— Эх! — досадливо буркнул Андрэ, направляясь к уродцу.— Ну что за люди? Разве можно так печь распалять? Сожгут ведь завтрак!

— Какой еще завтрак? — Я с нарастающим беспокойством прислушался к утренним городским звукам.

— Ну как это — какой? Раз печь топится, значит , что-то готовят. А то, что готовят утром, называется завтрак — это даже дети знают!

— Действительно,— только и смог ответить я, В который раз сраженный логикой Андрэ.— Ладно, надо быстрее убираться. Кажется, городскому голове уже доложили!

Топот конских копыт, который я уловил несколько мгновений назад, нарастал, и вскоре на дороге, ведущей к городу, появился отряд всадников. В кормовой надстройке «Бочки» распахнулся люк, и на палубу выскочил голый по пояс и почему-то потный Архимед Аннунакис.

— Быстрее же, господа хорошие! Нy что вы еле двигаетесь, ей-богу, словно мухи осенние! Надо успеть от берега отойти, а то ж они стрельбу откроют!

Мы поспешно завели на корабль коней, Николас убрал сходни, а Андрэ привычно навалился на блок, поднимая якорь. Всадники тем временем уже выехали на пристань и продолжали гнать лошадей.

—Якорь чист! — гордо отрапортовал Андрэ, умудрившийся запомнить эту фразу на «Санта Вазелине».

— Руби концы! — крикнул откуда-то из надстройки Архимед. Я заметил, что мельничные колеса начали вращаться слишком быстро, чтобы объяснить это действием морских волн. Корабль весь подался всторону открытого моря, канат натянулся и завибрировал.

Николас рубанул кинжалом, но лезвие отскочило, перерубив всего несколько на совесть просмоленных волокон. Всадники приближались, явно намереваясь заставить лошадей перескочить на палубу. Коллет пробормотала под нос что-то очень похожее на ругательство и выбросила вперед руки. Порыв ураганно-

го ветра притормозил погоню, но самые упорные все же доскакали до края пристани, лошади послушно прыгнули, но Андрэ уже подоспел на помощь ярлу. Одним ударом он перерубил канат, загнав мачете на ладонь в борт. В тот же момент вращение колес ускорилось — и корабль рванул с места. Вслед неслись проклятия бултыхающихся в воде стражников.

— Ух ты! — выдохнул Андрэ со счастливой улыбкой.— Он сам плывет! Сам по себе!

— Не совсем,— хмыкнула Коллет, наблюдая за вращением колес— Кажется, я понимаю принцип, на основе которого построено это судно.

— Неужели? — Архимед появился из люка уже не полуголый, а в обычной матросской одежде.— И каков же он, по-вашему, позвольте спросить?

— Надо отдать вам должное — он гениален, хотя и прост! Удивительно, что до вас это никому не пришло в голову. Как я понимаю, колеса соединены единым валом, имеющим двойной изгиб в центре — в том самом медном котле, о котором вы упоминали...

— Ну схема, конечно, упрощенная, но я приятно удивлен, встретив в красивой барышне еще и подобную проницательность в механике!

— О, главное было увидеть колеса! — зарделась от комплимента Коллет.— Об остальном нетрудно догадаться. На противоположных сторонах изгибов запечатаны духи воды. А в топке постоянно поддерживается огонь. Поскольку эта стихия враждебна духам воды, они стремятся оказаться от нее как можно дальше, но из-за формы вала то один, то другой дух обязательно оказывается рядом с огнем. Пытаясь удалиться от огня, они вращают вал, а тот передает вращение колесам. Вот видите — ничего сложного!

— Э-э-э... да, действительно. Пойду, пожалуй проверю, как там... гм... духи воды.

—Что это с ним? — Николас посмотрел вслед изобретателю.— Что ты ему такого сказала?

— Не знаю,— растерянно развела руками Кол лет.— Может быть, не стоило называть его изобретиние простым? Но я ведь в хорошем смысле! Всем известно — чем проще система, тем надежнее. Это основы магии.

— Ну он все-таки не маг,— рассудительно возразил ярл. — Мог и обидеться.

— Да ладно, не переживай! — Я потерся о ногу дамы.— При случае восхитишься какой-нибудь финтифлюшкой на его ненаглядной «Бочке» — он и растает. Изобретатели, они ж как дети.

— Ох ты ж! — спохватился Андрэ.— Забыл ему сказать, что не надо так сильно печь топить! Побегу может, еще успею наш завтрак спасти!

Хотя «Медная Бочка» и поразила наше воображение, отчалив от пристани с невозможной для парусника скоростью, вскоре выяснилось, что пароход так назвал его сам изобретатель — способен развить скорость не более пяти узлов. Это было немного сравнении с хорошим парусником, зато «Бочка» не зависела от ветра и могла держать такую скорость постоянно. Так что в Сан-Текилло мы шли те же восемь дней, которые понадобились бы и более резвому паруснику.

Памятуя о заварушке, невольными зачинщиками которой мы стали, я предпочел бы не возвращаться в этот город. Но Нехренаско-дель-Пупо мы покидали второпях, потому остановка была просто необходима — надо было закупить припасы в дорогу. Из опасения быть узнанными местными властями и вероятности вляпаться снова в какую-нибудь революцию, наш отряд все время стоянки провел на борту. В город отправились только Архимед и Коллет с Николасом. Вместе с ними корабль покинул и Боливар — попрощавшись и пожелав нам удачи. Индеец был абсолютно уверен, что никакие последствия из-за участия в бунте его не ждут. Вернувшись, Коллет подтвердила: за прошедшее время в городе успели произойти еще две революции и одна контрреволюция, так что про ту памятную для нас ночь жители Сан-Текилло благополучно забыли.

На следующее утро «Медная Бочка» покинула гавань Сан-Текилло и взяла курс на Европу.

Запись в путевом дневнике Конрада фон Кота

от 27 августа 16... г. от Р. X.

Десятый день плавания ознаменован был очередным героическим деянием его величества Андрэ Первого Могучего. От превеликого волнения на воде добрый наш ярл вновь впал в тоску и немочь, проводя дни и ночи в посте и молитве, ища утешения в созерцании волн, для чего перегибался сильно через фальшборт и оными волнами едва не был смыт. В печали же и посте пребывал и его величество, скорбя из-за скверной пищи, коей вынуждены довольствоваться его верные подданные и он сам. Дабы развеяться, его величество совершал променад вдоль борта, где и узрел борющегося с волнами Николаса Бокомялле. Ведомый неусыпной заботой о подданных и просто любовью к ближнему, король бросился на помощь ярлу и своей могучей дланью отринул несчастного от борта. Однако же сии испытания духа и тела, видимо, сочтены были Провидением недостаточными, и приумножены были печали наши, и без того немалые.

Примечание на полях. Запретить Николасу Бокомялле бывать на палубе, не будучи привязанным за пояс или ногу к кнехту или другой закрепленной детали корабля. По прибытии в Бублинг выделить оному Николасу Бокомялле из казны денег на вставление двух зубов червонного золота на место выбитых его величеством в момент совершения героического деяния.

— А чего я? Чего я-то? — обиженно надулся Андрэ.— Я ж ему, можно сказать, в натуре, жизнь спас!

— Если подходить к вопросу без излишней мелочности,— грустно вздохнул Николас, машинально ощупывая пальцем осиротевшие десны,— его величество меня действительно спас. Я бы даже отметил, что успеть в такой ситуации поймать меня за щиколотку требовало завидной скорости — как мысли, так и тела. Правда, я не совсем понимаю, зачем после этого было бить меня головой об палубу, но, чтобы не показаться неблагодарной скотиной, я этот вопрос опускаю.

— Дык чего там непонятного? — развел руками король.— Эт чтобы вода из тебя вышла.

— Какая вода? — опешил Николас.

— Которой наглотался! Человек, он ведь от чего тонет? От того, что в воду попадает и много ее в себя выпивает. Вот чтобы утопленника спасти, надо из его нутра воду эту вытрясти.

— Но я еще не успел утонуть!

— А если бы успел? Я же не лекарь — откуда мне знать? Вижу — ты за борт падаешь, значит, тонешь, правильно? Правильно! А раз тонешь, значит, вода

тебя в нутре может быть. Правильно? А значит, ее надо вытрясти! Я тебя потому за ноги взял и трясти стал — верный способ! А что об палубу головой стукнул, за то извини — не рассчитал, уж больно ты длинный!