Томмо никогда Нерона в беду не даст. Он всякое зверье любит, хотя к людям настороженно относится. Не доверяет. Понятно почему. Звери не то что люди, его глухоту в укор ему не ставят. Он со зверьем всегда по-доброму, ласково. Даже когда охотится, всегда им спасибо говорит, братьями зовет. А я его обманула. Обидела. Неужели он разобиделся и на такое решился?

Я спросила Пег, где Слим. Она только рукой махнула в сторону орешника, мол, некогда ей разговоры разговаривать, надо всякий хлам в телегу грузить. Вот я и иду в ореховую рощицу, стараюсь себя успокоить. Не хочу показывать, что беда стряслась. Может, неправда все это. Может, я ошибаюсь. Надо прежде со Слимом поговорить.

Слим учит Эмми стрелять из лука. Солнце заливает их нежным золотистым светом, смотреть приятно. Старик и девочка. Во мне воспоминание шевелится, замирает. Со мной тоже так было… нет, не со мной. Это я на стене в белой комнате видела. Старик с девочкой смеются, солнышко им светит ласково. Только тот мир давным-давно исчез. А я украдкой эту картинку присвою, сделаю воспоминанием из моей жизни, никто и не догадается.

— Отличный выстрел, Эмми, — говорю я.

— Эх, жаль, Джек не видит, — застенчиво улыбается сестренка. — Он всегда говорил, что я целюсь хорошо. Я пока плохо стреляю, но у меня учитель самый лучший.

Она льнет к Слиму, он ерошит ее волосы.

Видно, он давно ей взялся помогать. А я и не знала. Сердце екает: надо было мне самой сестренку научить, только не до того было.

— Скажи, ты в кроличьей норе эту бечевку нашла? — Я показываю Эмми обрывок.

— Не знаю, — говорит она. — Я ее сразу тебе отдала, а ты в карман засунула. А чего сейчас спрашиваешь?

— Да так, просто вспомнилось. Посмотри хорошенько, Эмми.

Она разглядывает бечевку, морщит лоб.

— Ну, похожа. Грязная. Видно, что завязывали. Потрепанная. Точнее сказать не могу, темно ведь было, — вздыхает она.

Я отбираю у Эмми обрывок.

— Ладно, учись дальше. Еще чуть-чуть, и лучше меня станешь стрелять.

— Скажешь тоже, — улыбается она, осторожно поворачивается к мишени, старательно вскидывает лук и начинает стрелять.

В руках у нее силы прибавилось, мускулы появились. Джек прав, у моей сестренки великолепный глазомер. И целится она верно, хотя кажется, что из воздуха слеплена.

Слим догадывается, что я хочу с ним поговорить, мне даже кивать ему не надо. Он отходит со мной подальше в чащу, чтобы Эмми нас не подслушала. Я достаю моток крапивной бечевки и обрывок, показываю Слиму.

— Как, по-твоему… — начинаю я.

Он долго разглядывает бечеву, потом пристально глядит на меня.

— Обрывок, которым Нерона связали, отрезали от этого мотка, — говорит Слим. — Похоже, это для тебя не новость.

Он не знает, как Томмо веревки вьет, а Эмми не приметила.

— Да, не новость. Хотя и не самая лучшая, — вздыхаю я.

— На твоем месте я бы не торопился с выводами, — предупреждает Слим. — С виду все не так, как на самом деле. Может, в этом повинен кто другой.

— Это как же?

— Мало ли кто бечевкой мог одолжиться. Позаимствовать украдкой. Обернуть все так, будто тот, кто веревку свил, и есть виноватый. И не надо глядеть на меня, словно я умом рехнулся. Ты врать не умеешь, миз Смерть, мы все это знаем. Тебе даже со мной не стоит это обсуждать. Мало ли, может, как раз я в этом и виноват.

— Ты меня с толку не сбивай, Слим. Лучше скажи, что мне делать. Пожалуйста, очень тебя прошу.

Он задумчиво смотрит на ветку орешника над головой, чешет подбородок.

— Ладно… — вздыхает он. — Давай со всех сторон это обсудим. Во-первых, какое это сейчас имеет значение? Наш пернатый брат жив и здоров, беды с ним не приключилось, а тебе и без него есть чем заняться.

— Если среди нас кто-то такую каверзу подстроил, то обязательно надо узнать, кто и зачем, — объясняю я. — Мало ли чего еще он украдкой удумает. У нас за спиной. Неприятностей не оберешься.

Мои слова жгут меня хуже всякого яда. Мои товарищи — мои самые близкие люди. Как среди нас может быть предатель?

— Ну, я бы так далеко не заходил, — говорит Слим. — Хотя, с другой стороны… В общем, сделай кое-что. Посоветовать я тебе не могу, придется самой решать, что именно. Но сделай, как решишь, и проследи, что случится. А что-то обязательно случится. Помни, на всякое действие есть противодействие.

— Ага, — киваю я.

— Только не делай поспешных выводов. И никого не обвиняй, что бы ни произошло. Тяни время.

— Нет у нас времени!

Слова тяжело срываются с губ. Нет у нас времени. Падают на землю, убегают на все четыре стороны. На север, на юг, на запад на восток. Не поймать их.

Слим замирает. Потом шумно вздыхает, втягивает в себя нежное тепло дня. Он, будто старый мудрый зверь, чует в воздухе бурю.

— Так я и думал, — вздыхает он. — Сколько осталось?

— До Кровавой луны, — отвечаю я. — Только больше ничего у меня не спрашивай.

— Гм, до Кровавой луны… — повторяет он. — Четыре ночи. Знаешь, Ангел, на твоем месте я бы дал задание и мне тоже.

— Я отправила Эш и Крида за подмогой к Ауриэль, на Змеиную реку. А потом они в Насс-Камп заедут. Ты наверняка со многими из лагеря Ауриэль знаком.

— Да я почти всех их знаю, всю жизнь с ними прожил.

— Нам самые сильные бойцы понадобятся.

— А про Насс-Камп ты хорошо придумала, — говорит Слим. — О нем не сразу догадаются.

— Вот если бы ты с Молли туда поехал, подготовили бы там все, припасы привезли. А то Эш с Кридом усталых и голодных людей в Насс-Камп приведут. Может, и лекарь кому понадобится.

— А потом что ты с ними делать будешь?

— Демало считает, что они не заслуживают жизни в Новом Эдеме. А мы считаем, что заслуживают. Вот мы их назад и приведем. А как они расселятся по Новому Эдему, то у нас будет все, что нужно. Матери и отцы, братья и сестры, новорожденные, соседи и друзья.

— И тогда мы такое устроим… Раскачаем и расшатаем, как ты и обещала, — говорит Слим. — Надеюсь, у тебя есть план.

Мне становится страшно. Я хватаю Слима за руку, прижимаю ее к груди. Он большой. Теплый. Мудрый. Я гляжу на него, и глаза наполняются слезами.

— Эй, ты чего это? — спрашивает он.

— Не знаю… — шепчу я. — Слим, я не знаю, что делать дальше. Вот зачем Ауриэль мне нужна. Прямо сейчас. Она знает, как мне дальше поступать, она это по звездам читает. Времени у нас нет, наш план обязательно должен сработать, иначе…

Я осекаюсь, выпускаю руку Слима, вытираю глаза и нос, перевожу дух.

На лице Слима написаны тревога и озабоченность. Он хочет обнять меня, но я отступаю.

— Ох, деточка, какую ты на себя тяжесть взвалила, — вздыхает он.

— Не жалей меня, не надо, — прошу я. — Я этого не вынесу. Просто скажи мне, что я не ошиблась. Скажи мне, что у нас все получится…

Он сжимает мне руку ладонями.

— Мы все сделаем. Все случится, как задумано, — говорит он. — Я в тебя верю, Ангел. Всегда верил. И не такой уж я и дурак, хотя и выгляжу по-дурацки. — Он целует мне руку. — Ну, тогда мы с Молли в дорогу отправимся.

— Побыстрее, Слим, побыстрее.

Он уходит во двор, оборачивается, машет мне рукой.

— Мы уже почти на месте! — кричит он.

Игра приближается к концу. Знаю, не могу об этом забыть ни на миг. Кровавая луна через четыре ночи. Завтра сегодня будет вчера. Завтров уже почти не осталось.

А один из нас — предатель.

Мы со Следопытом находим Томмо у пруда. Точнее, в пруду. Он купается. Вокруг него солнце отражается от водной глади, от его мокрых черных волос, золотит ему плечи. День такой красивый, что сердце щемит до боли.

Я опускаюсь на траву у берега, плещу по воде. Томмо чувствует волну, оборачивается, видит меня и скрывается под водой, только голова торчит.

— Может, отвернешься? — возмущенно спрашивает он и краснеет до самых ушей.

Я прячу улыбку. Можно подумать, я его ни разу без рубахи не видела. Или без штанов. Он меня тоже нагишом видал. Мы же столько времени вместе живем.