Вспоминай, Роман, вспоминай скорее!

Остались последние

ВОСПОМИНАНИЯ.

Что произошло, Роман не мог тогда в прошлом. Удара как такового не было – физического удара. Кажется, сначала он летел куда-то, а перед глазами его сыпалось крошево стекол и мелькало серое, зеленое, коричневое, потом опять зеленое, пока наконец не вспыхнуло ослепительно, как блик солнца на воде, и оборвалось черной непроглядностью. Потом в воспоминаниях пошла тьма. Будто сон без сновидений. Роман не мог вспомнить то, чего не видел и не знал.

…Колдун слетел с кровати от удара. Дернулся подняться, но кто-то наступил ему ногой на грудную клетку. Хотел произнести формулу изгнания воды – губы не шевельнулись. Тело сделалось ватным, бессильным, в мозгу – тоже вата, туман, нет, не туман – дым, едкий дым догорающего пепелища… Да что ж это такое?

– Быстрее, – крикнул кто-то из темноты, и Роман узнал голос Сазонова.

Как же Беловодье его отпустило? Ведь велел… Неужели этот колдунчик смог пересилить господина Вернона? Нет, конечно, не колдунчик, Сазонов силен, и на многое способен. Но переподчинить водную стихию без чужой помощи все равно не мог. Роман рванулся, губы шевельнулись, но заклятия не выдохнули.

– Скорее, – повторил Сазонов.

Мелькнул свет – кто-то зажег свечу. Клубы дыма наполняли комнату. Колдуну казалось, что его держат за руки и за ноги. Но нет, никто его не держал. Только руки и ноги приросли к полу. К полу, который был частью Беловодья. И свечу держал над колдуном край занавески. Скрутился, обратившись подобием руки, и прислуживал. Желтый огонек метался из стороны в сторону, сизый дымок выписывал в воздухе причудливые знаки. Сазонов нагнулся над колдуном. Острое лезвие вспороло кожу на груди.

– Быстрее, – бормотал Сазонов, орудуя скальпелем.

Кому он приказывал? Сам себе? Или кому-то другому? Или… скальпелю? Надя! Где Надя?

Еще один порез, и еще… Роман пытался произнести заклинание, но не мог. В мозгу плавал серый разъедающий мысли дым. Как Сазонов вырвался? Не мог он, не мог. Вода-царица… Еще один порез… Колдун, прежде почти всемогущий, чувствовал себя беспомощным поросенком, которого собрались прирезать. Он не мог даже кричать от боли. Боль стекала внутрь, переполняя душу. Когда сам создаешь ожерелье и ведешь скальпелем по коже, боли нет. Лишь ощущаешь прикосновением металла. А тут саднило, как при настоящем порезе. Чужое колдовство! Новый порез. Каждый куда длиннее того, что необходимы для создания ожерелья. Что Сазонову нужно? Для чего эти ожерелья? Ошейник для Беловодья? Чепуха. Бесконечная пытка. Все качалось и плыло. Роман подумал с надеждой, что сейчас потеряет сознание. Но сознание не уходило. Колдун рванулся еще раз и выкрикнул самое простое заклятие, какое смог осилить. Тут же одну руку удалось освободить.

Сазонов в ответ тоже ругнулся магически. И Роман вновь был пленен.

– Лучше держи, – велел Сазонов.

Кому он приказывал? Роман не мог понять. Кроме них двоих в комнате никого не было. Неужели повелевает Беловодьем? Но как? Где Надя?

И такая ненависть вскипела в Романе, что ненавистью этой обожгло пленителя. Раздалось шипение, волна пробежала по полу и…

Сила, что его держала, ослабла на миг. Но вырваться Роман не смог – необоримой была сила. Лишь успел колдун пожелать:

– Чтоб вам мои ожерелья бедой обернулись.

Как простой смертный пожелал. А может, и как колдун – он и сам не понял. Но от всей души. Говорят, дурного желать нельзя, мстить нельзя, и все такое. Но эти правила не для колдунов писаны.

– Тихо, – повелел Сазонов. – На меня проклятия твои не действуют.

– Еще сочтемся, – пообещал Роман.

– Воду! – наконец крикнул Сазонов.

Кувшин сам собою подъехал к нему.

Сазонов вылил на колдуна полный кувшин пустосвятовской воды. Произнес заклинание, схватил пинцет и принялся ковыряться в ране. Выдернул первую серебряную, нить, вторую, третью…

– Ну что, говнюк, кто, из нас сильнее, – раздался над Романом торжествующий голос, и плевок обжег щеку.

И колдун, наконец, потерял сознание.

– Грег! Грег! Где ты? Что случилось? Почему? – закричал Юл.

Грег вынырнул из толщи воды. В руках у него был небольшой черный саквояж. На вид – старинный.

– Я ухожу отсюда, – сказал Грег.

– Что случилось? Сазонов вырвался, а Роман…

Грег взял мальчишку за руку и покачал головой, заметив перстень на среднем пальце.

– Зачем ты надел кольцо? Этого нельзя было делать.

– Но ты же отдал мне этот перстень Романа и сказал…

– Сказал: береги. – Грег опять сокрушенно качнул головой. – Надевать его было нельзя.

– Я не знал! Ты во всем виноват!

Роман не сразу сообразил, что его ожерелье в миг беспамятства соединилось с ожерельем Юла, и теперь колдун путешествует по воспоминаниям мальчишки. «Жаль…» – пробилась мысль сквозь колдовской сон наяву. Теперь воспоминания утратят чистоту. И сам колдун будет другим – не таким как прежде. А каким станет? Впрочем, плевать. После всего, что уже вспомнилось, плевать…

Юл швырнул кольцо в воду с воплем:

– Повинуйся Роману. – Зеленый перстень сверкнул и пропал где-то в толще воды.

Грег проследил за кольцом взглядом.

– Зря обвиняешь меня. Я нашел кольцо и отдал тебе. Только и всего. А ты надел кольцо на палец. Не надо было. Роман утратил связь с Беловодьем, а Гамаюнов, видимо, восстановил.

– Я все исправил. Теперь Роман вновь будет повелевать Беловодьем!

– Ничего подобного. Твой приказ Беловодье не слышит. Кольцо – не твое.

– Откуда ты знаешь?

– Ты забыл? Я понимаю суть.

– Ты – охранник.

– Я – хранитель. Беловодье сейчас делает то, что приказывает ему Иван Кириллович. А тому – Сазонов. – Грег отогнул ворот свитера. На шее у него не было ожерелья. – Да, я слишком хорошо понимаю, что происходит. И больше не хочу быть охранником. Ухожу. К счастью, для того, чтобы выйти из Беловодья, не нужен пропуск. – Грег улыбнулся. – Я сказал, к счастью… Надо же.

Но Юлу было не до душевных переживаний Грега. Птенец Романов так и кипел:

– Ты знаешь, что делать?

– Кольцо ищи.

– А потом?

– Надень Роману на палец.

Юл бросился в глубину. Ему казалось, что сквозь толщу воды он различает слабое свечение зеленого камня.

Все закружилось.

Вода на веках высохла, воспоминания прервались.

Роман вздохнул. Надо же! Оказывается, Юл все это устроил. Глупый мальчишка! Да, глупый мальчишка. Но Роман не злился на него. Почему-то не мог.

Посмотрел на кольцо на мизинце. Все-таки Юл вернул его. Нашел, значит…

Нет, нет, нельзя размышлять.

Назад, назад, в

ВОСПОМИНАНИЯ.

Уже свои.

Очнулся Роман, лежа на полу. Он был раздет, и боль была такая, что он едва сдерживался, чтобы не закричать в голос. Кто-то сидел рядом с ним на корточках и стирал платком кровь с тела.

– Кто здесь? – Он сел рывком. Перед глазами все плыло. То ли туман, то ли дым – не разобрать. – Кто здесь?

– Это я, – узнал он Глашин голос.

– Где Надя? Что с ней?

– Роман… – Надя взяла его за другую руку.

– Что случилось? Как такое возможно?

– Возможно, – прозвучало эхом.

– Как?

– Беловодье не на нашей стороне. Теперь. А его пересилить ни у кого нет сил.

– А как же кольцо? Я отдал ему кольцо…

– Выходит, твой дар отринут.

И тут закружило. Комната куда-то поехала, как поезд, отходящий от перрона в никуда. Вещи и люди плыли вместе с комнатой. Надино лицо менялось постоянно. Она то смеялась, то замирала, то вновь начинала хохотать. Сквозь пол просунулась рука и надела Роману на мизинец кольцо. И… будто лопнула невидимая нить. Комната прекратила кружение. Колдун осознал – но не сразу – что ничто его больше не держит. Путы Беловодья исчезли.

– Эй, вы как? – донесся снаружи голос База.

– Сюда! – крикнула Надя. – Скорее! Помоги!