Лес. Дорога. Тишина. Роман огляделся, и вновь странное беспокойство охватило его. Казалось, никакой опасности. Тишина. Вот именно… С того времени, как его «Шестерка» съехала с дороги, ни в одну, ни в другую сторону не промчалось ни одной машины. Место здесь, конечно, не особенно людное, но не настолько же!

Роман закрыл глаза, вдохнул глубоко полной грудью и задержал дыхание. Влаги в воздухе было достаточно, чтобы даже на расстоянии почувствовать дальнюю, но грозную опасность. Будто рокот грома прикатился издалека и заставил колдуна вздрогнуть. Все ясно: Колодин уже готовится схватить добычу, и как опытный загонщик спешно отгораживает таинственное Беловодье от остального мира. Веселков, правда, каким-то образом проскочил внутрь очерченного круга. Неизвестно только, удастся ли Николаю вырваться обратно. Впрочем, если он не просто Николай, а Микола Медонос, то повелитель огненной стихии ускользнет – в этом сомневаться не приходилось.

Значит, надо торопиться. Но вместо того, чтобы возвращаться в мнимое Беловодье, Роман развернул машину и поехал назад.

– Ты забыл что-нибудь купить в магазине? – поинтересовалась Надя.

– Мне надо искупаться в реке. Эти паразиты отняли у меня почти всю силу. Если ее не удастся восстановить, через пару часов мираж Беловодья просто-напросто исчезнет.

Роман ехал очень медленно, прощупывая дорогу не только глазами, но и своим пусть и ослабленным колдовским чутьем. Правда, в машине, создании механическом, металлическом, начиненном бензином, его способность была гораздо ниже, чем на открытом воздухе, но ее бы достало, чтобы почуять близкую опасность. Пока все было безмятежно. Вокруг царствовала тишина, серое полотно оставалось пустынным. Ни одной самой захудалой тачки. Их никто не обогнал, никто не попался навстречу. Выходит, дорогу перегородили у самой развилки. Купили гаишников, те и стараются, стоят себе возле загородки, да жезликами машинки заворачивают.

Около реки тоже никто не встретился. На всякий случай Роман спрятал машину в кустах и, спустившись к воде, принялся спешно сбрасывать одежду.

– Я с тобой, – сказала Надя.

Минута – и она уже стояла возле кромки воды нагая. Необыкновенно тонкая талия, высокая упругая грудь высока, округлы е бедра – все это делало ее похожей на выточенную из слоновой кости шахматную королеву, так и хотелось сомкнуть пальцы на восхитительном утончении, поднять и перенести…

– Холодной воды не боишься? – спросил Роман.

– Для меня любая вода теплая, – засмеялась Надя и нырнула в пенистую темную воду.

Роман прыгнул следом и сразу же ушел на дно, здесь лег, раскинув руки, и затаился, будто сом под корягой. Сквозь зеленую толщу воды различал он слабый свет иссякающего дня. Надино тело мелькнуло над ним белым светящимся пятном. Энергия воды почти мгновенно наполнила колдуна, кожу стало покалывать тысячами мелких иголочек, а ощущение силы принялось выталкивать колдуна наверх. Оставаться возле дна становилось все труднее. Наконец река пересилила, и Роман поплыл на мелководье, где Надя уже стояла по пояс в воде, дожидаясь его. Он выпрыгнул на поверхность, взбив шапку белой пены и обдав Надю потоком брызг. Она наигранно завизжала, поскользнулась и упала в воду. Тут-то колдун и ухватил свою добычу, его руки, как мечталось, сомкнулись в замок на ее талии.

– Я еще не сказала «да», – усмехнулась Надежда, но не попыталась освободиться.

– Я слышу «да» внутренним слухом, – шепнул Роман, прижимая добычу к себе все сильнее.

Он уже вознамерился проделать с нею то, что и с другими красотками до нее – то есть стереть на время из ее памяти воспоминания о прежней любви. Пусть самой невинной, самой короткой, самой незначительной, и возвратить телу утраченную девственность. Но не успел.

Роман полагал, что Надя хотя бы для виду немного поломается, прежде чем уступить. И ошибся. Ее искушенное тело бурно откликнулось на ласки колдуна, и она, еще час назад холодно говорившая «нет», сама соединила их тела, сама направляла любовника, выбирая самые немыслимые и фантастические пути к наслаждению. Каждая новая вспышка ее страсти, обжигающая, как лед, заставляла замереть ее тело лишь на мгновение, а потом львица требовала новых утех – еще и еще.

Но когда жгучий лед растает, не остается ничего, даже лужицы воды.

– Не думай, что после этого ты стал значить для меня хоть чуточку больше. И не потому, что ты лучше других, или, наоборот, плох, – сказала Надя, натягивая свой серебристый комбинезон. – Просто для меня никто не имеет значения. Любить сильно – слишком унизительно.

Роман молчал, обескураженный ее словами, и она продолжала:

– Чувства должны быть легкими и приятными. А с тобой… Ты ведь повяжешь по рукам и ногам и сведешь с ума. Не так ли, колдун?

Он не ответил, – что толку возражать, если в ее словах отчетливо звучала фальшь. Одно его поразило: Надежда повторила его фразу о легких чувствах почти слово в слово. Но в ее устах они прозвучали кощунственно. Колдун боролся с собой, вернее, со своим желанием приворожить навсегда, заставить сходить с ума и страдать всю жизнь до самого последнего часа. Ведь стоило ему только пожелать, и сделалась бы Надя его тенью. Но он не хотел этого, вот в чем дело. Всей душою – нет. Потому пересилил себя и не поддался искушению. Но он надеялся. Да нет, не надеялся, а стремился. Желал. Мечтал… Все высшие степени, пригодные для слов, не могли передать силу его желания. Покорить то, что не покоряется в принципе, подчинить то, что не подчинимо, владеть тем, чем овладеть нельзя. Но он не хотел, чтобы она изменилась. Нет, милая, добрая, покорная кошечка, умильно заглядывающая в глаза, не могла и на минуту взволновать его сердце. Другое дело львица, на время спрятавшая когти. Львица, царапающая прутья невидимой клетки. Какое наслаждение – смотреть в ее ореховые глаза, не зная наперед, что ожидает тебя – нежная ласка или удар сильной лапы, способной переломать хребет. Но как привлечь или удержать львицу? Изощренным сексом? Ну, разве что на лишнюю минуту-другую. Преданностью? Она бы ее даже не оценила. Силой? Таковая лишь оскорбит ее, но никак не подчинит.

– Я хочу, чтобы ты меня любила. А более ничего. Неволить не буду. – Слова казались убогими, колдуну было неловко их произносить.

Надя рассмеялась:

– Можешь ничего не обещать. Я сама себя не приневолю – вот главное. Я – сильная. Так зачем мне еще твоя сила, колдун?

– У нас с тобой разная сила. Ты меня не пересилишь, я тебя не переборю.

– Но возьмешь и околдуешь потихонечку, – она погрозила ему пальцем. – Чтобы сохла я по тебе и вздыхала тайком. Такой маеты я больше не хочу.

Вот так-то. Львица просилась на волю. Роман не смел настаивать. Он мог лишь немного поиграть с нею и припугнуть. Опять же играючи.

– Значит, боишься, что приворожу? Давно бы так сделал, если б захотел. Только никогда никого к себе не привораживал, и впредь не собираюсь.

– Не боюсь, – Надя вызывающе тряхнула головой. – На меня твое зелье не подействует – могу поспорить.

Он смотрел в ее ореховые глаза, и не мог понять – чего хочет его львица – убедить себя, что не боится, или действительно просит приворожить? Ну почему ожерелье не одарило его способностью слышать чужие мысли, как Лену, или чувствовать чужую душу, как это может Юл!

Поколебавшись, колдун решился. Достал из багажника бутыль с пустосвятовской водой, отлил в колпачок влаги, и сделал вид, что произносит над водой заклинание. На самом деле ничего он не шептал. Ни дурных слов, ни хороших. Вода несла в себе лишь свою собственную силу – силу чистой воды.

– Коли не боишься, испей, – проговорил он, протягивая Наде пластиковый крошечный стаканчик. – Поглядим, смогу ли я с тобой сладить.

Львица поколебалась, но лишь секунду, потом, изобразив на лице отчаянную решимость, взяла из его рук колпачок и опрокинула влагу в рот. Может, понадеялась на помощь Гамаюнова? Один колдун присушит, другой наведенное заклятие снимет, и не останется ничего в душе, кроме сладкого привкуса отведанного удовольствия? Неужто осмелится поведать мужу про такое? А почему бы нет? Толковала же она только что о милых и приятных чувствах, значит, и у нее с учителем точно так – он ее голубит, она его тешит, и чувства их похожи на ощущение сытости после приятного обеда.