«Слаб, как котенок»… Как нерожденный ребенок. Прав Медонос. Никакой силы у Романа сейчас нет. Ничего нет. Медонос вполне отчетливо намекнул: ты слаб, и посему тебя следует утопить. Умертвить. Какая нелепица! Ведь это минутная слабость! Ведь Роман сейчас в самой силе, и лет у него впереди еще как минимум пятьдесят. Полвека полноценной жизни. Неужели он должен их потерять… Потерять? Пятьдесят лет… Сила, неизрасходованная за пятьдесят лет? Несвершенное?

«Подвиг несвершения – самый трудный!» – прозвучал отчетливо голос матери.

Что он тогда ответил?

«Не для меня!»

Тогда он вложил в эти слова один смысл, теперь они приобрели совсем иной.

Вода-царица! Как же он не догадался раньше! Это обычный человек, умирая до срока, покорно делает последний вздох. А человек, наделенный даром, носящий ожерелье, может выплеснуть всю свою неизрасходованную силу разом.

«Все, что не довелось тебе в своей жизни сотворить, переплавляется в одно чувство – в злобу», – вновь прозвучал голос Марьи Севастьяновны.

Пятьдесят непрожитых лет сжать в долю секунды и швырнуть в лицо мучителям. Это будет похоже на нажатие кнопки. На настоящий взрыв. Только надо сделать так, чтобы Тину не задело. И колдунов. Впрочем, Максимку пусть разорвет на пару с Медоносом. Хрен с ними… Вода – как время. И сила – как вода. Пусть ожерелье соберет ее… только бы хватило оставшихся минут для концентрации. Первым делом – пробить печати на кейсе, а потом и сам кейс уничтожить. Вернее, не так – силу воды из силы четырех стихий вычесть. Все знаки тут же погаснут, умрут. Только и Роман умрет в тот же миг. Взять часть силы из будущего водный колдун не сможет. Всю придется выпить – без остатка.

Роман вцепился в край стола. Капли пота выступили на лбу…

Как там говорят – вся жизнь пронеслась перед ним… Воистину это сейчас с ним и происходило. Только не прошлая жизнь проносилась, а будущая, та, которой уже не будет.

О, Вода-царица, сделай так, чтобы Тина не надумала вмешаться! Ему хотелось подать глупой девчонке знак: чтобы опрометчивым желанием помочь не испортила все. Но он уже не мог подать ей знака… Даже повернуться не мог. Ему казалось: он листает книгу, и страницы мелькают все быстрее.

Итак, пятьдесят непрожитых лет… каково это? Подобные фокусы практически никто не проделывал. Все верят до конца, что ускользнут от смерти… подобная перекачка силы из будущего – самоубийство. Смертный грех. Грех всемогущества перечеркнуть грехом самоубийства. Что будет круче? Что страшнее?

Лицо Слаевича исказилось. Все! Сейчас ударит. Отлично! Значит, и его силу приплюсуем!

Роман коснулся ожерелья, почувствовал, как завибрировала водная нить… Еще минута, другая, и нить начнет выкачивать силу из будущего…

Ожерелье дернулось, впилось в кожу. Но Роман не ощутил прилива силы, только… опасность? Настрой исчез. Книга, страницы которой бешено мелькали перед глазами, захлопнулась.

«Берегись!» – Ожерелье предупреждало своего господина.

– На пол! – прохрипел водный колдун.

Он соскользнул со стола вбок. Падая, успел схватить Тину за руку и увлечь за собой. Она заскользила по натертому пакету, как по льду. Черный овал столешницы должен был стать их щитом. Уже лопались стекла в оконных рамах, а они скользили под прикрытие стола, и все это вдруг напомнило водному колдуну его детство, катанье по льду на реке… Рядом рушился на пол Данила Большерук. Рот его был плотно сжат, щеки надуты, глаза выпучены, как будто повелитель воздушной стихии пытался удержать воздух в себе.

Все же Роман успел. Тина ударилась о ножку стола и застыла, Роман – прижался к ней, обнял. Напротив них вцепился в ножку стола, как в сваю пристани, Слаевич. Возле соседней скорчился Костерок. Один из осколков задел его: по щеке огненного колдуна текла кровь.

Роман слышал, как с визгом проносятся осколки стекла, круша все в комнате. Видел, как стоящий незыблемо колдован медленно осел на пол, и красная густая лужа стала растекаться подле него.

Большерук ткнулся головой Роману в бок и выдохнул:

– С-с-стеклянный сад!

Воздух вышел из своего повелителя со странным присвистом, как из проколотого шарика.

Да Роман уже и сам понял: осколки, что разбили окна в комнате (наверняка стекла были заговорены Медоносом) – из волшебного сада. Сам Медонос в момент удара стоял спиной к окну… Гестерпимо хотелось выглянуть и посмотреть, что же там, с несостоявшимся узурпатором. Похоже, удрать тот не успел…

«Глаша!» – запоздало подумал Роман.

Но своей невесте он уже ничем помочь не мог. Оставалось надеяться, что в соседней комнате она уцелела.

Впрочем, стеклянный дождь быстро иссяк, осколки теперь падали в основном у стены, выходившей на галерею, или улетали в дверной проем.

Роман видел, как Слаевич с искаженным от напряжения лицом колотит кулаком в пол. Стены дрожали. Трещина, извиваясь, медленно ползла змеей по белой стене.

Один из колдованов присел на корточки, наставил на Романа ствол:

– Выползайте, уроды…

Пол качнулся у него под ногами. А затем раздался страшный грохот. Что-то рухнуло… Колдован не удержал равновесия и плюхнулся на задницу, не выронив, однако, пистолета.

Большерук заворочался. И тут в комнату хлынула вода. Поток ткнулся покорным щенком водному колдуну в колени. Ахнула Тина, теперь удивленно-восторженно. Роман вытянул руку, шепнул заклинание, и колдована тут уволокло потоком в дверной проем (саму дверь давно уже высадило).

Тело убитого осколками колдована и стулья развернуло потоком так, что они образовали некое подобие плотины И теперь вода, переплескивалась через мертвое тело.

Водный колдун чувствовал, как прибывает его сила вместе с водой.

«Отличная работа, Юл!» – мысленно похвалил ученика.

– Можно выбираться, – Роман вылез из– под черного щита столешницы и помог выбраться Тине.

– Мы победили! – заорал Слаевич и выпрыгнул, как чертик из коробочки.

Большерук поднялся с достоинством, отряхнулся. Почему-то в этот момент он напоминал огромного ньюфа. А вот Костерка в комнате не было. Похоже, этот тип каким-то образом успел ускользнуть из комнаты, потому что среди неподвижных тел Костерка Роман не обнаружил. На полу валялись два колдована, изуродованные стеклянными шипами. Ближе к наружной стене лежал еще один труп – без головы. Кто это – узнать было невозможно. Но точно не Костерок – тело было слишком крупным для огненного колдунчика. Судя по всему – Медонос… Во всяком случае, Роман надеялся, что в этот раз «кулик в свои попался сети» наконец. Впрочем, утверждение, что труп лежал у наружной стены, было не совсем корректным – стена эта попросту отсутствовала, от нее остался лишь барьерчик высотой сантиметров тридцать.

Кейс синклита так и лежал посреди стола. Несколько стеклянных осколков впились в полированное дерево, но черный чемоданчик остался невредим. Только не было больше на нем печатей. Роман без труда распахнул крышку. Внутри кейс был полон черной трухи, похожей на жирный пепел. И посреди этого пепла сверкали серебром четыре знака – Роман Вернона, Большерука, Пламенюги, Слаевича. Роман вынул их, а кейс, уже ненужный, так и оставил на столе. Большерук и Слаевич забрали свои знаки, а серебряный знак Пламенюги остался у водного колдуна.

Вода, поднятая колдовской силой из реки Темной, все еще вливалась в комнату через разрушенную наружную стену, но уже не широким потоком, а тонкими струйками. Роман протянул руку Тине и помог подняться. Бок его все еще болел, так что двигаться приходилось осторожно.

– Ну что ж, вода и земля сказали свое слово, теперь моя очередь! – объявил Большерук.

Он сосредоточенно сдвинул кустистые брови, вытянул руки. Седые волосы и борода взметнулись, поднятые ветром. Роман оттолкнул Тину к стене. Ветер мгновенно усилился. Уже настоящий ураган, завывая, влетел в окно, нырнул в дверной проем и полетел дальше – вниз, на первый этаж, и вверх, на мансарду. Громко хлопали, распахиваясь, окна, стонали срываемые с петлей двери, наверху раздался страшный грохот: похоже, сорвало крышу с дома.