпения иссякло:

— Салташ, может, хватит париться в этой духотище? Пойдем в спаленку, скинем с себя всё это барахло, примем душик… черт, с душем-то у вас напряженка.

— Тигрица! — промурлыкал Салтан, не расслышавший конца фразы. Он решительно поднялся из-за стола. «Честные гости» почувствовали величие момента и быстро мобилизовались, чтобы проводить новобрачных в опочивальню. Младая царица, не удержавшись, подмигнула «сестрицам», и те дружно захихикали.

— О, «на кровать слоновой кости» повели, — шепнула Повариха.

— Какая там кость, самая натуральные нары! — фыркнула Ткачиха.

— Не привередничай, сам-то Пушкин там не лежал, откуда ж ему знать.

— А Салташа — душечка, — мечтательно закатила глазки Ткачиха. — Жаль, не удалось толком замужем побыть.

— Эй, не расслабляйся, пора за дело, — ткнула ее в бок «сестра». Они выбрались из-за стола и решительно взяли в оборот захмелевшую Бабариху.

— Ну, матушка, перекусила маленько, теперь нужно отрабатывать свалившееся счастье.

Бабариха слегка побледнела и предприняла попытку скрыться под столом, но любезные «дочурки» тряхнули ее столь непочтительно, что пришлось старушке поумерить прыть. С тяжким вздохом покинула она пиршественную залу, подталкиваемая с двух сторон непреклонными девицами.

Салтан ввел младую жену в опочивальню.

— Ексель-моксель, это еще что такое? — ахнула Сонька, разглядывая сваленные внушительной кучей снопы соломы.

— Брачное ложе, — ответил Салтан, слегка удивленный реакцией супруги. — Всё как положено, на двадцать одном снопе.

— Ты серьезно полагаешь, что я полезу на этот стог? Я тебе что — полевая мышь?

Салтан совсем растерялся:

— При чем здесь мыши? Спанье на снопах — к прибытку в доме. А прибыток в царском доме — польза всему государству.

— О подданных, значит, заботишься, — недобро протянула Сонька. — Вот и спи сам на своей соломе! А мне вели перинку принести, раз уж у вас гидродиванов не имеется.

— Ну девка! Огонь! — восхитился Салтан. — Всегда о такой мечтал. Ладно, будет тебе перина.

Он уселся на лавку и с довольным кряхтением вытянул из-под золотого балахона усталые ноги.

— Давай, женка, сымай сапоги.

— Совсем сдурел, да? — возмутилась Сонька.

— Отчего же? Древний обычай, испокон веков ведется. В правом сапоге пятак, в левом плетка, за какой схватишься…

— За левый, голубчик, за левый. Я тебя так этой плеткой отделаю, что вмиг все свои дурацкие обычаи забудешь!

Соньку понесло. Стянув с себя отяжеленный каменьями чехол, она вспрыгнула на брачное ложе и принялась расшвыривать снопы:

— Изверг! Сатрап! Извращенец! Я тебя научу уважению к женщине!

Рука ее наткнулась на что-то твердое. Не веря собственным глазам, младая невеста извлекла из постели… усыпанный драгоценностями меч!

— Ах так? Думал потешиться, а поутру замочить меня, как курицу?

Она схватила меч и двинулась на Салтана.

— Да я тебе все твои достоинства пообрубаю. Сколько невест ты уже извел, маньяк сексуальный?

— Что ты, что ты, красавица! — Салтан в панике заметался по горнице. — Мы ж с тобой зачать богатыря планировали, вот нам и подложили меч. А если б пожелали девку — надобно было бы класть веретено…

— Ты мне зубы не заговаривай. Богатырей не мечами делают. А ну, лицом к стене, руки за голову, я буду помещение обыскивать, вдруг ты еще какую пакость приготовил!

— Ураган, как есть — ураган! — стенал Салтан, прислоняясь к стеночке. — Ты там со снопами-то поаккуратнее, а то все иконы со стен посшибаешь…

Сонька не успокоилась, пока не перевернула всю обстановку горницы вверх дном. Неприятных сюрпризов она больше не обнаружила и начала постепенно успокаиваться. Может, она и впрямь не совсем верно истолковала местные обычаи? Впрочем, с этими царями надо держать ухо востро. Безнаказанность и вседозволенность к добру не приводят.

— Ну, как? Теперь твоя душенька довольна? — робко поинтересовался Салтан, когда младая супруга докопалась до скрытой под снопами резной кровати.

— Ладно уж, можешь повернуться, — разрешила Сонька. — Но меч я тебе не отдам. Куда бы его пристроить? — Она придирчиво оглядела горницу и вдруг, подойдя к окну, вышвырнула оружие на улицу.

— Так-то оно поспокойнее будет, — ободряюще улыбнулась она потерявшему дар речи Салтану. — Ну, что стоишь как не родной? Зря, что ли, женились?

Государь крякнул и безропотно отдался в руки молодой жены.

Ткачиха с Поварихой без лишних раздумий привели Бабариху в ее же горницу.

— Вот черт, совсем пятку стерла, — проворчала Повариха, усаживаясь на сундук и скидывая с ноги лапоть. — Что за дурацкие портянки…

— Онучи, — поправила ее Ткачиха.

— Да какая разница! Слышь, бабка, я где-то видела у тебя запас носков. Одолжи парочку.

— Да ты в своем ли уме! — затрясла бородавкой Бабариха. — Носить носки — токмо царская привилегия. Для него, батюшки, стараюсь, сама фасон изобрела.

— Креативная бабуля, — фыркнула Ткачиха.

— Мы теперь царевы родственницы, так что можешь не жаться.

— Ни за что! — ответила Бабариха, грудью вставая перед входом в чулан.

— Э-э-э… — протянула Ткачиха, делая «сестре» страшные глаза. В чулане-то, как вы помните, с кляпом во рту томился связанный Гвидонов. — Не заставляй матушку нарушать служебные инструкции. Обвинят в растрате да четвертуют. Лучше мы у царицы сапожки попросим, ей в честь свадьбы много добра наволокли.

— Вот-вот, — обрадовалась Бабариха. — Вы уж как-нибудь сами меж собой разбирайтесь. А я, пожалуй, вздремну чуток…

Соньки дружно ухмыльнулись:

— Нет, бабуля, спать сейчас не время. Родина в опасности. У тебя есть надежный гонец?

Надо отдать должное Бабарихе: сопротивлялась она героически. Но Сонька умела убеждать людей. Не позволив «мамаше» просимулировать алкогольную отключку, она популярно разъяснила ей перспективы человека, однажды вставшего на скользкий путь обмана государства (а тем паче — его главы), и убедительно доказала, что обратной дороги у бабки нет. Протяжно повздыхав, Бабариха смирилась с неизбежным и повела Сонек к «надежному человеку» — Фомке-крестнику.

Фомка проживал в плохоньком домишке у самых стен дворца. Разбуженный среди ночи, парень изрядно струхнул, но Соньки были неумолимы: седлай коня да скачи во дворец, родина-то в опасности! Бедняга не совсем понял, зачем его заставили обогнуть пару раз галопом родную деревню — старая кляча чуть не скопытилась от непривычных упражнений. Однако он добросовестно выполнил все инструкции, и вскоре перешедший в самую душевную стадию пир был грубо прерван вторжением запыхавшегося «гонца».

— Не велите казнить! — завопил несчастный парень, оробевший при виде высокого собрания. — Доложите царю-батюшке: война! — Он бухнулся на колени, прикрыв голову письмом, которое всучила ему суровая крестная Бабариха.

Что тут началось! Шум переворачивающихся лавок, воинственные вопли и жалобные стенания, женские слезы и грозное хватание за собственные бороды… Неизвестно, как долго Салтан сумел бы скрываться от государственных забот в опочивальне, но младая жена, различившая нарастающий гул, решительно спихнула его с брачного ложа: