Стоп.

Вернулся из грез. Оглядел зал.

– Жуй железо, Гобзиков! – радовался Чепрятков. – Я сделаю из тебя «Мистера Олимпию», доходяга!!!

– Чепрятков, – дипломатично сказал Антон Бич. – Ты поосторожнее, что ли...

– Отвали, ниггер, – ответил Чепрятков.

Антон Бич предпочел конфликт дальше не развивать. Он уже два раза дрался с Чепрятковым из-за музыкальных пристрастий. Антон уважал «Металлику», Чепрятков «Анаболик Бомберс». Оба раза «Анаболики» одерживали верх.

– Не мешайте мне тренировать нового Шварценеггера, – смеялся Чепрятков. – Он мне еще потом спасибо скажет! Геракл просто!

Новый Геракл Шварценеггер был совсем плох. Красность приобрела у него совершенно сияющий оттенок. Я стал поглядывать на дверь в ожидании Фили...

Но Филя не появился.

В зал вошел Автол.

Вообще-то он был Аверьян Анатольевич Цикада, я уж докладывал, но за глаза его так никто, конечно, не называл. Называли Автолом. Автол был личностью выдающейся. Чемпион Эстонии по кикбоксингу, в прошлом глава целлюлозно-бумажного холдинга, ныне же превратностью судьбы и происками конкурентов обычный учитель физкультуры в Лицее им. Салтыкова-Щедрина. Впрочем, не утративший кикбоксингового напора и целлюлозно-бумажной самоуверенности.

Мужчина в полном расцвете сил, заботящийся о внешности и правильном пищеварении, ценитель свежего чернослива.

– Чепрятков! – заорал Автол. – Кусок идиота с ушами, убери немедленно штангу! Придавишь этого доходягу, а я потом всю жизнь ему на лекарства работай?!

Чепрятков заулыбался. Легко поднял штангу с груди Гобзикова и опустил ее на стойки.

– Вот так, – зачем-то сказал Автол, хотя и так всем было ясно, что вот так.

Гобзиков с трудом отковылял в сторону.

Автол был вполне здоров. Никаких тебе повреждений. Никаких ожогов, никаких бандажей на заднице. Как новенький. Я осторожно отыскал глазами Шнобеля, Шнобель незаметно пожал плечами.

Прокололись, подумал я. Но кто-то ведь там орал... Кто? Кто там тогда орал?

Автол чуть косоватой кикбоксерской походкой направился к Чепряткову. Остановился напротив. Ленка Лазерова перестала крутить ногами, Антон Бич первый раз промазал по кольцу, каратисты забросили свои мяуканья и с интересом наблюдали за конфликтом.

Автол был ниже почти на голову. И уже в плечах. Но при всем при этом он казался почему-то больше и сильнее Чепряткова.

Наверное, из-за внутренней правоты, подумал я.

– А за «идиота кусок» вы ответите, – обиженно сказал Чепрятков. – Нечего мою личность унижать, я гражданин, между прочим... Моя мама...

– Да пусть твоя мама тоже приходит. – Автол злобно зевнул. – Со своими мордоворотами. Я их в узлы повяжу. Нафарширую, как кальмаров.

– Моя мама на вас в суд подаст. – Чепрятков гаденько улыбнулся. – За оскорбления и нанесение мне душевных травм. А эти... – Чепрятков с презрением обвел руками своих соучеников. – Эти подтвердят, что вы превышали. Так что ой-ой-ой!

Автол окоченел. Но быстро нашелся.

– А ты вообще что тут делаешь? – спросил он. – У тебя же перелом, Чепрятков! Ты же должен дома сидеть! Лицейский устав нарушаешь? Нарушаешь... Злостно нарушаешь, голубчик. А злостное нарушение устава Лицея в третий раз... у тебя ведь, кажется, два уже есть? Злостное троекратное нарушение устава грозит немедленным исключением. И безо всяких мам! В обычную школу пойдешь, гражданин! Там тебя научат права человека уважать! Тоже мне, Сахаров нашелся!

Просвещенные лицеисты захихикали.

Я не захихикал. Сахарова я уважал, даже передачу про него посмотрел, и мне не нравилось, когда всякие экс-бумажники позволяли себе касаться светлого имени.

– Ладно, Аверьян Анатольевич, – смилостивился тем временем Чепрятков. – Придем к консенсусу...

– Вон отсюда! – заорал Автол. – Чтобы я тебя здесь месяц не видел! До лета не видел!

Чепрятков хотел что-либо сказать, но передумал. Вспомнил, что физкультурник в Лицее должность уважаемая и не исключено, что за Автолом тоже кто-то стоит. Старые знакомства, ну и т. п. Может быть, даже покруче его мамы...

– Ладно, – примирительно сказал Чепрятков. – Пойду. Привет червям.

Чепрятков показал одноклассникам язык и демонстративно похромал к выходу. Класс облегченно вздохнул. И тут же Автол дебильно засвистел в свой олимпийский свисток.

– Стройся! – рявкнул он и медленно повернулся к лицеистам спиной.

В знак презрения.

Лицеисты, толкаясь, принялись вытягиваться вдоль скамейки.

Лара продолжала равнодушно сидеть. На дикий свисток Автола никак не прореагировала. Прикидывается независимой личностью! Подружится, значит, с Халиулиной и Зайончковской.

Я осторожно подрулил поближе.

– Чего сидишь? – шепотом спросил. – Вставай, а то Автол совсем разозлится!

Лара медленно со скамейки поднялась. Я покачал головой. Она была одета, мягко говоря, не совсем физкультурно. Те же джинсы, вместо черно-красной куртки черная футболка, вместо тяжелых ботинок вьетнамские шлепанцы.

Шлепанцы особенно удручали. За шлепанцы Автол раскатывал на месте.

А за очки вообще убивал.

– Ты чего? – Я краем глаза искал Автола. – Ты чего так нарядилась?

– А как надо? – вяло спросила Лара.

– Как положено. Короткий черный низ, светлый белый верх. Форма. И очки. В очках нельзя.

Лара пожала плечами.

– Автол орать будет...

– Пусть орет.

– Зря... – пожал плечами я.

Увидел, что Мамайкина разглядывает меня уж совсем пристально, и растворился потихонечку. Занял свое место, седьмое по росту.

Автол снова дунул в свой безрадостный свисток. Строй выверился окончательно. Лара заняла место во второй его половине, ближе к концу. Баскетбольным ростом она не выделялась.

Физрук повернулся к лицеистам лицом.

И тут случилось то, чего опасался я.

Автол увидел Лару. Свисток выпал из его одуревших зубов.

– Это что? – Он указал пальцем. – Это что такое?

Лицеисты испуганно сплотили ряды, в результате чего Лара оказалась в пустом пространстве.

– Это что такое, повторяю я разборчиво? – сказал Автол.

Лара не ответила.

– Староста!

Староста Ирина Зайончковская робко сделала шаг вперед.

– Староста! Это что за чучело?

– Это... это новенькая...

– Она что, из деревни приехала? – громко осведомился Автол. – Из Больших Лапотников? Разве там в очках ходят?

– Я... – растерялась Зайончковская. – Я не знаю...

– Как ее зовут? Дуся Деревянко?

Класс обязательно засмеялся.

– Ее зовут Лариса... – сказала Зайончковская.

– Лариса, значит. – Автол удовлетворенно потер ладоши. – Это хорошо...

Мне стало неприятно.

Автол обожал спектакли, Автол жить без них не мог. И сейчас у него было явное настроение к спектаклю. Не, я, как всякий нормальный мальчик, тоже любил, чтобы в моем присутствии над кем-нибудь издевались и глумились, но только в меру.

А Автол меры почти никогда не блюл. Необуздан был.

– Так, Лариса, выйди, пожалуйста, вперед, – сказал Автол елейно и указал пальцем, куда именно следует выйти.

– Аверьян Анатольевич! – попыталась заступиться Зайончковская. – Она же не знала...

– Зайончковская. – Автол прострелил старосту взглядом. – Ты иногда ездишь в муниципальном транспорте? Там на стенах висят такие таблички: «Отсутствие разменной монеты не дает права на бесплатный проезд»...

– Я в автобусах езжу, – ответила Зайончковская. – И таких табличек там нет. А если человек не знал...

– На твое личное мнение мне плевать, – зевнул Автол. – А у кого-то, видимо, в ушах бананы. Я сказал, выйти вот сюда!

Автол сделал свирепый жест пальцем. Лара вышла.

– Ты что, девочка, – спросил Автол, – не знаешь, что у нас тут существуют некие... ПРАВИЛА?!!

Слово «правила» Автол проорал. Шеренга вздрогнула.

– Посмотри на своих товарищей! Они одеты как полагается! А ты? Ты похожа на чучело!