В воздух поднялось несколько голубей, зрители замахали флажками, оркестра, правда, не было.

Пендрагон поклонился и направился к трибуне для почетных гостей. Украшенной еловыми лапами и яблоками.

Вместо него на арену выскочил парень уголовного вида с мегафоном.

– Друзья! – крикнул он. – Наш доблестный вождь и учитель Пендрагон, продолжатель дела Великого Персиваля и его правая рука выделил в качестве приза победителю самую великолепную и ценную свинью из своих великолепных свинарен! Введите!

Открылись воротца, и на арену выволокли огромную, размером с маленького бегемота свинью. Свинья сразу же улеглась на песок и стала издавать разные звуки. Приличного, полуприличного и совсем неприличного происхождения.

– Поприветствуем подарок доблестного Пендрагона!

Трибуны поприветствовали подарок доблестного Пендрагона, однако в приветствии этом я уловил скорее гастрономический восторг, нежели искреннее почтение.

Свинья ответила своим поклонникам строгим хрюканьем.

– Какая свинья, однако! – восхитился Кипчак. – Как они таких только выращивают! За такую свинью можно…

Кипчак сладостно закатил глаза, и я понял, что за такую свинью он продаст в услужение к Пендрагону собственного малолетнего брата. Если брат у него есть.

– Это еще не все! – Ведущий сделал драматическую паузу. – Это еще не все! Экспедиция, направленная Пендрагоном в северо-западные земли, после нескольких месяцев тягот и лишений увенчалась успехом! Экспедиции удалось найти…

Ведущий повторил паузу, и она получилась еще более веской, торжественное течение тишины нарушал лишь поэтический приз и его звуки.

– Экспедиции удалось найти…

Ведущий накручивал интересант.

– Экспедиции удалось найти… Иггдрасиля!!!

Трибуны ахнули.

– Иггдрасиля… – мечтательно протянул Кипчак. – Самого Иггдрасиля!

– Кого? – не расслышал я.

– Иггдрасиль – это конь самого Персиваля! – захлебывался от восторга Кипчак. – Вместе с ним Персиваль и Пендрагон совершили все свои подвиги! Иггдрасиль нес их обоих в бой и был неудержим и несокрушим, как скала!

Коровин заинтересованно приблизился к прутьям. Дело в том, что мы до сих пор пребывали в клетках. Я очнулся после падения дирижабля и обнаружил себя в клетке. Все остальные тоже были в клетках. Нас сбил мобильный патруль Деспотата, состоявший из рыцарей-молчальников. Молчальники угрюмо правили северными оленями и везли нас в сторону севера.

Путешествие получилось довольно тяжкое, описывать его нет никакой радости. Клетки, дождь, побои, иван-чай на обед (завтрака и ужина не полагалось), дождь, какие-то шорохи, дождь, тундра, северные сияния, горы на горизонте и Владиперский Деспотат, возникший сразу, вдруг. Оказавшийся не замком до неба, а приземистой земляной крепостью. Которая, впрочем, вызвала у Кипчака жесточайший восторг.

– Вот он! – восхитился Кипчак. – Деспотат! Оплот свободы! Его… его организовал сам…

И переполненный чувствами Кипчак принялся рассказывать наизусть азбуку:

– «А» – Арбалет Пендрагона, «Б» – Благородство, «В» – Великий Персиваль, «Г» – Гадские Гоблины…

Ну и все в том же духе.

Коровин, страдавший от очередного расставания с пропавшим при катастрофе Доминикусом, сказал:

– Вот и приехали.

И плюнул сквозь прутья.

Так мы оказались в Деспотате, переночевали в каком-то сарае, прямо в клетках причем, а на следующий день мы всей клеточной компанией угодили прямо на олимпиаду местных скальдов. Клетки расположили рядом с трибунами, каждому выдали по брюкве в честь праздника – вот и все к нам внимание.

– Мы увидим самого Иггдрасиля! – восхищался Кипчак.

Трибуны завыли.

Кипчак лихорадочно продолжал:

– Именно с Иггдрасиля Персивалем был сражен нечестивый Железный Пес! Именно Иггдрасиль подал голос спящим Персивалю и Пендрагону, когда к ним подкрался коварный дракон Леопольдус! Держась за его стремя, Пендрагон выбрался из Умирающего Леса, поглощаемого Чертовым Полохом! А когда…

– Достаточно, – сказал Коровин. – Мы и так знаем, что это заслуженная лошадь.

– Это не просто заслуженная лошадь! Это великая лошадь! Когда пал Персиваль, именно Иггдрасиль вынес Пендрагона с поля брани! Всего израненного! Он и сам был изранен! И контужен! Он потерял память и заблудился в пустыне. Но Пендрагон никогда не оставлял надежды отыскать Иггдрасиля…

Я почувствовал, как в моей голове начинают уже кружиться и сталкиваться все эти Пендрагоны, Персивали и Иггдрасили. И чтобы раз и навсегда привести их в порядок, я четко обозначил для себя:

1) Персиваль – павший герой;

2) Пендрагон – не павший герой;

3) Иггдрасиль – лошадь.

Произведя эту нехитрую деконструкцию, я начал воспринимать происходящее более осмысленно.

Тем временем ведущий успокоил трибуны и двинул свой конферанс дальше:

– Экспедиция достигла цели! В северных болотах, измученный, но живой был обнаружен благороднейший из коней! Он доставлен сюда, во Владиперский Деспотат! Встреча боевых товарищей прошла в дружественной обстановке, конь узнал своего соратника! И теперь, когда восстановление жизненных сил его почти закончено, Пендрагон объявляет следующее! Во имя памяти Персиваля Безжалостного, Кавалера Золотого Локона, Хранителя Золотого Предела, лучший поэт получит ценный приз! Он будет удостоен чести совершить на Иггдрасиле круг почета!

Трибуны разразились завистливыми аплодисментами. Пендрагон с достоинством кивал из VIP-ложи.

– Претенденты, на ристалище! – провозгласил ведущий. – Начнем же поэтический ристаж!

– Поэтический дристаж, – не удержался Коровин.

Калитка отворилась, и на арену организованным строем вышли поэты.

Свинья смерила претендентов оценивающим взглядом. Публика сдержанно захлопала.

Претендентов оказалось не так уж много, штук восемь. Видимо, кроме покойного ныне Персиваля Безжалостного и его здравствующего ученика и последователя, ценителей художественного слова во Владиперском Деспотате было немного.

– Перекличка! Каждый…

– Не надо переклички, – провозгласил со своей трибуны Пендрагон. – Пусть каждый представит себя сам.

– Отличная идея! – подхватил ведущий. – Очень демократично! Итак, каждый певец, то есть поэт, представляет себя сам! А пока пройдите на трибуны и выходите по одному! Начнем же, о други, наш фестиваль! Первый участник!

Первый претендент сделал шаг вперед.

– Претендент Снегирь, – объявил он громко, с достоинством.

Снегирь ничем примечательным не отличался, разве что чернильница на шее и оранжевый воротник на сюртуке. Все.

– Приступай, – велел ведущий.

Снегирь кивнул.

– Коктебель, – объявил он.

И зачитал:

Карадаг в тумане. Лед с горных вершин стекает в мое сердце.

Придет осень, и я сойду к теплому морю, пальцы ног моих окунутся в прах мертвых ракушек.

Большая корова пробьет рогом хрустальную сферу, солнце юга наполнит мою душу золотым сияньем.

И над полями прошла гроза, опьяненный бурей, я окуну пальцы рук в золотой песок и брошу взгляд в даль.

И оттуда, из-за убегающего горизонта, мне улыбнется он, Борхес.

На ристалище стало тихо.

Круто, подумал я. Кипчак посмотрел на меня с недоумением, Коровин стукнулся головой о решетку.

– Кто такой Борхес? – шепотом спросил Кипчак.

– Видишь ли, Кипчак, – принялся объяснять я. – Вот когда к твоей маме приходят подружки, они о чем говорят?

– Ну, не знаю… О погоде.

– А когда к этому Снегирю приходят друзья, они говорят о Борхесе. Понятно?

– Понятно, – вздохнул Кипчак.

Снегирь поклонился.

По трибунам перекатились жидкие хлопки. Пендрагон задумчиво покивал. Свинья издала полный сомнения кишечнополостной звук.

– Нескладно что-то, – сказал ведущий. – Рифма где? Рифму-то почему не дал?

– Это верлибр [90], – с гордостью ответствовал Снегирь. – Тут рифма не полагается.