И я понял сейчас: мне совсем не по душе, что в мой мир лезут посторонние. Я про Ван Холла, разумеется. Но, с другой стороны, я и Перца перестал понимать. Правда, не очень-то понимал, а теперь так вообще…

Не, ясно, что Лариска приперлась сюда за своим горыном. За тем, которого мы сперли. И понятно, что Перец горына не хочет отдавать. Почему они не могут договориться? Такие милые, блин, ребята… Как сказала бы моя неизвестная бабушка – «такая красивая пара».

Может, потому и не ладят. Голубки, одно слово.

– Смотри, как старается, – прошептал Перец. – Упертая, как бревно…

– Упертость – хорошее качество, – возразил я, – его надо ценить.

– Всегда такая была, – продолжал Перец. – Сказал же ей тогда, чтобы не лезла, – все равно лезет. Сказал же…

– Мне идти? – спросил я.

– Куда? – не понял Перец.

– Туда, – кивнул я на ангар. – Пойду, дам в глаз. А могу и отсюда стрельнуть…

Я потянулся к кобуре.

– Погоди, – остановил Перец, – я сам.

– Сам стрелять будешь? Смотри только, у Дырокола отдача…

Перец прорычал чего-то и стал пристраивать на локте арбалет. Понятно теперь, зачем он арбалет взял не с болтами, а с дротиками.

Перец глядел в оптический прицел, а Лара продолжала ковыряться в замке монтировкой. Причем с каким-то отчаянием, мне ее даже жалко стало.

– Давай заканчивать, – бросил я Перцу, – надоело уже.

– Нет! – Перец схватил меня за руку. – Подождем еще немного.

Ну да, давно не виделись они, посмотреть еще хочется. Но все равно ничем хорошим не кончится.

Не знаю, сколько бы мы еще смотрели на эту красоту, час, наверное, выручил трубадур. Я совсем забыл про него, а он крикнул:

– Беги! Беги, Лара!

Прямо кино индийское, честное слово. Перец от неожиданности подпрыгнул и выстрелил. Дротик чирканул по железу ангара и дзинькнул в звезды.

Тытырин тоже подпрыгнул, боднул башкой замерзшую собаку, та со скрипом завалилась на бок. Прозайка попытался ее удержать, схватил, в руках осталась белая шерсть. Смешно.

Лара обернулась, и тут уж скрываться стало бессмысленно, мы показались. Восстали из-за дохлой собаки.

– Беги, Лара! – снова крикнул музыкант-этнограф. – Беги!

После чего прыгнул, оттолкнул меня и, проваливаясь в снег, поскакал к Ларе. Вот и спасай после этого этнографов… Никогда их больше не буду выручать, надоели. Вообще больше никому не помогу, стану жить наоборот.

Я выхватил Берту.

– Не стрелять! – приказал Перец и тоже направился к ангару.

Он проваливался еще глубже, чем спасенный Миклухо-Маклай, чуть ли не по колено. Но шагал. Еще и с Ларой разговаривал. Кричал ей:

– Лара, я же тебя просил! Я же говорил, что не надо ничего затевать! Они, все они, должны быть наказаны, ты же сама понимаешь! Их надо всех остановить…

Лара отбросила монтировку.

– У него самострел! – крикнул ей этнограф. – Осторожнее!

Он добрался до ворот и встал рядом с Ларой.

– Пашка, ближе тебе лучше не подходить, – предупредила Лара. – Стой!

– Я хочу поговорить…

– Мы уже поговорили. Ты ничего не хочешь понять, ты думаешь только о себе, о своей войне… Не подходи, я тебя прошу.

До ангара оставалось метров сто, Перец остановился. Мы с Тытыриным смотрели на все это чуть сверху.

– А она красивая, – оценил Тытырин. – Мне нравится…

– Воспой ее в поэме, – посоветовал я.

– Да-да… – Тытырин даже подался вперед.

Я еще в прошлый раз заметил, что на некоторых Лара производит просто бронебойное впечатление. Как увидят – так все начинают писать стихи собственной кровью.

– Ты мне его сейчас отдашь, – сказала Лара. – Ты должен мне его отдать!

– Про Гераклита слыхала? – спросил Перец. – Про то, что в одну реку нельзя войти дважды? А ты хочешь. У тебя был дракон, ты его потеряла. Все.

– Ты мне его отдашь. Он не для тебя. Вернее, ты не для него. Ты хочешь сделать из него…

– Уже сделал, – перебил Перец. – Все уже сделал. Так что ты, старушка, опоздала. Ты всегда опаздываешь.

Говорят, любовь и ненависть похожи. И очень часто одно перетекает в другое. Об этом вся классика. И еще… Сначала он ей говорит, что слишком устал от жизни и слишком выжжен изнутри, а потом она со скалы сигает…

Но Лара явно не собиралась никуда прыгать.

– Ты всегда проигрываешь, – сказал Перец. – Знаешь почему? Потому что я прав. А дракона я уже инициировал.

– Ты врешь… Ты врешь! – крикнула уже Лара.

– Не вру. Смотри!

Перец положил арбалет на плечо и засучил рукав на правой руке. От локтя до запястья тянулся красный заметный шрам.

Лара отступила, уперлась в ангар.

– Вот так! – крикнул Перец. – Так что все, все уже! Все!

Лара схватилась за голову – в буквальном смысле, и стащила черный берет.

– Теперь им меня не остановить! Да, не остановить! Они утонут в крови!

Перец демонически рассмеялся. На мой вкус, чересчур демонически. Как-то неестественно получилось даже, театрально очень.

– Ты что, накормил его… – Лара терла рукой висок. – Ты накормил его…

– Ага! – хихикнул Перец. – Кровью!

– Дурак… Какой же дурак! – Лара была не в себе. – Ты же знаешь, к чему это может привести… Это же может… Это же большая война! Ты представляешь, что такое большая война сегодня?

– Большая война… – передразнил Перец. – Мне плевать на них и на их войну! Я не там, я здесь!

– Пашка! – Лара вдруг заорала. – Пашка! Он же может начать настоящую войну! Зачем…

– Поздно уже! – тоже заорал Перец. – Поздно!

Лара замолчала и огляделась. Затем поворошила волосы.

Перец тоже огляделся. И я. И Тытырин.

Вроде никого.

– Бросай все это, – посоветовал Перец. – Бросай. Оставайся с нами. И своего лингвиста… Этнографа… бери. Ты не представляешь, какие у нас сейчас возможности! Есть где развернуться. И здесь, и там. Мы мир завоюем вообще! А если хочешь себе горына, так у нас их как грязи, три штуки, выбирай любого, дарю! У нас на любой вкус, разноглазые! Присоединяйся!

Лара огляделась еще раз. Оглядывание ее мне совсем не понравилось, я вдруг понял, что Лара что-то ждет. Не исключено, что вокруг тут еще целая банда прячется. Она явно нервничала – когда девчонка нервничает, она часто ворошит патлы.

– Присоединяйся, Лара! – повторил Перец и стрельнул глазами. Тоже заметил, что Лара волнуется. – Присоединяйся. Горына все равно теперь не вернуть…

– Все равно… Все равно ты должен мне его отдать, я что-нибудь…

– Он тебя сожрет, – сказал Перец. – У него теперь другой хозяин.

– Какой хозяин?

– Я, – ответил Перец.

– Ты не можешь быть его хозяином. – Лара перестала беспокоить волосы.

И я понял: сейчас что-то случится.

– Мама… – прошептал у меня за спиной Тытырин.

Ах, кошачий сын…

Я прыгнул вперед. Я не стал думать – прыгнул. В полете вывернулся из тулупа, а когда упал в снег, в руках у меня уже были револьверы. Перекатился, повернулся к Тытырину.

Медведь начал подниматься. У этих белых мишек такая мерзкая манера охоты – встают на задние лапы, а потом падают и передними со всей дури пробивают лед, выдирают из воды зазевавшуюся нерпу. Я это к тому, что на задних лапах они стоят здорово, не хуже бурых.

Тытырин впал в деревянное состояние от страха, скрючился, даже не шевелился. Вот уж зря. Такие штуки могут прокатить с бурым. Прикинешься мертвым – и бурый, если сыт, не станет нападать. А белый нападет в любом случае. Они все безбашенные, просто звери. Звери и есть.

– Браво, Лара! – крикнул Перец. – Ты как всегда на высоте! Вызвала зверюшек!

Берта и Дырокол…

В защитника природы играть уже не приходилось, я стрелял боевыми.

Обычной пулей его не взять, обычная отскочит, даже если спилить ее под полную тупизну. Но против урана не выстоит ни один череп.

Медведь за спиной Тытырина поднялся на задние лапы и замер. У него была чрезвычайно удивленная морда. А прямо по центру удивленной морды располагалась маленькая красная дырочка. Потом из нее выплеснулась синеватая кровь, и медведь упал. Первый медведь, которого я убил. Но все когда-то случается в первый раз.