Впрочем, вокруг ничего не происходило до самого вечера.

Солнце уже клонилось к закату, когда староста наконец соизволил покинуть дом. Судя по сочному цвету лица и особой плавности и гибкости движений, все это время Демьен подбадривал себя можжевеловой настойкой. К настоящему моменту душевное его состояние явно достигло того ключевого пункта, когда подвигов еще хочется, а здраво оценить их последствия уже не очень получается. Обычно когда такого состояния достигают собутыльники в кабаке, неизбежно вспыхивает драка. Но старосте подраться было не с кем, потому он ограничился нелестными замечаниями относительно неких абстрактных недоброжелателей, которым было грозно обещано что-то показать. Пошатавшись по двору, Демьен отпустил вооруженных крестьян, охранявших двери погреба, наказав вызвать на смену Жака-шорника и Филиппа-мясника.

Искомые «герои» явились незамедлительно – похоже, староста руководил в деревне железной рукой. Впрочем, на воинских качествах «охраны» это никак не сказалось. Глядя на двух сонных мужиков в плохо сидящих разрозненных деталях давно устаревших лат, на ум приходили разные эпитеты, но ни «грозный», ни «воин» среди них не было. Вооружены оба были примерно одинаково – переделанными из кос алебардами и охотничьими луками. У Филиппа к тому же на поясе висел устрашающих размеров тесак. Видимо, в силу профессии мясник считался наиболее близким к воинскому ремеслу человеком, хотя выражение уныния на его лице свидетельствовало, что сам он вовсе так не считает и с удовольствием бы провел предстоящую ночь дома. Демьен раздал путаные распоряжения и скрылся в доме, а я перебрался поближе к дверям. Пока мне было совершенно непонятно, как староста собирается проникнуть в погреб и вывести Булыгу в сад прямо на глазах у двух свидетелей. Устроившись прямо за спинами «стражников», я прислушался. Поначалу разговор шел о вещах, несомненно близких обоим селянам. Но вот лично мне обсуждение отличия местного пива от пива в Либерхоффе показалось как-то не особо увлекательным. Однако, как я и предполагал, разговор в конце концов свернул на личность охраняемого разбойника.

– А чё, ты как кумекаешь, он приперся-то? Жак выразительно покосился на массивную подвальную дверь. – Скока лет из лесу не казался, а тут – нате вам! Чо хотел-то?

– Хрен его знает. – Филипп сделал тупое лицо, обстоятельно обдумывая вопрос соратника, но ничего, видимо, не придумал и, многозначительно подняв палец, повторил: – Хрен его знает. У него и сразу-то мозги набекрень были, когда еще тока пришел. Помнишь?

– Помню, а то! Только знаешь чё… вот не верю я.

– Во что?

– Ну это… Не убивал Андрэ старика! – понизив голос и опасливо посматривая на дом старосты, выпалил Жак. – Не верю!

– Тихо ты! – Филипп огляделся. – В то мало кто верит. С чего бы ему старика жизни лишать? Староста ему заместо отца был. И кому он поперек горла стоял – про то всем ведомо. Только все молчат. Да и тебе лучше помолчать. Тебе этот недоумок что – брат или сват?

– Да я чё? Мне же просто интересно – чего он вернулся-то? Вдруг решил рассказать, как оно все было на самом деле?

– Ну и что? Кто его слушать будет – разбойника-то? Да и кому эта правда нужна? Разве что Ансельм опять бучу поднимет, он давно на место старосты метит. Только кишка у него тонка. Покричат, поспорят и быстренько Андрэ вздернут, чтобы воду не мутил…

Так-так, кое-что прояснилось. Как я и предположил, у старосты рыльце в пушку… Не иначе как сам он старосту и убил, а потом каким-то образом вину на Андрэ свалил. Что, если вспомнить невеликий ум разбойника, было делом не особенно трудным. А теперь, когда я, можно сказать, привел бедолагу прямо в руки Демьену, он его наверняка убьет как опасного свидетеля. Правда, остается непонятным главное – как он собирается провернуть это маленькое дельце?

Не успел я об этом подумать, как заметил какое-то шевеление у задней стены дома. Сумерки уже сгустились настолько, что занятые разговором «стражники» ничего не заметили, а вот мне отлично были видны две грузные фигуры, крадущиеся прочь от дома. Проклятье! Конечно же из дома должен быть еще один ход в погреб! Не станет же хозяйка бегать через улицу каждый раз, когда на кухне понадобится что-то из запасов. Как я мог не подумать о такой простой возможности?!

Я метнулся вслед за беглецами, в несколько прыжков догнал их и пристроился в арьергарде. Первым крался Демьен, за ним, след в след, с неожиданной для такого амбала сноровкой – Андрэ. Отойдя шагов на двадцать от дома, староста остановился.

– Ну все, Андрэ, дальше ты сам…

– Спасибо, Демьен! – Булыга растроганно шмыгнул носом. – Демьен добрый. Приходи в лес – зажарю оленя!

– Спасибо, Андрэ… Ну ступай, а то еще увидит кто.

Булыга беспечно повернулся к своему «спасителю» спиной. Староста немедленно вытащил из-под полы стрелу и уж было воткнул ее под лопатку Булыге, но тот каким-то звериным чутьем уловил опасность и успел отшатнуться, расплатившись лишь царапиной на боку.

– Ты эта… зачем эта? – Лицо Андрэ выражало только недоумение и детскую обиду. – Ты же сам отпустил!

– Зачем? – зло прошипел сквозь зубы староста, примериваясь для нового удара. – А ты зачем приперся? Сидел себе в лесу, никто тебя не трогал. Так нет же, тебе справедливости захотелось! Вот и будет тебе сейчас справедливость!

Булыга превосходил старосту и ростом, и сложением, но за исход их поединка я бы не поручился – Андрэ был растерян, обижен и явно не настроен драться. Тут со стороны дома донесся пронзительный женский крик:

– Помогите!

Андрэ вздрогнул и на мгновение отвлекся от противника, чем староста и не преминул воспользоваться: бросившись на Булыгу, ударил его плечом в грудь так, что отчетливо затрещали ребра. Оба покатились по земле, ломая кусты.

– Вор! Убийца! – не унималась жена старосты. – Сбежал! Да не стойте же вы пнями! Ловите его! Стреляйте!

– Куда стрелять-то? – рассудительно возразил Филипп. – Не видно же ни зги.

– На звук стреляйте! Слышите – вон он через сад ломится! Ну что за мужики пошли! Дай сюда лук!

Демьен между тем сумел подмять Булыгу и примерился уже воткнуть ему стрелу в шею, когда я решил, что пора вмешаться.

– Ну хватит. Поиграли, силой померились – и хорош. Пока до смертоубийства не дошло… Хватит, я сказал! – Мне пришлось все-таки привлечь к себе внимание, со всей силы вонзив когти в толстую ляжку старосты.

Демьен взревел, выронил стрелу и очумело заозирался – в сумерках-то меня непросто было рассмотреть.

– Я здесь, – терпеливо произнес я. – Опусти глаза ниже, Демьен. Видишь меня? Это я с тобой разговариваю…

– Хозяин! – радостно прокомментировал мое появление Андрэ. – Господин черт, я уж думал, вы меня бросили!

Реакция старосты была предсказуема. В обморок он, правда, не упал и даже напротив – очень резво вскочил на ноги и вломился в кустарник, подвывая от ужаса. Над нашими головами немедленно засвистели стрелы – похоже, жена старосты завладела-таки луком.

– Хозяин… эта… жизнь мне… никогда не забуду!

– Спасибо скажешь потом, – оборвал я косноязычные благодарности Булыги. – Надо нам сматываться побыстрее, а то сейчас тут вся деревня соберется. А я как-то недолюбливаю ночную охоту с факелами и собаками. Особенно когда охотятся на меня.

В человеческом теле мне было бы ни за что не отыскать кусты, в которые днем запрятал вещи – в темноте все казалось не таким, как днем. Помог кошачий нюх – я и не замечал раньше, что мои сапоги так омерзительно сильно пахнут. Рядом не менее отчетливо пахло потом, чесноком и свежей кровью. Впрочем, Демьена не нужно было искать по запаху – он шумно ворочался на земле и жалобно стонал, пытаясь вытащить торчащую из ягодицы стрелу.

– Надо же, а она неплохо стреляет вслепую! – восхитился я, разглядывая эту картину.

Демьен испуганно умолк, безуспешно стараясь слиться с окружающими кустами.

– Да ладно, не трясись так. Я не по твою душу… пока. – Мне показалось забавным слегка попугать старосту. – Но если и дальше будешь жить без стыда и совести – мы скоро встретимся.