— Тоже мне защитничек, — говорю я ему. — Толку от тебя никакого. Ты зачем Демало на мой след вывел?
Нерон садится мне на колени, запрыгивает на плечо, щиплет ухо. Он всегда так делает, если провинился. Демало ему нравится, хоть Нерон и знает, что зря все это. От собак он мне бы помог отбиться, а вот Демало вреда ни за что не причинит и псам его тоже. Эх, мне б самой с этим разобраться, где уж тут ворону!
— Ты за кого заступаешься? — спрашиваю я, обнимаю его и глажу перышки на груди, там, где ястреб Демало его поранил. Рану Демало сам зашил, вот уж месяц как зажила. У Нерона перья начинают отрастать. — Ох, да что там говорить! — вздыхаю я и целую птичью головку. — Сама не знаю, за кого заступаться. У меня на Демало тоже рука не поднимается. Да что же это такое, а?! Ты только никому не рассказывай, ладно?
Нерон согласно каркает. Мой ворон — единственный, с кем я могу поговорить по душам. С остальными нужно держаться настороже. Вожаку не пристало все подробно объяснять, только то, что необходимо. Так меня Слим научил.
Много людей погибнет. Твои близкие. Родные. Сестра. Брат.
— Лу! Божемой, Лу! — вздыхаю я. — Ну конечно. Нерон, пойдем скорее. Нам еще до места встречи добираться. Хоть бы только все целы были.
Я вскакиваю, начинаю собирать вещи. Нерон с недовольным карканьем взлетает.
— Нас уж заждались, наверное, — говорю я. — Эмми небось места себе не находит. Пошли, Нерон.
Ворон притворяется, что не слышит. Засунул клюв под крыло, чешется, букашек ловит. Ничего, он меня нагонит, когда захочет.
Закидываю на плечо котомку и лук, подхожу к дереву, выдергиваю стрелу, что застряла в стволе.
Первый раз в жизни нарочно промазала.
* * *
Ухожу от пруда на север, к месту встречи у Расписной скалы. Иду с опаской, зорко гляжу по сторонам, напряженно прислушиваюсь. Арбалет держу наготове. Вокруг все спокойно. В чаще никаких посторонних звуков, только лес шумит, как ему и положено. Чирикают птички, вздыхает ветерок, деревья качаются, шуршат ветками, потрескивают.
Через пару сотен шагов тревога отпускает. Вдруг я ощущаю какое-то движение за спиной. Хочу обернуться, но в затылок упирается что-то твердое. Я замираю. Мне хорошо знакомо прикосновение арбалета. Выстрел в голову — верная смерть.
— Оружие и котомку я заберу, — произносит женский голос. — А добром не отдашь — прибью, мне не жалко. Бросай на землю арбалет, а потом лук. Не суетись.
Рука у нее не дрожит. Арбалет чуть наклонно упирается мне в затылок. Похоже, она меня выше.
Разжимаю пальцы, мой арбалет падает в листву. От женщины пахнет землей и потом. Голос жесткий, закаленный долгими годами суровой жизни. Что-то мне он напоминает. Я нерешительно медлю.
— Лук, кому говорю! — Она тычет арбалетом мне в затылок, в мягкую ямку у основания черепа.
Скидываю с плеча лук из драгоценного белого дуба, подарок шамана, осторожно отбрасываю в сторону. Следом швыряю колчан со стрелами. Нож в ботинке она, кажется, не заметила.
Не тут-то было. Она стремительно выхватывает мой нож из голенища, а упор арбалета в затылок не ослабевает. Ловкая какая, прям как гремучая змея. И руки длинные.
— Котомку давай! — велит она.
Опускаю котомку на землю.
— Руки за голову!
Я повинуюсь.
— Становись на колени, живо!
Во мне вспыхивает красная ярость, как тогда, на Сосновом холме. Викарий Пинч взял Эмми в плен, а моих друзей тонтоны заманили в ловушку. Я тогда его на коленях умоляла всех пощадить.
— Не встану, — заявляю я.
Она хватает меня за ворот, бьет по ногам. Я падаю на колени. Арбалет все так же упирается в затылок.
— Тебя па не учил приличным манерам? — говорит она.
Знакомые слова. Те же самые. Вспоминаю, как мы с Эмми попали в заветную долину. Густая трава. Хижина у ручья. Миски с жарким из крольчатины. Грубоватая нежность. Нет, не может быть. Это не она.
Над головой раздается громкое карканье, Нерон камнем слетает вниз, бьет крыльями, тычет клювом, рвет когтями. Женщина отступает. Я свободна. Срываюсь с места, оборачиваюсь. Она, она! Марси! Мамина подруга. А мы думали, она померла. Откуда она взялась?
Марси припадает к земле, отбивается от Нерона, прячет голову руками. Седые волосы острижены коротко-коротко, торчат щетиной. На шее железный ошейник. Рабыня.
Нерон кружит над ней, топорщит перья, царапает до крови, того и гляди заклюет.
— Нерон, не смей! — кричу я и отгоняю его подальше. — Хватит, прекрати!
Он взлетает на дерево, сердито косит глазом, каркает.
Марси завалилась на бок, скорчилась. Я присаживаюсь рядом.
— Не бойся, Марси, — говорю я. — Все в порядке. Это я, Саба. Дочка Эллис. Виллем и Эллис с Серебряного озера, помнишь?
Я легонько касаюсь ее руки. А вдруг Марси — тень, призрак? Нет, она настоящая, теплая.
— Мы к тебе приходили, к Кривому ручью, — продолжаю я. — Вот уж полгода как будет. Или больше. Помнишь нас с Эмми? Тонтоны тогда Па убили, а Лу с собой увели. Марси, я Лу отыскала! Мы теперь вместе.
Она медленно разжимает руки.
— Вот, погляди, — говорю я и вытаскиваю из кармана Сердечный камень.
Марси смотрит на меня невидящим взглядом. Ма подарила ей Сердечный камень давным-давно, еще до моего рождения. А потом Марси мне его отдала. Так уж заведено — подарок лучшей подруги вернуть ее дочери.
— Саба? — переспрашивает Марси.
Я помогаю ей подняться, усаживаю у дерева. Она глядит на меня, касается лица заскорузлыми пальцами.
— Не может быть, — вздыхает она.
Слезы щиплют мне глаза. Я улыбаюсь, вешаю Сердечный камень на шею и повторяю любимую присказку Джека:
— Нет ничего невозможного. Невероятно, но вполне возможно. Я теперь это точно знаю.
Это — и многое другое. С нашей прошлой встречи я многому научилась. Марси не сводит с меня умных карих глаз. Я ежусь под ее проницательным взглядом.
— К Кривому ручью приходила наивная девчонка, — говорит она. — Теперь я ее не вижу.
— Дай-ка я тебе помогу, — вздыхаю я и протягиваю ей руку.
Марси поднимается. Мы стоим рядом и оглядываем друг друга с ног до головы.
Она высокая, худощавая, жилистая. Вполне себе живая. И очень мудрая. Марси похожа на старое высокое дерево посреди леса. Живет одна-одинешенька в своем зеленом раю, свободная от всех. Независимая. Красивая, скуластая. Волосы седые, а брови черные. Теперь она совсем исхудала. Подол простой холщовой рубахи истрепался, висит клочьями.
Но дух Марси по-прежнему силен и стоек. Ошейник рабыни она носит с гордостью, будто драгоценное ожерелье Разрушителей.
— Мы решили, что ты померла, — говорю я.
— Ну, почти так и вышло. Мы к мосту подъехали, а какой-то недоумок его взорвать решил. Но я все равно благодарна. У мертвого стражника ключи от кандалов украсть легче. И арбалет тоже. Так что спасибо. Да, кстати… — Она поднимает с земли оброненное оружие.
— Всегда пожалуйста, — говорю я. — Это мы с удовольствием.
Марси удивленно оборачивается.
— Это ты устроила?
— Ага, мы с друзьями постарались. Слушай, мы с ними встречаемся у Расписной скалы, лигах в четырех на север отсюда. Пошли со мной.
Я подбираю свою котомку, лук и арбалет.
— Ладно, постараюсь не отстать, — отвечает Марси. — Ты не беспокойся, если вдруг поспевать не буду. Не задерживайся.
Я гляжу на ее исцарапанные в кровь руки и морщусь.
— Ох, прости Нерона, он увлекся, — вздыхаю я. — Ты как вообще?
— Да все в порядке, — отвечает она.
Обожженную солнцем кожу покрывают тонкие белые шрамы — следы плетей.
— Как тебя поймали? — спрашиваю я.
— Потом расскажу, — говорит Марси. — Пойдем уже. Вдруг они тут еще ошиваются?
Мы с ней берем арбалеты на изготовку. Марси хватает мою котомку, вешает на плечо, угрюмо глядит на меня — мол, не возражай.
— Ну, вперед, — говорит она.
Я свистом подзываю Нерона, и мы торопливо пускаемся в путь. Напряженно прислушиваемся, постоянно озираемся. Мы с Марси идем к месту встречи.