Алексей принял душ, надел белую рубашку и смокинг, положил письма в карман и отправился в особняк Сазонова пешком. Дорога шла через парк. Белые дорожки, ярко-зеленая трава. Кажется, что каждый поворот очерчен по лекалу. Удивительно, как можно вылизать так каждый квадратный сантиметр земли?! Иногда Алексею казалось, что клочок ухоженной земли куда важнее пятитомного собрания сочинений с золотым обрезом.

За деревьями парка маячил краснокирпичный дом с островерхой зеленой крышей. Алексей ускорил шаги. У него появилось нехорошее предчувствие. Да нет, не предчувствие, уверенность. Он знал уже, что безнадежно опаздывает.

Стен поначалу считал, что весь проект придуман Гамаюновым и всегда обращался к Ивану Кирилловичу, как главному. Но вскоре (быть может, позднее других) Алексей понял, что руководит делами отнюдь не Гамаюнов. Главным в проекте оказался Сазонов, без его одобрения не решалось ни одно важное дело. Впрочем, и важность дел определял тоже Сазонов. Если Гамаюнов прежде декларировал цели Фонда как «создание новой элиты», то очень скоро Фонд превратился в совместное предприятие, которое поставляло за границу минеральную воду, причем в очень ограниченных количествах. У Фонда существовали филиалы по всему миру. Колодин вел дела в Америке. Стен отвозил несколько раз Колодину какие-то бумаги. И непременно передавал несколько бутылок фирменной воды – для рекламных акций. Со Степаном Максимовичем Алексей почти не общался. С Гамаюновым они говорили часто и подолгу, как старые друзья. А с Сазоновым Стен не говорил вовсе. Неведомая сила отталкивала его от этого человека, но сформулировать точно причину Алексей не мог.

В этот вечер Сазонов сначала сказал, что занят, потом передумал и пригласил Алексея в свой кабинет.

Интерьер, похожий на тщательно сделанную декорацию к чеховскому спектаклю. Диван из натуральной кожи, на стенах фотографии начала века в деревянных рамочках, гравюры и выцветшие акварели, и среди них – шелковый веер, расшитый бисером. В России, давно исчезли подобные оазисы, где свечи горят в серебряных шандалах, а из деревянных рамочек глядят со стены красивые пышногрудые дамы и офицеры с усиками и мечтательно-наглым взглядом из-под полуприкрытых век.

На самом видном месте картина маслом: белая церковь с золотым куполом посреди озера, темно-зеленые, почти черные ели обступили водяное блюдце со всех сторон. И если приглядеться, то видно сквозь воду, как горят в глубине негасимые свечи. Прежде эта картина висела в комнате Ивана Кирилловича. Когда Стен ее увидел в первый раз, то решил, что это церковь Покрова на Нерли, фантазией художника помещенная посреди лесного озера. Потом пригляделся и понял, что ошибся. «Что ты видишь?» – спросил Гамаюнов, заметив, что Стен разглядывает картину. «Озеро и церковь», – отвечал Стен. «Наше спасение», – сказала Надя, бросив на полотно один-единственный взгляд. Каждому участнику проекта предъявлялась эта картина или фотография с нее. Каждый должен был увиденное интерпретировать. Стен не увидел ничего. Только озеро и церковь. То, что изображено на холсте. Не больше и не меньше. Зато он знал, что впереди их ждет беда. Он не мог назвать это предчувствием. Он знал об этом, как и то, что Земля вращается вокруг Солнца. Или как закон Ома, или закон всемирного тяготения.

Сазонов всегда был для Алексея человеком-загадкой. Он мыслил как-то иначе, нежели все остальные, иначе, чем Гамаюнов. Если с ним говоришь, нельзя определить, о чем он думает, соглашается с тобой или ему неинтересна даже тема разговора. Контакта нет. Даже если он отвечает, все равно разговариваешь, как со стеной.

Неясно было, произвел ли рассказ об угрозах Игоря Колодина на Сазонова какое-то впечатление. Он закурил сигару и долго курил, наслаждаясь, потом сказал:

– Сегодня мой день рождения, многие должны прибыть, в том числе и Игорь Колодин. Все прояснится.

– Я встречался со Степаном Максимовичем в Америке. Он человек очень энергичный, – Алексей хотел дать более сильное определение, но сдержался.

– О да! Степан Максимович – человек яростный, – подтвердил Сазонов и улыбнулся каким-то своим мыслям.

– Колодина интересуют только деньги.

– А вас? – Сазонов прищурился. – Вы постоянно играете на бирже.

– Я это делаю ради Фонда.

– Разве?

Стен вспыхнул. Что же получается – Сазонов его обвиняет?

– Вы подозреваете, что я не честен?

– Все мы не честны, – Сазонов опять улыбнулся.

Стен вскочил, прошелся по кабинету.

– Степан Максимович занимается незаконными операциями? – вдруг спросил Алексей.

Сазонов пропустил его вопрос мимо ушей.

– Возможно, все еще объяснится. Вот, слышали? Кто-то приехал – сразу несколько машин.

– Чем конкретно занят старший Колодин? – попытался настоять на своем Стен.

И опять Сазонов не ответил.

Их разговор прервал негромкий хлопок внизу. Один, второй. Пожалуй, еще рановато открывать шампанское. Алексей не сразу понял, что это выстрелы. Толком еще не зная, что собирается делать, Стен выскочил из кабинета. На площадке лестницы едва не столкнулся с человеком в черном свитере и в черном лыжном шлеме. В руках неизвестный сжимал автомат. Стен среагировал мгновенно – кинулся на пол и сделал подсечку. Человек в черном кубарем покатился по лестнице. Стен скатился следом и, прежде чем тот успел подняться, ладонь Алексея рубанула его по шее и навсегда обездвижила. Вот так отстраненно: не он сам, а его ладонь. Человек даже не дернулся. А по лестнице наверх уже мчался второй. Стен перемахнул через перила и спрыгнул вниз, в холл.

Мельком он заметил тело у стены. Черный смокинг, лакированные туфли. Вот только затылок лежащего как-то странно блестел и напоминал огромную раздавленную вишню. Несколько пуль ударили рядом. Алексей перекатился под лестницу. Теперь он видел лицо убитого. Это был Крис.

Вот тогда-то и грохнуло. Оглушающе и страшно. Будто воздух куда-то враз подевался. Посыпалась штукатурка, какие-то обломки. Что-то острое впилось Алексею в щеку. Его отшвырнуло в сторону. Он увидел двоих, медленно шагающих в облаке пыли и дыма. На месте голов у них расплывались черные кляксы, а в руках… Или это ему пригрезилось, и он придумал все много позже, и поверил, что видел?

Что было потом, Алексей так толком и не выяснил. Каждый рассказывал происходящее по-своему.

Например, Стеновскому казалось, что он слышал какие-то голоса, обрывки разговора.

– Что лопочет этот придурок? – спрашивал хриплый голос.

– Кажется, говорит, что банк закрыт, – отвечал человек с головой, обмотанным черным платком.

– На кой ляд нам его банк? – фыркал обладатель хриплого голоса. – Спрашиваю, барыга, где сейф с бриллиантами и золотишком?

Стен очнулся: кто-то плеснул в лицо водой.

Он открыл глаза и увидел склонившееся над ним лицо База.

Умница Баз, или, вернее, Василий Зобов, светловолосый, круглолицый, начинающий полнеть парень, врач по образованию, сумевший подтвердить свой диплом на Западе.

Стен попытался приподнять голову, но она чудовищно отяжелела и не желала отрываться от пола. Почудилось, что на щеке сидит какая-то подлая тварь и при каждом движении немилосердно когтит щеку.

– Странно сегодня отмечают день рождения, – сказал Баз.

Стен попытался приподняться. Разглядел, что рядом с Базом стоят Надя и Антон. Антон учился вместе с Алексеем и теперь они вместе работали, но Антон никогда не был так удачлив в делах, как Стен.

На Наде было вечернее ярко-синее платье, оставлявшее открытыми ее роскошные плечи. Антон казался беспечным и почему-то постоянно хихикал.

– Что случилось? – спросила Надя. – Мы только что приехали. Думали, что опоздаем, а…

– Где Сазонов? – спросил Стен.

Тварь, что вцепилась в лицо, попалась на удивление вредная, при каждом движении губ она норовила глубже впиться в щеку.

– Не знаю. Мы его не видели, – призналась Надя.

– Не двигаться. Руки вверх, суки, – раздался голос у них за спиной.