Кожа прильнула к коже. Дыхание сплелось с дыханием. Все мои грехи исчезают в стуке его сердца.

Здесь и сейчас есть только я и он.

В разрушенном мире и этого достаточно.

Алая рана зари разрезает синюю ночь. Занимается утро. Джек останавливает Гермеса у колючего дерева. Мы на востоке, вдали от Звездной дорожки. Я прижимаюсь к спине Джека. Келл мирно стоит позади. В березовой роще заливается дрозд, приветствует утро, будто знает, что каждый рассвет — чудо. Мир вокруг замер.

Мы не двигаемся. Не хотим нарушать мерцающий миг на краю времени. Мое сердце стучит в такт сердцу Джека. Мое дыхание сливается с его дыханием. Вокруг медленно и бесшумно, будто цветок, распускается день.

— Вот, я ныне отхожу в путь всей земли,[6] — шепчет Джек.

По дороге от Колодезной башни мы не сказали друг другу ни слова. Будто хотели украдкой сбежать от этой жизни.

— Женщину, которая меня вырастила, — продолжает Джек, — часто приглашали к умирающим. Проводить их в последний путь. Она когда глаза им закрывала, всегда это говорила.

— А скажи еще раз, — прошу я. — Так красиво…

— Вот, я ныне отхожу в путь всей земли. — Джек вздыхает. — А что, в такой денек и умереть не жалко.

Мы слушаем заливистые трели дрозда. Воздух сладкий, будто ручей в сосновом бору. Нерон каркает с ветки, тоже с солнцем здоровается. Пусть и немудреная у ворона песенка, зато от чистого сердца.

День набирает силу. Джек спрыгивает с Гермеса, отвязывает Келла. Я снимаю Джекову куртку, возвращаю ему. Наше время истекло.

Он прежде о своем детстве никогда не рассказывал. Мне хочется узнать про него побольше. Про женщину, которая его вырастила. Как ее зовут, жива ли она. Что случилось с его родителями. Он про меня много знает, а мне про него ничего не известно. Впрочем, это не важно. Какая разница?

Джек касается Сердечного камня у меня на груди. Улыбается своей кривой ухмылочкой. Я перед ней устоять не могу.

— И как он только не сгорает, — говорит он. — Ну что, ночью в Эдемов дом отправимся?

— Ага, — киваю я. — Я Нерона пришлю.

Протягиваю ему руку. Сама не знаю зачем. Хочу коснуться. Поцеловать. Сказать что-нибудь на прощание.

Он берет мою ладонь, склоняет голову, целует.

— До свидания, Саба.

Джек вскакивает на коня и направляется на север.

А я еду в Звездную дорожку, где меня ждут.

Перед рассветом Эмми вскарабкалась на высокую сосну у ограды Эдемова дома. С другой стороны, у самой колючей проволоки, разбиты грядки. Эмми спряталась среди ветвей, вжалась в ствол. Она решила выглядывать, высматривать и выслушивать, чтобы сделать то, чего, кроме нее, никто сделать не сможет. А потом она улучит подходящий случай и сделает как надо.

Мальчишки и девчонки вышли из хижин, гуськом побрели к длинному низенькому бараку. С полсотни человек, не меньше. Самых разных возрастов. Самому младшему года четыре. Тем, кто постарше, — двенадцать или тринадцать лет. У некоторых девчонок уже груди наметились. Эмми никогда прежде так много детей в одном месте не видела. Их всех из семей украли. Эмми знала, каково это.

Из барака раздался стук ложек по жестянкам. Время завтракать. Эмми съела крапивную лепешку и стала ждать, пока завтрак в Эдемовом доме закончится.

Наконец дети высыпали во двор. Какой-то человек — не тонтон — выдул из свистка звонкую трель, велел всем разбиться на отряды. Все закричали «Да здравствует Указующий путь!» и разошлись своими делами заниматься. Кто за домашней скотиной ухаживал, кто крышу чинил, кто уток у пруда кормил. Дети носили воду, мыли полы, строили сарайчик во дворе. Иногда появлялись тонтоны, но их было немного. Другие взрослые, как мужчина со свистком, работали с детьми, учили, как правильно работу выполнять.

Ребята с мотыгами, лопатами и ведрами пришли к грядкам у колючей проволоки. Начали сорняки пропалывать, землю копать и граблями разравнивать.

Эмми к одной девчонке присмотрелась. С виду ровесница, крепкая, коренастая. На руке цифры вытатуированы, как у всех остальных. Рыжие волосы в тугую косу заплетены. Карие глаза по сторонам поглядывают. Чего она ищет? Может, ждет чего?

Девчонка остановилась, лоб наморщила. Повернулась к лесу, посмотрела на деревья, будто учуяла, что за ней следят. Стала грядку мотыжить, к самой ограде подошла. Зыркнула по сторонам, убедилась, что никто не заметил, швырнула через колючую проволоку стебель травы-лебеды.

Сорняк упал рядом с высокой сосной. Эмми затаила дыхание. Нет ли какого подвоха? А вдруг это ловушка? Она сорвала с ветки шишку, прижала к груди. Сердце бешено забилось. Как бы поступила Эмми из Города Надежды? Та, что испытала и страх, и побои?

Эмми швырнула шишку к ногам рыжей девчонки.

Та посмотрела на шишку, украдкой поглядела вверх, на сосну.

Эмми скинула еще одну шишку.

— Кто там? — прошептала рыжая.

— Меня Эмми зовут. Я помочь пришла.

— А я Нелл, — ответила девчонка и снова взялась за мотыгу. — Пока на нас не смотрят, можно поговорить, только тихо. Мне отсюда выбираться надо, Эмми. Родителей найти. Ты правда можешь мне помочь?

— Я вам всем помогу, — ответила Эмми и внимательно оглядела ограду из колючей проволоки.

Надо же, какую клетку для детей соорудили! Ограда высокая, частая, с острыми колючками. На такую не взберешься. А в Городе Надежды Саба вскарабкалась по прутьям клетки изнутри. И сбежала. С боем.

— Слушай, а больно, когда татуировку делают? — спросила Эмми.

— Терпимо, — ответила Нелл.

— Ну ладно, — вздохнула Эмми. — Только поклянись, что ни за что меня не выдашь. Сплюнь слюной и дай слово.

— Вот тебе слово! — Нелл сплюнула. — А что ты делать собираешься?

— Увидишь, — ответила Эмми.

Она слезла по шершавому стволу, бесшумно скользнула в чащу и, держась близ ограды, побежала между деревьев. Наконец песни земли вывели ее к дороге. К самым воротам Эдемова дома.

Ботинки так и висели у Эмми на шее. Охранник шел вдоль ограды, уходил от ворот. Эмми ухватилась за створку и затрясла ее. Тонтон прибежал, наставил на нее огнестрел. Эмми подняла над головой дрожащие руки. В животе екало. Она же маленькая. Тонтоны подумают, что она боится. На самом деле Эмми нисколечко не боялась, дрожала от волнения.

Ее в плен брали дважды. Сперва Пинчи в Городе Надежды, а потом тонтоны в Возрождении. Оба раза она выжила, стала сильнее и сбежала. Она не просто сестра Ангела Смерти. Она Вольный Ястреб. Боец за свободу и справедливость.

Охранник открыл ворота. Эмми поднесла кулак к груди.

— Да здравствует Указующий путь! — сказала она.

И ее впустили в Эдемов дом.

Вот как.

Вот оно — то, чего никто, кроме Эмми, сделать не мог.

Совсем скоро еще что-то случится. Громадная встряска. Саба обещала. А Эмми пока будет выслушивать, выглядывать и выслеживать. Она все разузнает. Дождется. И как только Саба даст знать, Эмми будет готова.

В Звездной дорожке на удивление тихо. Следопыт выбегает мне навстречу. Я окликаю товарищей, но никто не отзывается. В сарайчиках пусто. Пег нигде не видать, только птички щебечут в клетках.

— Лу! Эмми! — кричу я.

На дорожках между кучами хлама нет никого. Груды обломков все видят, но молчат, рассказывать ничего не хотят.

— Куда они все подевались? — спрашиваю я Следопыта. — Эмми! Лу! Черт возьми, где вы?

Во дворе висит колокольчик. Дергаю за веревку, поднимаю трезвон. Нерон кружит в небе, высматривает товарищей, громко каркает. Тут во двор выходит Лу, насвистывает песенку, несет ведро воды.

— Чего шумишь? — спрашивает он.

— Я вас зову-зову, никак не дозовусь. Где все?