Короче, мы мотались по небу целый день. Хорив вызывал ветер, и скорость у нас была приличная, иногда даже более чем приличная, угрожающая. Под крыльями проносились пустыни, болота, разноцветные леса, поля, а ничего напоминающего холмы не виделось. Один раз где-то далеко-далеко мелькнула большая вода, возможно, океан. Но к океану мы не пошли.

Под вечер, когда стало темнеть и солнце покраснело, зоркий Кипчак заметил дым. Мы повернули на дым, и скоро показался Холмистый Край. Холмов, во всяком случае, много, я раньше никогда столько не видел. Холм на холме.

Дым поднимался в небо с опушки большой рощи. Я велел Кию и Щеку немножко повисеть, а сам повел Хорива к земле.

Приземлились мы удачно, и я сразу удивился, потому что перед костром сидел Ляжка. Правда, несколько видоизмененный. Худой, даже рожа худая. И на лице такое выражение… философическое. Видимо, издали меня заметил и подготовил соответствующую гримасу.

– Пендрагон, ты ли? – спросил я.

– Меня так больше не зовут, – скромно ответил Ляжка. – Зови меня просто – Владик. Впрочем… Имя мое – взмах крыльев бабочки…

– Все дуришь, – усмехнулся я, глядя на старого доброго Ляжку.

Он сидел у костра и что-то варил, и все окрестности были осквернены запахом его варева. Кажется, это была уха. Во всяком случае, что-то рыбное. Но не великий суп буайбес. К сожалению.

Ляжка не испугался и даже не удивился. Видимо, он уже встречал в своей жизни горынов.

– Ты что тут сидишь? – поинтересовался я.

– Сижу себе, никого не трогаю. Лара велела построить дом, и я построил. Подготовил, так сказать, плацдарм.

Ляжка указал ложкой на невысокое сараеобразное строение. Даже скорее на шалашеобразное строение, сплетенную из прутьев хижину. Такую мог бы построить гигантский бобер, или какой-нибудь там гигантский опоссум, или, возможно, хрестоматийный вомбат, гроза всего живого.

– Вот это плацдарм? – ухмыльнулся я.

– Плацдарм. А что? Все, как Лара хотела, – жилище, ручей, поляна, сосновая роща. Нашел с трудом, между прочим. Курортное место. Лара сказала – я сделал. Где она, кстати?

– Скоро будет.

– А Пашка? В смысле, Персиваль Беспощадный?

Про Перца Ляжка спросил так, как спрашивают об особо опасных. С пугливым уважением. Но и с каким-то интересом.

– Безжалостный, – поправил я. – Он Безжалостный.

– Что он просил передать? – Ляжка поддел ложкой варево, попробовал. – Он прибудет?

– Он пока занят, – качнул я головой. – У него другие дела. Много дел… конфиденциальных…

– Дела – это хорошо, – с каким-то удовлетворением закивал Ляжка, – дела человека возвышают.

– Да-да, Перец не сможет прибыть. А передать он тебе велел…

– Что? – перебил Ляжка, и я услышал в его голосе давно знакомую жадность.

– Ну как что? – Я рассматривал полянку. – Просил передать, чтобы ты молился.

– Кому?

– Не знаю, кому ты там молишься. – Полянка мне нравилась, единственный минус – открытая слишком. – Мамоне или еще кому. Меркурию, может…

– Зачем молиться-то? – Ляжка уронил ложку в траву.

– Затем. Перец на тебя ведь серчает здорово. Ты тогда нас бросил в ответственный момент, а у нас на счету каждый человек был… Еле отбились. Короче, буду краток. Перец велел мне тебя замочить.

– Как замочить? – испугался Ляжка.

– Вообще-то он велел тебя задушить голыми руками. Вот так.

Я показал как.

– Очень ты его обидел. Он на тебя рассчитывал, а ты… разочаровал нас. Так что душить тебя буду. Медленно.

Ляжка стрельнул глазами в сторону горына. Убегать не стал.

– Да нет, Ляжка, – улыбнулся я, – шучу. Не буду душить, руки поберегу. Он тебе привет просто передавал.

– Шутки у тебя… – надулся Ляжка. – А с Ларой что?

– Лара там, – я указал пальцем вверх.

– В каком смысле? Вывалилась обратно? Или…

– В таком.

Я свистнул и кивнул Хориву.

Хорив втянул воздух и плюнул. Но не в воздух, а в кухню Ляжки – не смог удержаться от соблазна, спалил эту клоаку. Вместе с котлом. Мерзкая посудина скукожилась от пламени, треснула по борту, варево благополучно испарилось.

Ляжка покачал головой.

– Хороший дракон, – сказал он. – Твой? Или Лариска приручила?

– Мои, – ответил я.

– То есть?

Я указал вверх пальцем. Челюсть у Ляжки не отвалилась, но сейчас он удивился.

Щек и Кий опустились синхронно. На полянке сразу стало тесно, и я подумал, что, пожалуй, стоит ее расширить. Вырубить лес, выжечь пни, построить частокол… Нет, частокол не нужен. Тут холмы, тут лес, вряд ли нас отыщут. А если найдут…

Им же хуже будет.

– Я смотрю, ты тут приподнялся, – Ляжка указал на горынов. – Я смотрю…

– Помоги разгрузить, – велел я. И кивнул на горынов. А Хориву глазами указал на шалаш.

Хорив все понял и плюнул еще раз. Убогое строение Ляжки в виде пепла вознеслось к облакам. Теперь все было в порядке.

Я лег на землю и почти сразу уснул.

Спал я долго. Почти сутки. Глубоко и спокойно. Мне снились подводные лодки. Маленькие и большие. Субмарины бродили по ночным морям и наводили страх. И еще капитан Немо мне снился. Почему-то он был китайцем. Наверное, это к дождю.

Проснулся я уже не на земле, а на войлоке – наверное, Кипчак меня перетащил. Вокруг кипела работа и всевозможное созидание. Кипчак и Гобзиков рубили деревья, Ляжка таскал корявые сучья. В стороне лежали уже распиленные и приготовленные для строительства бревна, пирамидками возвышались камни. Одним словом, наблюдался триумф общественно-полезного и производительного труда. Полная благодать!

Лара лежала чуть поодаль на драконьих седлах, накрытая пледом с разноцветными ромбами. Одеялко напомнило мне о моей давней мечте – о прекрасном Мачу Пикчу, который я почти позабыл. Я было даже чуть не впал в мираж и грезы, но тут увидел одну неприятность.

Чуть поодаль возвышалась куча подозрительной грязи, которая вполне могла быть фундаментом для моего памятника. Я ничего против памятников не имею, как уже говорил, но каждый день видеть себя, устремляющего дули к солнцу… К тому же непонятно из чего изваянного… А если еще узнают, какое имечко придумал мне Перец…

Короче, первым после просыпания делом я кликнул к себе Кипчака и поинтересовался, что там за куча. Кипчак ответил, что глина для разных нужд – можно делать кирпичи, можно стены обмазывать, можно воздвигать…

Я перебил его и сказал, что пока ничего воздвигать не надо, надо сначала стены обмазать. А прежде следует стены поставить. Но это не мои заботы, я хочу отдохнуть.

Да, хочу. Месяц буду отдыхать, а может, два. Вот Лариска проснется, и пусть всем сама занимается. Пусть строит, пусть командует, пусть бревна таскает. Сама. Я же буду лежать на большом кресле, накрытом шкурами, смотреть на то, как растет дом, и предаваться думам. А Кипчак мне будет подавать креветок, жаренных в кокосовом молоке, фруктовые коктейли и мороженое…

Жалко, что Яша остался там. И Тытырин тоже. Но его не жалко. Ладно, потом…

Правда, креветок здесь вряд ли найдешь. Тогда пусть Кипчак перепелиное яйцо мне всмятку подает, оно диетическое и богато всякой полезной дрянью. Если его есть каждый день… Короче, полезная штука.

Точно, отдохну месяц. А там поглядим. Главное, чтобы Лара проснулась.

Только она что-то не просыпается. А Гобзиков меня долбает. Настоящий долбатель, в прошлой жизни, наверное, дятлом был. Или отбойником. Покоя от него нет.

И Кипчак тоже долбает. Ноет, говорит, что скоро должны прийти его товарищи.

– Скоро тут будет тьма. Сегодня будет тьма. Тьме нужны дома. Катька прибудет, и тьма придет…

Бу-бу-бу, бу-бу-бу… Я даже испугался слегка – тьмы мне тут только не хватало, есть уже у меня тьма…

Но при подробном разговоре выяснилось, что тьма – это всего три человека, то бишь гнома. И еще лошадь в придачу. Ну и еще кое-кто, одна девчонка со своей железной собачкой…

Тут Кипчак засмущался, и я понял, что скорее всего та Катька – мелкая гномиха. А железная собачка – старый добрый Сим, механический болван. Ну что же, пущай. Все флаги в гости будут к нам…