– Надо сочинить пьесу про то, как один мальчик… короче, ему очень понравилась одна девочка. А эта девочка любила совсем другого мальчика и о том, первом, мальчике даже не думала…

– Старо, – скептически помотал головой Поленов. – Старо, как мир. Называется классический любовный треугольник – он любит ее, она любит космонавта. Такое во всех книгах описывается. Вообще-то, конечно, у нас в репертуаре есть кое-что похожее, а комедии вот хорошей нет. Надо что-то такое веселое, чтобы всем было знакомо и всем было смешно…

– Точно, масса, – из соседней повозки высунулась голова Ростика. – Нужно что-нибудь смешное, чтобы все смеялись. У гномов тяжелая жизнь, им надо много смеяться…

Тут в голову Зимина пришла забавная идея.

– Предлагаю вам поставить такую пьесу. «Благородный рыцарь Сигизмунд, или Побивание камнями в роще», – сказал он. – Сюжет такой. Благородный рыцарь с целью пополнить пищевые ресурсы приближается к пуэбло гномов. Он въезжает в деревню, весь такой гордый, весь такой важный, а гномы обстреливают его камнями, побивают палками и изгоняют с позором, лишив коня, доспехов и самоуважения.

– Хорошая идея, я подумаю, – согласился Поленов. – И смешно, и экшн есть. А главное, что на злобу дня.

Поленов думал тогда до вечера, а вечером труппа приступила к первым репетициям. Пьеса была незамысловата. Рыцаря играл, конечно, Поленов, доблестных гномов изображали гномы. Весь вечер гномы бегали за Поленовым с палками и лупцевали его совершенно безжалостно, рыцарь жалко орал, ойкал и вздевал к небу руки. Выглядело это на самом деле смешно, Зимин, во всяком случае, смеялся.

Репетиции спектакля «Благородный рыцарь Сигизмунд, или Побивание камнями в роще» захватили всю труппу, особенно гномов. Теперь, в свободное от повторных прогонов основной постановки время, Поленов, Костик и Ростик занимались «Побиванием благородного рыцаря в роще», а Зимин присматривал за лошадьми, варил в котле днем картошку, а вечером кашу и следил за звездным небом. Костик и Ростик продолжали репетиции по вечерам и даже на ходу.

Вот и сейчас, управляя повозками, Костик и Ростик продолжали учить текст.

– Получи по мордасам, проклятый воришка! – говорил Костик.

– Получи по пяткам, жадный дурак! – говорил Ростик.

Повозки медленно спускались по спирали. Зимин со страхом поглядывал вниз, высота была громадная, он представлял, что будет, если повозка сорвется. Ничего хорошего.

Постепенно начались гномовские домики. Домики были слеплены из глины и покрыты желтой соломой и тоже спускались вниз по спирали. Гномы не высовывались из домиков, вообще казалось, что поселение вымерло. Зимин даже насторожился, но Поленов сказал, что ничего необычного нет, до вечера гномы будут работать, а вечером все сбегутся на главную площадку пуэбло, она рядом с озером. А до вечера можно отдохнуть.

– Можно уже прямо сейчас начать отдыхать, – посоветовал Поленов. – Мы будем долго туда спускаться, часа два, наверное…

Зимин посмотрел вниз.

Спускаться было интересно, но и спать тоже хотелось, езда в повозке укачивала и успокаивала, поэтому Зимин устроился в соломе между реквизитом и уснул. За время пребывания в Стране Мечты Зимин усвоил простое правило: если есть возможность поспать, надо спать.

И он уснул и не увидел снов.

Проснулся Зимин от криков. Сначала он решил было, что опять началась какая-нибудь заваруха, и даже стал оглядываться в поисках какого-нибудь оружия…

Но потом Зимин услышал, что крики отнюдь не воинственные, а скорее радостные. Он выбрался из соломы и выглянул наружу.

Повозка стояла на главной площади поселения, напротив озера. На площади был сооружен невысокий помост из старых ящиков. По краям помоста торчали жаровни с горящим хворостом – на улице было уже достаточно темно. Вокруг чернела толпа гномов. Гномы были серьезные и молчаливые.

На помосте разворачивался спектакль.

В правом углу помоста размещалась сколоченная из ящиков конструкция, которая изображала дом и балкон. Под балконом стоял гном. На гноме топорщилась детская рубашечка в белый горошек, маленькие сапожки и детский берет с гигантским гусиным пером.

Гном стоял не просто так, гном стоял со шпагой. Зимин узнал шпагу с морским змеем и кашалотом, видимо, Поленов одолжил ее на время представления.

Шпага была в два раза длиннее самого гнома, но, как ни странно, торжественности обстановки это не портило. Гном держал шпагу коромыслом, на плечах.

Другой гном, стоящий на балконе, был обряжен в вечернее платье, сделанное из кружевной занавески. В дырки кружев проглядывала унылая гномовская шкура серого цвета, и это Зимина весьма позабавило.

Но гномы не считали происходящее забавным, они следили за действием серьезно и с напряжением.

– Я перебрался чрез забор, – сказал гном в берете и вывернул губу внутрь, отчего Зимин понял, что это Костик. – Закрылками любви сюда я перенесся.

– Приди ко мне, Ромео, – сказал гном в занавеске. – Томлюсь, томлюсь.

– Томлюсь и я, однако, тяжкой страстью, – ответствовал Ромео. – Но тут у нас случилась заморочка, о, Джульетта.

– Чего же там, чего? – спрашивала Джульетта.

Конструкция из ящиков пошатывалась, и Джульетта опасливо балансировала руками. Ромео со шпагой поддерживал ящики снизу. И отвечал:

– Там чуваки на мя в лесу напали скопом. Но я не промах парень, я бретер [61].

Ромео взмахнул шпагой так широко, что едва не отсек нос стоявшей на ящиках Джульетте. Зрители ойкнули, Джульетта закрыла глаза, ящики заскрипели.

– Трех человек убил одним ударом, – сказал Ромео. – Рассек от кадыка и до седалищного нерва, средь них твой брат. Мне показалось, был вторым он.

– Как? Как мой брат?

– Двоюродный, наверное. Любимец твоего отца, его наперсник.

– Печально, – отвечала Джульетта. – Мы частенько с ним резались в лапту, и в го, и в бабки.

Зимин, как уже говорилось выше, был не очень знаком с театральной классикой, но по некоторым приметам он опознал, что это «Ромео и Джульетта».

– Бежим с тобой, подруга, в Арканзас, – Ромео воздел руки. – И будем жить там в мире и достатке. Устроим огород, паслен, оливки, грядки сикомор, посадим кучно все и станем наблюдать.

– Бежим! – согласилась Джульетта. – Я буду день и ночь работать с шелкопрядом…

Она сбросила свою занавеску, Ромео дернул за нее, и Джульетта обрушилась вниз вместе с балконом. Но Ромео был силен и смог поймать свою избранницу, балкон же отбросил в толпу.

Они обнялись и, взявшись за руки, весело, с подскоками направились к натянутому в противоположном углу занавесу. Но не дошли. Остановились. Потому что из-за занавеса послышался тяжелый грохот.

– Шаги! – воскликнул Ромео, он же Костик. – Чу, слышу поступь мавра!

– Кого, кого?

– Идет! – затрясся коленями Ромео. – Идет за мной! О, мавр, страшны твои шаги!

– Кто? Кто, Ромео мой прекрасный?

– Отелло! Он – маньяк! Девятый день назад убил он Леопольдо, в ушную полость влил настой из лебеды. Грозился и меня, но я был быстр ногами, и между нами заводь пролегла.

– За что? За что? За что тебя он ненавидит?

– Отец мой и его отец товарищами были, и как-то раз они вступили в темный лес, в дубраву, где произрастают ели. Увидели горшок, набитый серебром, из-за него пустились в спор жестокий. И мой отец разбил его отцу чело. С тех пор семейства наши во вражде. Отелло же поклялся истреблять нас во всех средах, на суше, и на море, и в эфире, везде, где встретит нас, и слово держит он. И он идет!

– Бежим! – И Джульетта потащила Ромео в другую сторону.

– Поздняк! – Ромео закрыл глаза. – Поздняк. Настиг он нас, пришла она – погибель!

Топот стих. Занавес распахнулся. На сцену вышел Поленов. Поленов был страшен. На нем была деревянная бочка. Из бочки торчали руки. В одной руке был огромный мешок, в другой – несоразмерный топор. На голове – ящик, выкрашенный черной краской. Поленов потряс топором.